— Какой? — поинтересовалась Молчанова.

— Где огненная шпага Растеряева? — Князь покосился на Молчанову, и мягко стукнул пальцем по столешнице. — Мои люди искали её в твоём особняке, но почему-то не смогли найти.

У Молчановой в животе неприятно стянуло холодом, но она тут же подавила страх, не растерялась.

— Её украли, когда я была за городом, — пояснила она. — Иногда я устаю от кортежей и сопровождения, мне хочется побыть одной. В такие момента я посещаю живописные места за городом. Я задремала на лужайке под деревом, а когда проснулась — шпаги уже не было.

— Любопытно. — Князь трижды стукнул пальцем по столешнице, и жёстче.

В обеденный зал вошли двое слуг. Один убрал тарелку, которая стояла перед князем, а второй положил на их место тряпичный свёрток. Князь жестом попросил слуг уйти, и, когда они удалились, он раскрыл свёрток. Там лежал обломок огненной шпаги.

— Эфес обнаружить не удалось, но вот этот фрагмент был найден законниками в «Куджире», в квартале Гато-Шита, — пояснил князь, достал сигарету из пачки, и закурил. — Ты можешь как-то это прокомментировать? Попрошу не врать. Я очень не люблю, когда люди врут, и твой отец знал, как я реагирую на ложь.

Обломок ещё ни о чём не говорил, пока была надежда выкрутиться.

— Я клянусь, ваше сиятельство. — Молчанова потупила взгляд. — Шпага была украдена.

— Отец… — Волховский-младший попытался вмешаться.

— Молчать! — Грозно крикнул князь, и стукнул кулаком по столу. — Я чуть было не стал относиться к тебе как к собственной дочери. А теперь ты, сидя за моим столом, в моём доме, смеешь врать, и боишься посмотреть мне в глаза?

— Мне страшно, когда вы кричите, — произнесла Молчанова дрожащим голосом. — Поэтому боюсь. Обломок могли выкрасть, чтобы устроить резню. Откуда мне знать, кто и зачем это сделал?

— Я разочарован в тебе, — мягче произнёс князь, вздохнул, и искренне расстроился.

Затем он щёлкнул пальцами, подозвал слугу, и велел:

— Передай дружинникам, чтобы они привели девочку.

— Слушаюсь. — Кивнул слуга, и поспешил удалиться.

Дружинники пришли в составе четырёх человек. Они привели девочку, которую Молчанова спасла в заброшенном здании от малолетних насильников.

— Алевтина, скажите, — князь вежливо обратился к девочке. — Эту милую девушку вы видели в день, когда сбежали из заброшенного здания от насильников, и пришли к законникам? И узнаете ли вы этот клинок?

— Эту. — Девочка отвечала князю, но при этом не отрывала испуганного взгляда от Молчановой. — Клинок узнаю. Им она убила моих… Бывших друзей.

— Ну ты и сучка. — Молчанова прикрыла глаза, и горько усмехнулась. — Стоило тебя прикончить вместе с этими уродами.

У Волховского в груди защемило. «Так Попов был прав?», — подумал он.

— Даже не станешь отмазываться? — спросил князь.

— Смысл? Есть показания свидетеля против меня, экспертиза, которая подтвердила подлинность клинка, и камеры, — ответила Молчанова. — Где-нибудь я точно засветилась, хотя и старалась этого избежать. Вам ведь достаточно лишь подозрения, чтобы убить меня, правда?

— Сообразительная девочка, — с усмешкой произнёс князь. — И, раз ты так хорошо соображаешь, то понимаешь, что тебя ждёт? Террористический акт в «Куджире», дьявольская плантация, использование нектара из демонических цветов, дача ложных показаний, введение следствия в заблуждение, и государственная измена. Осмелюсь предположить, что восемь якудз за городом тоже распотрошила ты, но не буду делать беспочвенных заявлений. В целом, этого списка более чем достаточно для приговора к смертной казни. Ты хотя бы отдавала себе отчёт в своих действиях? Понимала, кому пособничаешь и к чему он стремится?

— Убейте, — безразлично ответила Молчанова, и смело встретила взгляд князя. — Разве человек, из которого папаша сделал куклу Вуду, может бояться смерти? И разве есть смысл жить в вашем мире? В мире алчных, зажравшихся политиканов, которые вливают в массовый разум электората разные сорта дерьма, чтобы удержать власть. В мире глупых людей, которые подчиняются этим правилам. Да лучше не быть никакому миру вообще, чем такому.

