— Да, Матвей. Я не буду ещё одного человека оскорблять в беспричинном недоверии.

«Можешь об этом не беспокоиться. Со Львом всё будет хорошо», — клятвенно пообещал он.

— Спасибо, — прошептала я, чувствуя непрошеные слезы.

Собравшись, я выскочила из дому и на метро отправилась в то самое кафе недалеко от агентства. Когда я входила в него, то заметила, что Валентин Яковлевич уже сидел за столиком и пил кофе.

Я подошла к нему, а он не глядя проговорил:

— Вы меня удивили, когда Матвей Васильевич передал вашу просьбу. Я ведь свёл вас с Германом. Что вам нужно от меня?

Присев на стул, я внимательно огляделась. Вокруг люди ели и тихо общались. С прилавка доносился звук работающей кофемашины и процесс взбивания молока. Иногда позвякивал входной колокольчик, оповещая о приходе или уходе посетителя. Главное, тут не находились знакомые для меня люди и никто не обращал на нас внимание.

Убедившись в безопасности, я наклонилась и прошептала:

— Я ведь правильно понимаю, что они вам доверяют. Вы с ними продолжаете сотрудничать, хоть и работаете на Матвея. Поэтому он вас так ценит.

Валентин Яковлевич отставил пустую чашку и серьезно взглянул на меня. Он оценивающе пробежался по моей слегка помятой одежде, собранных в простой хвост волосах и коже лица без тональника и пудры. Затем он отвел взгляд и хмыкнул.

— Вы верно понимаете. Но к чему это?

Карточный домик медленно разрушался. Нужно действовать быстро, пока обломки не упали на голову.

— Мне сегодня позвонила Нинель и сказала, что мой финансист, который до этого заметил дыру в бюджете, роет не туда. И приказала запретить ему вмешиваться не в своё дело. За это мой сын получает первое наказание. А минуту до этого он позвонил мне и сказал, что его из школы забирает опека по анонимному доносу.

— Значит вам угрожали?

— По целому списку людей, — согласно кивнула я. — Но сейчас я не могу встретиться с Германом, но это можете сделать вы. Также вы сможете съездить к Никите — это мой финансист, и забрать у него доказательства.

— Хотите, чтобы я передал их в бюро? — Уточнил он.

— Да.

Я быстро достала из сумочки заготовленный заранее вырванный лист бумаги с номером телефона Никиты и его адресом. Валентин Яковлевич сначала посмотрел на меня, а затем не глядя убрал сложенный листочек во внутренний карман.

— А вы достаточно осторожны и осмотрительны, — заметил он с едва заметной улыбкой. — Как сможете объяснить встречу со мной, если нас увидит кто-то не тот.

— Из-за сына. Матвей помогает мне с опекой. Поэтому встреча с вами выглядит реалистичнее, чем с Германом.

— Логично. Тогда я пошёл? Или вы ещё что-нибудь хотите передать?

Отрицательно мотнув головой, я откинулась на плетеную спинку стула. Начбез молча достал кожаный портмоне и выложил деньги за кофе, затем встал и с высоты своего роста посмотрел на меня.

— Мой вам совет никуда не ходить следующие пару дней. Ваши враги стали активнее и агрессивнее. Никто не знает на что они действительно способны.

— Да я и так уже дома сижу, — воскликнула я. — Это мой первый выход на этой неделе.

— Тогда поезжайте куда-нибудь. Можно даже в другую страну.

— Но зачем? — Нахмурилась я, не понимая зачем такая предосторожность.

Бесспорно все нити тянулись ко мне, но разве я мешала кому-то. Или только одно моё имя отвлекало, а преступников заставляло нервничать. Очень в этом сомневалась. Зачем тогда мне совсем пропадать из виду?

— Всё идет к развязке, — пояснил он. — Вы ведь сообщили про угрозы Герману, — кивнула. — Тогда он проконтролирует, чтобы больше не случалось осечек. Но вы можете невольно помешать ему. Так что отправляйтесь куда-нибудь на несколько дней или даже на неделю. Это мой профессиональный совет, Ксения Валерьевна.

Наклонив голову вместо прощания, Валентин Яковлевич тут же ушёл.

Опустошение. Именно оно первым пришло в мою душу. Уставившись в одну точку, я ничего не замечала вокруг. Люди проходили мимо. Звук отошёл на второй план. Любимый запах жареной арабики не радовал.

