У секретаря окружного прокурора Чаров застал ездового, привезшего ему послание от дядюшки. Валуев настоятельно просил его приехать в Донон и разделить с ним приятную и весьма полезную для его будущности компанию. С мыслью: «Дядюшка изо всех сил желает ввести меня в чиновный бомонд» — он вышел из здания суда и, поймав извозчика, отправился на Мойку.

Холеный метрдотель проводил его в отдельный кабинет ресторана, где обедал Валуев. Общество высокопоставленных сотрудников Горчакова — товарища министра Вестмана и уже знакомого ему директора Азиатского департамента Стремоухова можно было назвать лишь с большой натяжкой приятным, однако предмет их беседы чрезвычайно заинтересовал Чарова. С аппетитом закусывая стерлядкой водочку, они увлеченно толковали о торговых отношениях с Североамериканскими Штатами и очень скоро перекинулись на Аляску. Поскольку все трое были отстранены от какой-либо информации о продаже этих русских владений, болтали раскованно и на эпитеты не скупились. Особенно доставалось посланнику Стеклю и коллеге Валуева по кабинету министров Рейтерну. И если господа из МИДа от души обсуждали личность посланника, то Валуев с не меньшим пылом кидал едкие реплики в адрес министра финансов. С приходом Чарова градус критических суждений пошел на убыль, но он успел ухватить питавшую их идею. Все считали заключенный договор сомнительной аферой, не могущей принести России экономических выгод и политических дивидендов.

— Непостижимая близорукость[53], господа, — в сердцах восклицал Стремоухов, — отдать покоренные нашими предками земли за столь малые, по сути, ничтожные деньги, — яростно воткнул вилку в лохматистый белый груздь он.

— Ровно столько же стоит трехэтажное здание окружного суда в Нью-Йорке, — с лукавой улыбкой поглядывая на Чарова, вторил коллеге заместитель Горчакова Вестман, усердно поливая лимонным соком севрюжий балык.

— Что говорить, господа, эти деньги никак не поправят плачевное состояние наших финансов, как бы ни восхвалял оную сделку месье Рейтерн. Имея бюджет в 400 миллионов рублей серебром, мы испытываем острую нужду в 45-миллионном займе, а посему, вырученные за Аляску 11 миллионов 300 тысяч, если перевести в рубли долларовую стоимость проданных владений, никак не исправят положение, — покончив со стерлядкой, положил себе любимых трюфелей Валуев.

Чаров есть не хотел, но против нежного, источавшего дивный аромат и таявшего во рту фрикасе не устоял.

— Если мне будет позволено высказаться, — скромно потупившись, возвысил свой голос он, — поскольку договор уже подписан и сделка вот-вот вступит в силу, следует извлечь из него предел возможного и направить вырученные средства на строительство железных дорог, а также получить от североамериканского правительства всевозможные лицензии на производство современных товаров. Кроме этого, было бы полезно отправить туда наших инженеров, а может, — задумался на мгновение он, — и студентов на учебу послать.

— Браво, молодой человек! Быка за рога берете! — похвалил его Стремоухов, а Вестман одобрительно закивал. — Сразу видно, чей вы племянник, — кивнул на Валуева товарищ министра, намазывая осетровой икрой огромный лоснящийся блин.

Когда довольные собой, они вышли на набережную Мойки, Сергей попросил дядюшку уделить ему несколько минут.

— Идем ко мне в экипаж, — распрощавшись с чинами МИДа, небрежно бросил Валуев и зашагал к карете. Пропустив вперед себя министра, Чаров учтиво поклонился Стремоухову с Вестманом и залез вслед за дядюшкой внутрь кареты.

— Ну-с, что там у тебя случилось? — вальяжно откинувшись на подушки, с деланно суровым лицом поинтересовался он, едва лошади тронулись.

— У меня лишь один вопрос к вам, но, наверное, на него будет нелегко дать ответ.

— Весь во внимании, — поощрил его Валуев, давя зевоту.

