– Болезням абсолютно все равно, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – вкрадчиво произнес Мартин, крутя перед собой столовую ложку.

Он уставился на Стефаниду и кокетливо захлопал длинными изогнутыми ресницами, а после принялся уплетать за обе щеки, жадно прихлебывая чаем.

Однако щепетильная Стефанида принялась заинтересовывать этого, как оказалось, весьма своенравного молодого человека.

– А после литургии, – сказала она, – Падре Френсис будет читать Воскресную проповедь.

– О! Я тоже с превеликим удовольствием прочитал бы парочку должных проповедей, а то народ у вас тут какой-то хворенький… – прочавкал Мартин и вдруг прогромогласил, устремив вверх указательный палец, – Facilius est morbos evitare, quam eos curare (лат. Болезнь легче предупредить, чем лечить)!

А после замер с таким видом, словно на него только что снизошло великое озарение и нарочито громко сглотнул.

– Достопочтенный и премногоуважаемый господин Патрик, – обратился Мартин к главе семейства сбивчиво-заикающейся интонацией, – искренне прошу Вас, не сочтите за наглость, не откажите в одной маленькой дерзости, которая имеет крайне важный характер для моей работы, а, стало быть, для всего населения Плаклей, потому что на данный момент при сложившихся обстоятельствах, учитывая некоторые непредвиденные нюансики, с которыми я невольно столкнулся вчерась, не подрассчитав истинного количества хворающего населения, в связи с чем, при моем стремлении помочь всем и каждому безоговорочно и…

– Чего ты рассусоливаешь? – рявкнул Патрик, стукнув чашкой по столу, – Говори коротко и ясно чего тебе нужно?

От резкого и довольно громкого звука Мартин дрогнул и боязливо поежился, уставившись в опустевшую миску.

– Всего лишь сущую малость, – продолжил заметно дрожащим голосом, – Вашего великодушного разрешения отпустить меня сегодня в Город для восполнения моего, как оказалось, весьма скоротечного запаса крайне обходимых лекарств.

– Да поступай, как знаешь, – махнул на него рукой Патрик, – только голову мне не морочь.

Мгновенно просияв, Мартин вскочил из-за стола.

– Искренне благодарствую Вам, достопочтенный и премногоуважаемый господин Патрик, – с нескрываемым ликованием произнес он, устремляя выразительные ярко-синие глаза на хмурого хозяина дома.

– Не паясничай мне тут, – осадил его Патрик, – артист, понимаешь ли, выискался!.. А то быстро на тебя управу найду!

Ярко-синие глаза удивленно захлопали. Выставив вперед ладони, Мартин поспешно ретировался на выход.

– Достопочтенный и премногоуважаемый господин Патрик, – испуганно затараторил он на ходу, – я пренепременно учту все Ваши замечания, только не гневайтесь…

С этими словами Мартин выскользнул из дома, вызвав у Патрика приступ глухого хриплого смеха.

– Ох, артист! – качая седой головой, выдавливал из себя Патрик, – Ну, артист! Черт эдакий!..

Домочадцы изумленно переглянулись между собой, потому что давно не видели главу семейства в приподнятом расположении духа, к тому же напрочь забыли, когда он в последний раз беззаботно смеялся.

До самого вечера закупался Мартин своим «скоротечным запасом лекарств». Появившись наконец-то во дворе, он застал Себастьяна за увлеченным занятием. Заботливо чистил тот рыжую коренастую низкорослую лошадь с большим белым пятном во всю морду и с неаккуратно подстриженной спутанной гривой. Животное стояло, сонно покачивая массивной головой, и громко посапывало, явно наслаждаясь, приятным почесываем жесткой скребницы.

Увиденная картина вызвала у Мартина живой интерес. Бросив свою поклажу прямо на земле, он стремительно подскочил к Ласточке и принялся ее гладить, что-то завороженно шепча на бесовском языке.

От фривольного поведения Ласточка испуганно замотала гривой и недовольно зафыркала, всем своим видом выказывая свое отношение к синеглазой нечисти.

Мартин снова предпринял попытку погладить Ласточку но та с громким ржанием, отпрянула в сторону, однако совсем убежать ей не позволил пеньковый канат веревочного недоуздка, который находился в руке у Себастьяна.

– Стой, Ласточка! – принялся усмирять ее Себастьян, – Да что с тобой такое?

Ласточка замерла, послушно склонила к нему голову, ласково зафыркала и принялась теребить мягкими губами протянутую ей ладонь, только нервное движение ушей выдавало ее с поличным.

– Твоя лошадь? – заслышался лукавый голосок.

Растерянно посмотрев, Себастьян виновато улыбнулся и красноречиво пожал плечами. В этот самый момент с Мартином опять произошло что-то странное. Вперив широко распахнутый искрящийся взгляд, он подошел к Ласточке, дотронулся до шелковистой рыжей шерсти и ехидно усмехнулся, покосившись на Себастьяна.

