Смущенно пожав плечами, Мартин выжидающе посмотрел на Себастьяна, который, на данный момент, выражал полную отрешенность вперемешку с удивленным замешательством.

Никогда в жизни Себастьян не слышал ничего подобного. Впрочем, кроме священных книг откровений Всемилостивого Господа, да маминых сказок, он не знал никакой литературы.

Этот нелепый рассказ, скорее всего, сочиненный на ходу, привел в полный восторг весьма ограниченный разум и довольно пытливый ум.

– Еще вопросики имеются? – заслышался лукавый голосок.

Вернувшись из мира фантазий и представлений, Себастьян узрел в этом харизматичном артисте весьма талантливого рассказчика.

– Мартин, – тотчас полюбопытствовал он, – а ты истории не пишешь?

– Нет, – лаконично парировал Мартин, – я в них только попадаю.

– Жалко, что не пишешь, – тяжко вздохнул Себастьян.

– Некогда я имел глупость написать одну научную работку, – молвил Мартин, – точнее это был некий очерк медицинской тематики, который я тут же представил на суд нашей достопочтенной профессуре. И кто меня тянул только? В итоге, я был разгромлен в пух и прах вместе со своим сюрреалистическим бредом полоумной направленности. Внимательно перечитав свое гениальное творение, я плюнул и разорвал в клочья. С тех пор я напрочь завязал с этим делом.

Он резко замолчал, достал серебряный портсигар и закурил, нервно постукивая мыском туфли.

– Вопросы по существу есть? – немного успокоившись, спросил Мартин, устремляя на Себастьяна пронзительно-синий взор и, получив в ответ тишину, лаконично добавил, – Тема закрыта!..

Он перевел сапфировый взгляд на Ласточку и, прошептав свое бесовское «Equus (лат. Лошадь)», вернулся к своему завороженному состоянию. Почувствовав пристальное внимание, Ласточка начала выказывать бурное недовольство. По всей видимости, ей совсем не понравился язык чертей наряду с возобновленными ласками.

– Какие они, все ж таки, славные животные, – восторженно произнес Мартин, – при таких-то колоссальных размерах, при такой стремительной скорости, при такой грандиозной мощи и при этом абсолютная безропотность и полное подчинение.

По щелчку Ласточка застыла как вкопанная и больше не выказывала никаких чувств. Отойдя на пару шагов, Мартин принялся рассматривать «славное животное», сощурив левый глаз и наклонив голову на бок.

– Никак не возьму в толк, – подал он озадаченный голос, – а чего она такая низкая-то?

– Ничего она не низкая, – обиженно сказал Себастьян, – Это просто ты чересчур… высокий.

– Вообще-то до двадцати пяти лет преспокойненько растут, – самодовольно заявил Мартин, – так что, в отличии от нее я еще в процессике.

– «Да куда тебе выше-то расти?!» – подумал Себастьян, задрав голову на «строгую врачебную интеллигенцию».

С видом опытного коневода, Мартин продолжил приглядываться к Ласточке.

– А что за порода? – поинтересовался он.

– Обычная лошадь, – огрызнулся Себастьян.

– Паспорт с родословной имеются? – продолжал Мартин, – Лет ей сколько?

– Да нет у нее никакого паспорта, – рассерженно заявил Себастьян, – она же лошадь! Артур купил ее у своего друга, а лет ей семь или восемь!

Похлопав ярко-синими глазами, «строгая врачебная интеллигенция» властно раскрыла лошадиную пасть и заглянула вовнутрь, улезая туда чуть ли не по самую голову.

– Э-э, а твоего братца здорово облапошили, – ехидно подметил Мартин, тыкаясь носом в желтые зубы Ласточки, – твоя маленькая лошадушка на самом деле старше нас с тобой вместе взятых! А тот дружок, как видно, большой аферист, наподобие моего прежнего арендодателя, который сулил мне распрекраснейший дом, а в итоге заселил в гнилую развалюху.

– Все равно, Ласточка хорошая лошадь, – никак не унимался Себастьян, – она смирная и выносливая!

– Equus est melior mala passus (лат. Лучше плохая лошадь, чем пустая узда)! – прогромогласил Мартин и щелкнул пальцами.

Ласточка резко отмерла и издав истошный вопль, принялась брыкаться и метаться из стороны в сторону, вызвав своим неадекватным поведением ехидный смех у «синеглазого черта».