— В чем состояла главная причина уступления нами Аляски? — без обиняков спросил он.

— Ух, ты! — его послеобеденная дрема вмиг испарилась. — Вопрос действительно трудный, я на досуге не раз размышлял о нем. Если отбросить расхожие мнения о невозможности отстоять для России ее американские владения перед лицом возможных и неизбежных в будущем посягательств со стороны Британии и, надо быть реалистами, тех же Североамериканских Штатов, я бы назвал угрозу потери лица нашим монархом.

— Угрозу потери лица? — искренне изумился Чаров.

— После трагедии Севастополя и унизительного для нас Парижского мира по итогам Крымской компании для государя будет нестерпимо претерпеть еще одно унижение, если Россия потеряет свои североамериканские владения, по причине невозможности их защитить. Император искренне воспринимает себя хозяином земли русской и является суверенным субъектом международного права. Он — не глава правительства России, а сам — Россия. Безвозмездная потеря Аляски, вследствие военного поражения, для него абсолютно неприемлема.

— А продажа огромной территории за такие деньги разве не унижение?

— Политика есть искусство возможного. Видать, в той конкретной ситуации означенная сумма оказалась единственно реальной. После войны меж Севером и Югом федеральные финансы пребывают в расстройстве и Белый дом не в состоянии заплатить нам больше. Будь цена выше, Конгресс не одобрит договор.

— Какова же справедливая цена, по-вашему, дядюшка?

— Эта земля бесценна, соображая недавние разведки ее недр.

— Вы хотите сказать, дядюшка, что Аляску не следовало продавать?

— Не следовало, однако иного решения государь себе не оставил.

— Стало быть, продать Аляску нужно было любой ценой и за любую цену, лишь бы ее взяли?

— Верно, мыслишь, Сережа. Уступление Аляски не является вопросом экономическим и даже политическим — сие категория психологическая. Речь идет о сохранении личного престижа государя.

— Отчего столь богатые владения так неудовлетворительно осваивались, что стали для казны в тягость? Отчего они не кормили себя сами?

— Торговля мехами и китовый промысел постепенно исчерпали себя.

— Отчего не стали добывать золото, прокладывать дороги, строить города и верфи!

— Э-э-э, куда хватил! Мы наследовали исполинскую раму, но в ней еще нет картины. Картину должна вставить будущность. Но, судя по живописцам нашего времени, нескоро напишется эта картина!

— А можно конкретнее, дядюшка?

— Безденежье и безлюдье — извечные проблемы России. Как правовед, ты должен знать, что Сенат запретил переселяться в Русскую Америку освободившимся крестьянам, а допреж, при покойном государе, брать туда своих крепостных помещикам. Такова есть правда жизни, Сережа!

— Но отчего?! — Чаров не мог взять в толк логику сенатских законников.

— Опасались, что сделавшись богатой и населенной, Аляска возжелает независимости и отложится от Империи, как некогда Североамериканские Штаты от Британии. А что до золотоносных местностей, то их открытие послужило дополнительным резоном для продажи владений. Проникновение в наши земли самостийных старателей и разного, охочего до чужих богатств люда со стороны английской Канады могло повлечь вооруженное вторжение Британии на Аляску под предлогом защиты своих подданных. Да и североамериканские золотодобытчики не дремали и всеми правдами и неправдами просачивались туда, благо граница существовала чисто на бумаге и не охранялась. Я ознакомился с отчетами РАК[54]. Компания не располагала надлежащей воинской силой, дабы пресечь оные поползновения. А вот и твой дом, Сережа. Всю дорогу проговорили и не заметили, — усмехнулся Валуев, с изумлением обнаружив, что карета стоит под балконом племянниковой квартиры.

— Благодарю вас, дядюшка. Кажется, я получил ответ, — крайне взволнованный, Чаров вышел из экипажа.

— Приходи на чай завтра, потолкуем, — бросил вдогонку министр.

Послание от Палицына принесли, когда он слушал отчет Шныря.