Но перейду к тому, что я называю прозой в дипломатии.

Дело в том, что в каждом посольстве за парадными приемами, визитами, переговорами скрывается обычно малоприметная и к тому же малоприятная работа. Называют ее организационной, хозяйственной, технической, облагораживают определением «протокольная», но суть остается неизменной: чтобы дипломатический обед или прием прошел с блеском и чтобы все было «как надо», нужно «за кулисами» много потрудиться. На решение таких задач мобилизуются все технические работники и даже, когда необходимо, младшие чины и жены дипломатов. А руководить всем и всеми должен человек, который знает, «что и как надо».

Мне тоже доводилось бывать в этой роли. Сначала, во время моей первой командировки в советское посольство в Лондоне в 50-х годах, когда, я, как молодой атташе, выполнял обязанности помощника посла и познавал тонкости английского протокола, а вместе с ними его изнанку. Затем, сам работая послом, я уже мог легко разбираться во всех или почти всех технических и технологических обстоятельствах намечаемого мероприятия, просчитывать, во что это обойдется и стоит ли игра свеч.

Останавливаюсь на этом потому, что не раз имел дело с людьми, в том числе дипломатами, которые старались не входить в прозаические дела, но тем не менее, когда обсуждались какие-нибудь планы, лихо выдвигали идеи организовать что-нибудь эдакое. На вопрос «как» обычно отвечали снисходительно, делая широкий жест рукой: «Ну, это технический вопрос, пусть там обеспечат!»

Во время первой лондонской командировки у меня было, как упоминалось выше, немало случаев поработать в чрезвычайных обстоятельствах, каковыми, безусловно, можно считать визит в Англию в апреле 1956 года Н. С. Хрущева и Н. А. Булганина. Мы буквально сбивались с ног, организовывая в посольстве ланч от имени советских лидеров в честь Антони Идена, Селвин Ллойда, Р. Батлера и других членов британского правительства, а затем — грандиозный прием в престижном отеле «Клариджес», где размещались наши лидеры вместе с сопровождавшими их лицами.

Если ланч (с русской кухней, разумеется, за которую отвечал наш великолепный повар старичок дядя Миша) удался, то прием в отеле, где, казалось бы, весь церемониал, протокол и сервис должен был обеспечивать вышколенный персонал, с самого начала вышел из под контроля.

На прием, чтобы лицезреть загадочных наследников Сталина, пришли буквально все приглашенные англичане, и даже сверх того. Причем, вопреки обычаю, дружно явились к самому началу, выстроившись в колоссальную очередь при входе и на улице. Все хотели пожать руку высоким гостям и, по возможности, сказать несколько слов. Не выдержав и часа такого испытания, Хрущев ринулся в другие залы, но и там его окружали плотным кольцом гости, с которыми он разговаривал, словно на митинге. Переводил ему О. А. Трояновский, в то время еще молодой сотрудник аппарата Первого секретаря ЦК КПСС.

В те годы первой послесталинской перестройки Англию посетили многие партийные руководители и знаменитости нашей страны: Г. М. Маленков, М. А. Суслов, Е. А. Фурцева, М. А. Шолохов, И. В. Курчатов, Н. Н. Семёнов, А. Н. Туполев. В Лондоне впервые после войны выступили балетная труппа Большого театра с блистательной Г. С. Улановой, труппа МХАТа (Тарасова, Топорков, Кторов, Массальский, Белокуров, Грибов), ансамбль И. А. Мосеева, ранее не бывавший на Западе и сразу покоривший публику. Солировали еще молодой Д. Ойстрах и совсем молодой М. Ростропович. Приезжали на соревнования советские спортсмены — олимпийские чемпионы. Всех не перечислить.

Дипломатия на лондонской ниве в те годы была для нас во многих отношениях целиной. «Холодная война» не прекращалась. Отношения СССР с Великобританией, как и с другими западными странами, развивались волнообразно и порой непредсказуемо. Достаточно сказать, что всего полгода спустя после визита в Лондон советские лидеры недвусмысленно грозили этому самому Лондону ракетным ударом, если не будет прекращена «тройственная агрессия» Англии, Франции и Израиля против Египта, решившегося на национализацию Суэцкого канала. Суэцкий кризис сломил политически и физически премьера Антони Идена, и он подал в отставку.

