После дуэли прошли сутки. Новый ликорис в тайном саду Молчановой почти дозрел. Она сидела за столом, скромно пила чай из небольшой чашки, и любовалась рассадой, которая вот-вот должна была зацвести.

На самом деле ликорис — самое неприхотливое растение, способное развиваться быстрее других. Демоны, которых оно призывает, идеально подходят на роль бойцов для штурмовых отрядов. Собственно, именно ими США пользовались чаще всего, когда пытались победить в войне с Русско-японским конгломератом.

Но были и другие, более интересные демоны, которых Молчановой хотелось призвать. Конечно, очень любопытно было прикончить восемь бандитов за один вечер, но ей хотелось убить больше, чтобы быстрее достичь цели.

— А если попробовать не Мечника полуночи, а, например, Аляскинского кислотника? — рассуждала Молчанова. — Интересный экземпляр, как по мне.

— Скука, — ответила она сама себе. — Я люблю, когда металл рассекает плоть и кости, когда в убийстве есть элемент боя.

— Что нас интересует? — Молчанова поставила чашку на столешницу. — Зрелищность конкретной ситуации, или стратегический результат? Мечнику можно сопротивляться, он быстро выдаёт себя и количество жертв может сократиться из-за утраты элемента неожиданности.

— И чем же кислотник лучше? — хмыкнула она. — Это был самый бесполезный демон, который очень редко применялся в войне.

— Потому что условия на войне были другими, — пояснила Молчанова. — И будь ты немного умнее камушка, то поняла бы, что в мирное время демон, способный превращать алкоголь в кислоту, может помочь нам побить все рекорды.

— Это как? — изумлённо спросила Молчанова.

— Легко, — и ухмыльнулась сама себе. — С помощью Мечника полуночи мы убили восемь человек. А с помощью кислотника сможем похоронить, например, тысячу человек всего лишь за ночь. Главное вовремя призвать его в нужном месте.

— Тысячу человек? Это изумительно! Но как? Как мы это сделаем? Это ведь надо не только ходить по квартирам, но и как-то определять, пьют там люди, или не пьют. А может, весь алкоголь в городе превратить в кислоту? Тогда умрёт очень много людей. Очень много. Столько, сколько мы сосчитать не сможем.

— Глупая. Кислотник так не может. Во-первых, он должен быть рядом с человеком в момент превращения, во-вторых, алкоголь уже должен быть в человеке. Во-третьих, требуется энергия человеческой эйфории, во-четвёртых — ингибитор трансформации в виде желудочной кислоты.

— А как же тогда быть?

— Мысли масштабно, — предложила Молчанова. — Где одновременно напивается большое количество людей? Правильно. В ночных клубах. В ночь с пятницы на субботу проходимость средненьких танцевальных заведений необычайно велика. Около двух-трёх тысяч человек. Как минимум около нескольких сотен могут в час пик находиться в одном месте, и все будут в состоянии алкогольного опьянения.

— Какая ты умная, Лизонька! Я бы никогда до такого не додумалась!

— Я знаю, знаю, — засмущалась Молчанова. — Спасибо.

— Но где же нам найти такое заведение?

— Уверена, есть клуб, где собираются якудза. Нужно только его найти.

Внезапно раздался звонок домофона. Молчанова вздрогнула, покинула тайную комнату, и повернула стрелочку компаса, спрятав вход. Кого там ещё принесло? Она терпеть не могла незваных гостей, и думала, что таких наглецов стоило хоронить живьём.

Однако, в экране домофона Молчанова увидела не журналиста, а всего лишь Виталия Попова. Ей едва удалось не скривить от омерзения лицо. Попов казался ей существом настолько жалким, настолько ничтожным, что его не было смысла убивать.

Сначала она не хотела реагировать на звонок, но когда заметила в руках Попова длинную подарочную коробку, ей стало интересно, зачем он притащился.

— Я слушаю. — Сказала Молчанова, нажав кнопку ответа. — Что вы хотите?

— Елизавета Аркадьевна, сударыня, я пришёл… — он вдруг замялся, мысли у него спутались. — Я принёс вам кое-что. И хотел бы вручить… Ну, и поговорить ещё, может…

Попов изо всех сил пытался общаться культурно, пытался не сквернословить, чтобы не произвести дурное впечатление.

— Оставьте на пороге, — велела Молчанова. — Слуги заберут. Я сейчас не готова к личной встрече, но потом мы обязательно пообщаемся.