– А известно ли тебе, – заслышался лукавый голосок, – моя дорогая Ласточка, по чьей именно вине твой маленький хозяин лишился селезенки?..

Себастьян, так и застыл с щеткой у лоснящегося лошадиного бока.

– Чего?! – громко воскликнул он, заметно трясясь, то ли от негодования, то ли от внезапно нахлынувших воспоминаний, то ли от всего этого разом.

Мартин дрогнул, крепко зажмурился и затряс взъерошенной темной головой, словно отгоняя внезапное наваждение, после чего принялся болезненно чесать в ушах, по всей видимости, давая понять, что столь громкие звуки в его присутствии издавать не следует. Восстановив, наконец-то, прежний слух, он одарил Себастьяна мерцающим синим взором.

– Не надобно так нервничать, – зазвучала пренебрежительная интонация, – Я же тебе рассказывал о сплэнектомии, или ты взаправду думал, что я с тобой в игры играл? О sancta simplicitas (лат. О святая простота)!

Себастьян никак не отреагировал, потому как силился понять, что происходит у него там внутри без чего-то, а заодно и прочувствовать это, однако никакой пустоты в левом боку он не ощущал. От этого весьма глубокого познания самого себя, отвлек все тот же Мартин, который к тому времени накинул на себя вид «строгой врачебной интеллигенции».

– Совсем недавно ты перенес весьма серьезную операцию, дружочек, – молвил он сопереживающей интонацией, – которую на удивление довольно стойко перенес. С тобой приключился разрыв селезенки. Область повреждения оказалось настолько обширной, что зашивать не имело никакого смысла, лишь удалять. Более того орган сам по себе оказался хиленьким и слабеньким, скорее всего, по причине ранее перенесенного тифа, плюс два кистозных образования. Рано или поздно, тебе все равно пришлось бы делать спленэктомию только уже в плановом порядочке, а так ты, можно сказать, отделался легким испугом. Omnia ad meliora (лат. Все к лучшему).

«Строгая врачебная интеллигенция» улыбнулась и игриво взлохматила Себастьяну золоченные кудри. Себастьян по-прежнему не реагировал, лишь стоял и смотрел с озадаченным и крайне растерянным видом.

– Да не переживай ты так о своей утрате! – махнул рукой Мартин, – Все ведь прошло гладко и без каких-либо печальных последствий.

Себастьян стоял истуканом. Уперев руки в боки, «строгая врачебная интеллигенция» сердито застучала мыском туфли, как вдруг сменила холодную надменность на экспрессивную артистичность.

– Подозреваю, – вкрадчивым шепотом начал Мартин, стремительно набирая обороты, – что все твои органы давно были в заговоре против этой довольно флегматичной особы, которая на последнем издыхании низвергала из себя реки крови, заливая тесное соседство внутреннего пространства. То еще представленьице было! От внезапного вторжения извне, сонный желудок поначалу опешил и напряженно сжался. Я его легонечко так в сторонку подвинул, иди, мол, не мешайся пока мест. Поджелудочная железа тут же замерла, видимо, поняв, что лучше не суетиться и не выдавать себя, пока творятся непонятные происшествия. Ободочная кишка в полной расслабленности пустила на самотек все свое упорное кашеварство… И лишь сердце тихонечко: «Тук-тук, тук-тук». В блаженной истоме пребывает! конечно, в коем веке такого роздыху дали!.. После устранения нежеланного квартиранта желудок сразу обрадовался – столько свободного места дали! А вот печени, наоборот, не повезло. Ей пришлось вкалывать за двоих без прибавки к жалованью и премиальных. Эта строптивая особа, так разгорячилась, что принялась вовсю выказывать свой характер, распаляя вокруг себя все тесное пространство, а заодно, поддавая парку своим соплеменникам. Однако пыл ее быстро поисчерпался в связи с удвоенной нагрузкой. Меж тем бурная радость желудка на пару с недовольством от внезапного соседства инородного происхождения, имя которому лигатуры, нарушили привычную обыденность маленького внутреннего мирка, который изъявлял свое недовольство в виде периодических болей, о которых, ты, кстати, тактично умалчивал самым наглым образом, заставляя меня, время от времени, играть в игру «Мартин, а угадай-ка, что я сейчас чувствую!». К счастью, моя весьма глубокая проницательность на пару с надежными лекарствами и щепетильным уходом быстро поставили все на свои места. В скором времени растревоженные органы, напрочь забыв о потери своего, как оказалось, совершенно бесполезного соплеменника, дружненько так скооперировались, разложили все по должным полочкам и начали себе преспокойненько работать в прежнем режиме. До сих пор они живут в мире и согласии. Ну, вот как-то так это и было.