Кстати, готовя визит Кусума-Атмаджи и затем сопровождая его, я имел возможность неформально посоветоваться с ним относительно переезда советского посольства на новый участок. Понятно, что его мнение играло большую роль, и это мнение не было отрицательным. Я понял, что индонезийское правительство возражать не будет.

Важной была и роль Судармоно, тогда первого заместителя министра иностранных дел, весьма влиятельного и финансово состоятельного человека, который, как я узнал позже, уже готовился к выходу на пенсию. С ним я несколько раз советовался при поиске в конце 1987 года небольшого особняка, который мне Москва разрешила временно арендовать в сложившейся ситуации, и однажды он как бы между прочим предложил взглянуть на один принадлежащий ему домик, расположенный совсем недалеко от посольства и буквально в нескольких сотнях метров от торгпредства.

Признаюсь, к тому времени я присмотрел в пределах обещанной мне в Москве арендной суммы пару весьма подходящих домов, однако, по зрелом размышлении, перевесила перспектива продолжения неформального общения с Судармоно. Хотя торг с ним по арендной сумме был жестким, договор мы с ним все же подписали, и в общем потом у меня не было оснований жалеть об этом. Судармоно после выхода в отставку продолжал оставаться весьма полезным советчиком, да и новой резиденцией я был вполне доволен. Там можно было устроить и обед на 14 персон, и коктейль — на 20 — 30. Кстати, дом охотно посещали многие министры и другие важные для нас лица, которые знали, что это — дом пака (господина) Судармоно, охраняемый одним из его прежних слуг, а не советским офицером.

В апреле 1988 года прибывшие из Москвы специалисты и представитель Ингосстраха договорились с представителями индонезийских компаний о размерах прямого и косвенного ущерба, нанесенного посольству, а также с помощью компании «Джал Констракшн Менеджмент» прикинули примерную рыночную стоимость нашего участка.

В этот важный для нас момент в Джакарте открылась 44-я сессия ЭСКАТО, на которую прибыл во главе советской делегации заместитель министра иностранных дел И. А. Рогачев. Ему истребовалось ничего долго объяснять, ситуацию он оценил сразу и поддержал меня в разговоре на эту тему с новым министром иностранных дел Индонезии Али Алатасом.

Местная компания «Виратман» представила заключение о состоянии наших зданий и грунтов на участке с анализом причин разрушений и оценкой размеров ущерба, которое было одобрено нашими специалистами и направлено как основа иска в «Инсуриндо Лосс Аджастере», в МИД Индонезии и губернатору Джакарты. Иск обозначен в сумме 539 тысяч инвалютных рублей, из них 231 тысячи — косвенный ущерб.

Начали поиск альтернативных решений. Губернатор подтвердил свое обещание поддержать нас, если мы найдем участок в районе Кунинган, чему способствовала беседа И. А. Рогачева с Али Алатасом. Австралийцы уже вели переговоры с «Бимантарой» о строительстве нового посольства на другом участке. И к нам стали поступать от «Бимантары» аналогичные предложения.

Мы прорабатывали два варианта: первый — добиваться от «Бимантары» компенсации (0,5 миллиона рублей) и восстанавливать здание, которому 12 лет, причем нет уверенности выиграть иск, либо второй — обсудить с «Бимантарой» выбор приемлемого участка в Кунингане со строительством по нашему проекту. В этом случае потребуется погасить судебный иск, а также получить из Центра дополнительные ассигнования.

С великим облегчением мы прочитали в посольстве несколько недель спустя ответ Б. Н. Чаплина: нет возражений против дальнейшего согласования с «Бимантарой» условий перемещения посольства на новую территорию с последующим строительством на принципах обмена недвижимостью.

Мы продолжили переговоры с «Бимантарой», но одновременно, не скрываясь, зондировали другие варианты. Докладывали в Москву, что ведем переговоры также с компаниями «Ометрако» и «Астра». Что касается «Бимантары», мы получили от нее интересное предложение: два участка на улице Расуна Саид (Кунинган) — 1,0 га и 0,5 га (вместо нашего участка в 1,9 га) под посольство и резиденцию посла. Высказали Москве свои соображения, как можно использовать предлагаемые участки, на что в июле пришло принципиальное согласие Чаплина.