Сердито покосившись на Мартина, Себастьян принялся успокаивать Ласточку.

– У Ласточки есть седло? – заслышался лукавый голосок.

– Нет, – покачал головой Себастьян, ласково поглаживая явно испуганную Ласточку, – она же рабочая, а если потребуется, то и без седла скакать можно.

Красноречиво промолчав, Мартин по-кошачьи сощурил синие глаза и принялся задумчиво накручивать остроконечную прядь темных волос на тонкий указательный палец, а вскоре лукаво заулыбался.

В Город, как оказалось, Мартин ездил не только по своим личным нуждам. Помимо «скоротечного запаса лекарств», он привез и подарки.

Расплываясь в самых лестных фразах и витиеватых метафорах, касаемых доброты и великодушия «радушного хозяина дома» Мартин вручил Патрику коробку тоненьких папиросок и блестящий позолоченный портсигар. С хмурым видом тот принял нежданный подарок.

Стефаниде было преподнесено столовое серебро и набор фарфоровых тарелок.

– Поистине прекрасные блюда, требуют достойной подачи, – произнес Мартин и с нескрываемым восхищением посмотрел на смущенную Стефаниду.

Со словами: «У моей младшей сестренки была точно такая же», Мартин вручил Лючии большую фарфоровую куклу ручной работы.

– Спасибо, Мартин, – воскликнула Лючия, повиснув у него на шее и целуя в бледную щеку, – ты самый лучший на свете!

Мартин дрогнул, умиленно закрыл глаза и погладил Лючию по светлой кудрявой головке.

– Да, – прошептал он, – именно такая… Точь-в-точь…

– А где они сейчас? – спросила Лючия, устремляя на Мартина любопытный изумрудно-зеленый взор.

В ответ на это Мартин лишь пожал плечами и поспешно стер внезапно набежавшие слезы.

– Иди играй с Мадлен, – молвил он тихой интонацией голоса, – а то она, и так, уже порядком заскучала…

Вместо этого Лючия принялась заваливать Мартина всяческими вопросами о так заинтересовавшей ее сестренке с куклой, однако внезапный антрацитовый взгляд, заставил ее мигом замолкнуть.

– Лючия, – сухо отчеканил Мартин, – иди играй с Мадлен! Она, и так, уже порядком заскучала.

Опешившая Лючия кротко кивнула и смиренно отправилась к себе в комнату, унося волоком громоздкую «заскучавшую Мадлен», которая немногим уступала ей в росте.

– Liberi flores vitarum nostrarum sunt (лат. Дети – цветы нашей жизни)!.. – умиленно прогромогласил Мартин, провожая ярко-синим взглядом Лючию с ее тяжелой ношей.

Поумилявшись еще немного на колышущуюся прикоридорную шторку, «строгая врачебная интеллигенция» смерила Себастьяна пронзительно-синим взором и лукаво заулыбалась.

– Держи, – восторженным тоном произнес Мартин, протягивая тому стопку книг, – эти произведения воистину прекрасны!

Книги были небольшие, с красивыми обложками и источали приятный запах типографии.

– «Ворон, Падение дома Ашеров, Черный Кот, Аннабель Ли, Убийство на улице Морг, Золотой жук, Маска Красной смерти, Овальный портрет, Необыкновенное приключение Ганса Пфааля, Рукопись, найденная в бутылке, Колодец и маятник…» – принялся читать про себя названия книг Себастьян.

– Это тебе не про лошадок читать! – перебил заинтересованное чтение Мартин, и поспешно добавил вкрадчивым шепотком, – Искренне извиняюсь за ту возмутительную выходку…

– Ничего страшного, – не отрываясь от книг, произнес Себастьян, – было даже забавно.

– «Преждевременное погребение, – продолжал читать он, – Черт на колокольне».

Дочитав до конца, Себастьян поднял удивленный взгляд на Мартина.

– Посля прикуплю тебе еще всяких-разных, – заверительно сказал «синеглазый черт» и артистично добавил, – в этом мире существует преогромное количество расчудеснейших книг!..

Себастьян сразу вспомнился научно-фантастический рассказ об устройстве «маленького мирка».

– «Только твоих рассказов среди них явно не хватает», – подумал Себастьян, укоризненно смотря на нерешительную «строгую врачебную интеллигенцию».