Нервы, стресс и напряжение вызывали эмоциональную бурю. Мне казалось, что я превращалась в вулкан или гейзер, который набухал, набухал, набухал, чтобы вскоре взорваться. Это изматывало меня и душило. Но в то же время мир теперь ощущался ярче. Напоминало одышку после спринтерского бега. Мои легкие горели от переизбытка кислорода. Но я чувствовала как энергия била ключом, как жизнь наполнялась смыслом и как эмоции переполняли меня.

Эта буря в душе требовала выхода. Самый простой — слезы. Я коснулась пальцами щек, чувствуя влагу. Не одну-единственную слезинку, а неиссякаемый поток. Схватив пару салфеток со стола, я промокнула ими веки и накрашенные ресницы. Сначала на бумажном платочке появились черные разводы, но потом они намокли и превратились в кашицу.

— Держи платок, — на соседний стул присел взявшийся из ниоткуда Глеб и крепко прижал меня к себе. — Вот держи, он не бумажный надолго хватит.

Я взяла мягкую ткань и промокнула ею щеки, после чего нагло уткнулась в плечо Глеба и не сдерживаясь заплакала. Я выплескивала весь накопившийся страх, недоверие, волнение, любовь. Слезы не останавливались, в то же время мне чудилось, что я уменьшалась в размере.

Глеб нежно провел по моей макушке, слегка притрагиваясь губами к виску, затем его пальцы запутались в моих волосах, окончательно ломая конский хвост. Он шептал ласковые глупости, которые успокаивали, и в какой-то момент я затихла.

— Расскажешь причину такого потопа, — спросил он, когда я отлипла от его плеча.

Метнув в его сторону взгляд, я заметила мокрое пятно на его футболке и грязные разводы от туши. Заметив моё стыдливое выражение лица, Глеб заинтересовано опустил голову, но, обнаружив грязь, он даже не поморщился и не попытался очистить одежду. Потому что его не волновала испорченная футболка. Его волновала лишь я.

— Ксюша?

— Льва забрала опека.

— Это….

— Мне просто нужно ускориться, вот и всё, — успокоила я его? или всё же себя? — Но вдруг я бесполезная.

— Не понял? — Нахмурился Глеб и наклонился ко мне, чтобы лучше разобрать мой шепот.

— Однажды мне сказали, что я разрушаю. Что моя помощь разрушительная. Меня звали Малахитом, а это камень исполнения мечты. И иногда я стараюсь исполнить их мечты. Но вдруг этим я только разрушаю их самих. Разрушаю их судьбу. Всё.

— Что за глупость, — воскликнул Глеб и отстранился, чтобы неверяще уставиться на меня.

— Не глупость, — я перевела на него обреченный взгляд и добавила. — А если я не справлюсь? Как мама, как друг, как владелец? Если моя помощь только покалечит людей.

— Это не может быть правдой, — яростно выпалил Глеб, не глядя на меня.

— Почему?

— Потому что женщина, которую я люблю, — он повернулся ко мне, за подбородок приподнял моё лицо, заставляя наши взгляды пересечься, и продолжил. — Не может быть прокаженной. Я люблю тебя, Ксюша, за твою отзывчивость, хоть ты её упорно скрываешь ото всех. За твоё бесстрашие перед новой волной. Ты восхищаешь и изумляешь меня. Ксюша, ты не можешь приносить несчастье — ведь ты моё счастье. Если другие этого не понимают, то я клянусь тебе, есть другие, которые это видят. Они ценят и любят в тебе это. Ты совершаешь ошибки, как и все. Но ты к тому же осознаешь последствия их, что делают не все. Запомни, ты справишься с любой волной, которая догонит тебя. Потому что ты, моя Ксюша. Ты мой Малахит.

Глеб ошарашил меня. Я могла только пялиться на него, раскрыв рот. Вдобавок он легко убрал руку, державшую меня, тихо встал и ушёл. Он не оглядываясь вышел из кафе, а я неотрывно следила за его стремительным шагом через панорамные окна. У меня отсутствовали силы, чтобы встать или тем более бежать за ним. Потому что Глеб умудрился за короткую минуту сначала убить, а затем воскресить меня.

Он вернул мне то, что я не единожды теряла за прошедшие дни.

Веру в себя.

Поднявшись, я на метро добралась до дома. Пустая квартира давно не радовала меня, скорее ввергала в уныние. Сейчас же уныние не казалось таким вечным и беспробудным, как раньше. Оно временно. Скоро у меня появится семья. У меня будет сын, с которым я создам собственную семью.