— Но госпожа, я так рано проснулся, и путь проделал далёкий…

Молчанова хотела пнуть Попова как настойчивую дворнягу, которая выпрашивала объедки. Собственно, именно так она и воспринимала Попова. Не мужчина, а жалкая пародия на мужчину, которую можно рассматривать только в качестве сырьевого придатка.

— Потом мы обязательно пообщаемся, — соврала Молчанова. — Но сейчас я не могу вас встретить.

А что Попов мог сделать? Ничего.

— Хорошо, — покорно согласился Попов. — Я оставлю подарок для вас на пороге, госпожа.

«Господи, да свали ты уже побыстрее! — подумала она, и вообразила, как свернула Попову шею. — Достал!»

Попов расстроился, и хлопнул дверцей, когда сел в машину. Он не понимал, почему Молчанова не обращала на него внимания. Вроде бы, он уже сделал ей столько подарков, столько денег потратил, а она даже не вышла на порог, чтобы встретить его.

«Наверное, она просто сильно занята, — размышлял Попов. — И в следующий раз мы обязательно пообщаемся. Или нет. Не понимаю, почему я ей не нравлюсь. Хотя, может всё очевидно? У Волховского есть кортеж, у неё есть кортеж, а у меня всего лишь автомобиль с водителем».

А может дело в том, что он сам не бросил Растеряеву вызов на дуэль? Не постоял за себя? Может поэтому она избегала его? Такой ход мыслей показался ему логичным, и тогда ситуацию может исправить только одно — настоящее мужское рубилово с отморозками, которые могут убить.

Значит, придётся взять в руки меч, взять пару уроков фехтования у князя Станислава Александровича, а затем совершить подвиг, чтобы Молчанова, наконец, заметила его. Конечно, можно было попросить об уроках у инструктора по фехтованию в Институте, но князь мог научить большему.

«Решено», — Попов вдруг преисполнился уверенностью.

— К Волховскому, — велел Попов водителю.

Его нисколько не смущало, что он планировал заявиться без приглашения. Ему хватало для этого бесцеремонности, да и Волховские нрав Попова воспринимали нормально.

Когда Попов уехал, Молчанова велела слугам принести ей коробку, и решила распаковать подарок в своей комнате. Она аккуратно разрезала ленточку, открыла крышку, и вовсе не удивилась, когда увидела шпагу Растеряева.

Безвкусная вещица, хотя, судя по обилию драгоценных камней, её можно было продать за хорошие деньги.

— Хотя, продавать без умысла мы её не будем, — смекнула Молчанова.

— Да-да, — ответила она себе. — Расскажи.

— Эту шпагу мы отдадим информатору, чтобы он навёл нас на какую-нибудь закрытую вечеринку высокопоставленных якудза. Всё равно из-за них никто не будет особо заморачиваться. Их смерти никого не интересуют, а значит, вероятность попасться многократно снизится.

Тем временем в особняке Растеряевых Растеряев старший бесновался. Молчанов и Растеряев младший сидели на гостевых креслах в рабочем кабинете, и внимательно слушали монолог Растеряева, который так разошёлся, что швырнул в стену хрустальную пепельницу.

— Это позор! — Растеряев старший рявкнул на сына. — Как ты мог проиграть фамильный меч? Как мог уступить этому тщедушному Волховскому? Ты сплошное разочарование, а не сын! Сыновья не должны такими быть!

— Прости, отец, — виновато ответил Растеряев младший.

— Я не разрешал тебе говорить! — Растеряев старший замахнулся на младшего, но не ударил. — Не разрешал извиняться, чёртов гадёныш! Лучше бы ты сдох, чем отдал шпагу!

Растеряев младший хотел сказать, что вернёт шпагу любыми средствами, но не осмелился. Побоялся, что отец рассвирепеет ещё больше.

— Ты бы остыл, мой друг, — спокойно предложил Молчанов. — Это не совсем вина твоего сына.

— Да понимаю я! — вспылил Растеряев старший. — Чёртовы Волховские слишком много себе позволяют! Думают, что раз они владельцы клинков-умбра — им дозволено всё! Но знаешь, что? Моя издательская компания перекачивает не меньше денег, чем заправочная сеть «Волхнефти», однако Царь-Император почему-то отдал власть именно Волховскому! Я знаю, с чем это связано. Это потому, что когда-то Волховский-старший прилюдно сделал из меня посмешище, унизил меня! Грязная свинья и бандит!