Князь с трудом подавил желание пустить меч в ход, и на месте прикончить Молчанову. Её рассуждения казались ему глупыми, бессмысленными, пропитанными ветхим, но опасным подростковым максимализмом.

— Ты понимаешь, кому пособничала, и к чему он стремится? — с нажимом повторил князь.

— Понимаю. — Кивнула Молчанова. — С недавних пор понимаю, и вижу плоды его труда. Он превратит всех вас в пепел.

— Это человек в маске, не так ли? — Сощурился князь. — Именно из-за тебя он оказался в особняке, когда мой сын пришёл туда. Именно из-за тебя состоялась их встреча.

— Не представляю, о ком речь. — Молчанова развела руками.

— Рекомендую заговорить сейчас, — пригрозил князь, встал, и подошёл к Молчановой. — Или я заставлю тебя это сделать.

— Как? — скептически спросила она. — Угрозой смертной казни? Плевать.

— Я разбираюсь в страхе несколько лучше, чем тебе кажется. — Князь рукояткой меча приподнял Молчановой подбородок, но она лишь ухмыльнулась. — В принципе не сложно определить, чего человек боится. А если владеть информацией, и понимать происхождение страха, то всё становится в разы проще. Можно использовать не банальные методы пыток.

У Молчановой мороз по коже прошёлся. Хоть смерть перестала её пугать, после пыток в мастерской на душе остался неизгладимый след. Не хотелось снова испытывать боль, которую князь мог доставить беспрепятственно.

— А ты изменилась в лице. Тебе страшно? Неужели мой замысел так очевиден? — Князь убрал рукоятку от подбородка Молчановой. — Твой отец славно провёл со мной время, и после этого превратился в овощ. Я вытянул душу из его тела задолго до смерти. Можешь не сомневаться — твоя участь будет многократно хуже, если ты не заговоришь по-хорошему.

— Я ничего не знаю, — упиралась Молчанова.

— Ясно, — произнёс князь, и сделал жест дружинникам. — Арестовать её. Мы едем в особняк Молчановых. Алевтину доставьте домой, к родителям.

— Что? — Молчанова встрепенулась. — Зачем нам ехать туда?

Молчанову схватили под руки, и грубо подняли со стула, сомкнули на запястьях наручники. Конвоир толкнул её в спину автомата.

— Иди, — это дружинник. — Сделаешь глупость — получишь по суставам.

Ей стало страшно. Не надо было быть гением, чтобы догадаться, зачем именно князь собирался направиться туда. Она зашагала вперёд, чувствуя слабость в коленях, и воображая, что будет дальше. В мастерской ждали ножи. Тысячи ножей, разных форм, разной остроты.

Самые страшные — с зазубренными лезвиями. От них больнее всего, потому что они скорее рвут плоть, а не режут. Оставляют на теле уродливые, кровоточащие рытвины из разорванных мышц, кожи, и мяса. Бывало так, что зазубринами вырывало вены и жилы, которые переплетениями свисали с руки.

Нет, она не хотела снова этого переживать, потому с надеждой посмотрела на княжича. Однако взгляд Волховского-младшего был направлен в сторону.

— Помоги мне, — попросила она, чувствуя, как на глаза наворачивались слёзы. — Пожалуйста.

А ему нечего было ответить. Ведь он лишь день как начал проникаться к ней симпатией, и вдруг узнал, кто она на самом деле. Ему даже стало жаль, что его подозрения на её счёт всё же оправдались.

Молчанову вывели во двор, грубо затолкнули в служебный внедорожник, и хлопнули дверцей. Она бегло оглядела салон, надеялась найти хоть какую-то лазейку, но из бронированной капсулы было не выбраться. Сердце её билось с удвоенным усилием, мучилось ожиданием неминуемой участи.

Она колотила руками по стеклу, кричала: «Выпустите!», хоть и не видела в этом смысла. Давить на жалость что князю, что дружинникам было бесполезно. Молчанова уже показала себя в дурном свете, всё тайное вскрылось — очевидный факт. Но первобытный страх перед пытками выжег в её мышлении всякую крупицу рациональности. Сидеть на месте бесшумно не получалось.