Не было и речи о том, что между нашими странами установилось подлинное взаимопонимание. Соответственно активно работали разведки двух стран. К настоящему времени опубликовано многое из того, о чем мы, рядовые сотрудники посольства, даже не догадывались. В частности, о контактах некоторых наших дипломатов с Берджесом, Маклином, Филби, Блантом, работавшими на советскую разведку.

Я рассказываю обо всем этом для того, чтобы передать атмосферу тех лет и дать представление о задачах, которые постоянно возникали перед посольством, — сверх тех, которые диктовались постоянным переговорным процессом с британским руководством по международным, в основном кризисным ситуациям и по двусторонним политическим, торгово-экономическим, научно-техническим проблемам. Огромное количество приезжающих — высоких гостей и делегаций из Москвы требовало обеспечения справочными материалами, переводом, записью бесед и переговоров. Атакже, разумеется, транспортом. Кроме того, нужно было организовать посещение местных достопримечательностей, не говоря уже о прозаическом «шоппинге».

Несколько лет спустя после работы в Лондоне я был направлен в советское посольство в Канаде, где проработал шесть лет. На этот период пришлось также много крупных событий в отношениях наших двух стран и в жизни самой Канады. Особо еще раз остановлюсь на Всемирной выставке «ЭКСПО-67», которой мне, как советнику посольства, пришлось заниматься, что называется, вплотную более года: участие Советского Союза в выставке, и сама подготовка к ней носила грандиозный характер. Одним из свидетельств того является вывезенный по окончании выставки и вновь смонтированный на территории ВДНХ огромный павильон СССР, ныне используемый как крытый рынок разного ширпотреба.

Чтобы ни говорил тогда посол И. Ф. Шпедько, навешивая на меня «всю ответственность за вопросы советского участия в выставке», я отлично понимал, что это — несомненная проза в дипломатической работе. Я постоянно выезжал в Монреаль, где даже пришлось на время снять квартиру, и согласовывал то с властями города, то с федеральными властями в Оттаве самые прозаические дела, касавшиеся поначалу открытия рейсов Аэрофлота на Монреаль и пароходной линии Ленинград — Монреаль, затем строительства павильона, приезда различных специалистов, а в период работы выставки еженедельно прибывавших переполненными рейсами Аэрофлота разнообразных советских делегаций и тургрупп.

Грандиозность советского участия в выставке выражалась и в том, что в течение трех летних месяцев 1967 года в нашем павильоне устраивался не только «Национальный день СССР», но и «дни» всех пятнадцати советских республик. На такие празднования прибывали по два полных самолета «Ил-18» с делегатами, артистами и ансамблями.

В состав же обычных тургрупп, которые мы каждый день встречали на летном поле, входили, например, представители Академии наук СССР во главе с ее президентом М. В. Келдышем, знаменитые деятели культуры во главе с министром Е. А. Фурцевой или группа писателей, в которой можно было увидеть Л. Леонова, С. Михалкова, А. Чаковского.

Нет необходимости пояснять, что все приезжающие рассчитывали хотя бы на небольшое внимание сверх «интуристовского» и, чуть что, требовали посла. Как правило, все гости хотели, чтобы посольство организовало для них «что-нибудь еще», хотя бы поездку в столицу. Посол усиленно скрывался, порой его нельзя было обнаружить ни в Монреале, ни в Оттаве, он отводил душу на рыбалке на одном из близлежащих озер. Так что отдуваться приходилось мне и паре других дипломатов посольства. На большее и средств, и персонала не хватало.

Мудрость постоянно исчезавшего И. Ф. Шпедько я оценил много позже: поскольку он не мог уважить всех, он равно всех избегал. Некоторые из высокопоставленных туристов по возвращении в Москву жаловались на «невнимательного» посла министру Громыко или его заместителям.