В сентябре мы докладывали ему: «Бимантара» оттерла двух своих конкурентов, пользуясь тем, что руководит ею Бамбанг, крайне заинтересованный создать рядом с нашим участком свой торгово-гостиничный комплекс. Мы ставим условие, чтобы «Бимантара» финансировала строительство на предлагаемых ею участках нового комплекса посольства площадью не менее 5,2 тысячи квадратных метров при высоте потолков 3 метров и при стоимости одного квадратного метра не менее 700 американских долларов, плюс бассейн, плюс оплата наших расходов на стадии отделочных работ, которые мы будем проводить сами. Последнее условие «Бимантара» не принимает, но готова продолжить переговоры...

Ответ Центра был в общем ободряющим, но с предупреждением: не спешить и добиться вначале получения развернутой детальной схемы и спецификации работ, которые необходимы в Москве для определения технико-экономических показателей строительства с последующим «вхождением в правительство».

Потекли месяцы согласований с «Бимантарой», которая не все могла сделать, что обещала.

Главной проблемой было определение правовой «чистоты» участков на Кунингане, которые Бамбанг поспешил нам пообещать в обмен на наш. Когда мы смотрели эти участки, на одном из них еще было небольшое поселение, а на другом намечалось строительство особняков для нескольких отставных генералов. Оказалось также, что на больший из участков давно «положила глаз» одна из дочерей президента, и, следовательно, Бамбангу надлежало еще «разобраться» со своей сестрой. «Бимантара» начала искать выход из этого тупика, закончившийся выбором новых двух участков.

В последние дни 1988 года мы писали в Москву, что эти два соседние участка на той же магистрали находятся рядом с Министерством кооперации, а с трех других сторон окаймлены улицами. Возникла реальная возможность их получения, что подтвердил мне заместитель министра иностранных дел Кадарисман.

Здесь следует сказать несколько добрых слов о Кадарисмане и его обаятельной и энергичной супруге. С этой парой у нас сложились самые дружеские отношения. А поскольку Кадарисман исполнял также функции начальника государственного протокола и был вхож в президентский дворец, мне, таким образом, открывался доступ к «уху» президента.

С начала 1989 года развернулась напряженная переписка с Москвой по поводу проведения первого официального визита президента Сухарто в Советский Союз.

Не буду утомлять читателей рассказом о подготовке этого визита, который состоялся несмотря на многочисленные задержки и недомолвки со стороны Москвы и лично М. С. Горбачева, и отмечу лишь касающееся данной темы: и вся подготовка, и сам визит сыграли решающую роль в том, что индонезийское руководство дало «зеленый свет» сделке, которую мы так долго обсуждали с «Бимантарой».

В мае 1989 года я сопровождал в Москву министра Али Алатаса и вместе с ним посещал Ленинград, что позволило установить с ним неформальные отношения. Министр сопровождал затем в сентябре в СССР президента Сухарто.

Находясь постоянно с Сухарто во время этого визита, я знал свое место (за столом переговоров в Кремле оно было на конце стола), и, понятно, вопрос об участках для посольства не поднимался на государственных переговорах. Однако в ходе поездки Сухарто по стране — в Ташкент, Самарканд, Ленинград — у меня возникало много возможностей поговорить «по душам» не только с Алатасом, но и с входившим в состав делегации Радиусом Правиро, главой экономического крыла индонезийского правительства и правой рукой Сухарто. Разумеется, я в деталях объяснил Правиро нашу ситуацию с посольством, немного пожаловался на Бамбанга и заручился его пониманием.

Весь 1989 год прошел в тягостных согласованиях, суть которых сводилась к безвозмездному обмену нашего старого участка со всеми строениями на два новых с заново построенными и равноценными сооружениями. В переговоры с «Бимантарой» включились московские специалисты, был привлечен местный архитектор Хадипрана. Периодически у меня проходили переговоры напрямую с Азизом, который имел на то все полномочия.