Лондон. Кабинет лорда Стэнли. 21 апреля 1867 года.

— Не скрою, ваша информация меня заинтересовала, барон. Думаю, она впечатлит графа Дерби. Но хотя бы намекните на ваш источник. Премьер-министр определенно спросит, откуда у меня эти сведения, — лорд Эдвард Стэнли откинулся в кресле, остановив вопрошающий взгляд на Ротшильде.

— Сведения верные, милорд, так и передайте своему достопочтенному отцу. Мой дядя Джеймс отправлял из Парижа в Нью-Йорк моего кузена Натаниэла, где он встречался с нашим общим другом Бельмонтом. Тот уверил его, что в договоре о продаже Аляски стоит цифра в 7 миллионов 200 тысяч и никаких дополнительных условий его текст не содержит.

— Как мистер Бельмонт оценивает перспективы его прохождения в Сенате и Палате Представителей?

— Он убежден, что договор утвердят, и, при одобрении президента, госсекретарь Сьюард попросит его оказать содействие субсидировать сделку.

— Выходит, мы не поторопили ее величество со свободами для Канады?

— Как член Парламента от партии вигов, хочу вас заверить, что по этому вопросу у нас не будет разногласий с вами. Убежден, Акт о Британской Северной Америке наберет необходимое большинство в Палате Общин.

— То есть, ваша партия заодно с консерваторами проголосует билль?

— Совершенно верно, милорд. Как и тори, мы понимаем всю судьбоносность этого решения. Отныне Канада будет противостоять Североамериканским Штатам в новом качестве.

— По вашей логике, дорогой Лайонел, добрососедских отношений с Вашингтоном ожидать не приходится?

— Поживем — увидим, милорд, однако излишнего оптимизма на сей счет, в отличие от достопочтенного мистера Бельмонта, я не питаю. Во всяком случае, на ближайшие годы.

— А каковы настроения при русском дворе? Наш посол в Петербурге Бьюкенен сообщает, что все довольно неплохо, но хотелось бы услышать ваше мнение на сей счет.

— Отношения царя с Соединенными Штатами весьма близкие и теплые, не в пример нашим. Допускаю, что личные отношения посла с вице-канцлером Горчаковым хороши, однако его величество Александр испытывает стойкую антипатию к Британии. Лишь необходимость в займах и некая неуверенность в своей военной мощи, поколебленной поражением в Восточной войне, удерживает царя от резких шагов. Пока удерживает, — Лайонел предостерегающе поднял вверх указательный палец. — Опасаюсь стратегического союза России со Штатами и, как следствие, их перспективного доминирования в международной политике.

— Как думаете, можно ли расстроить сделку?

— В случае внезапной кончины царя или нейтрализации его американских контрагентов — госсекретаря Сьюарда и президента Джонсона.

— Ну, это вы через край хватили!

— Вовсе нет, милорд. Год назад в царя стреляли, и только счастливая случайность уберегла его от гибели. Что же произошло с президентом Линкольном[38] в 1865-м известно всем.

— Вы — опасный человек, барон.

— Я — патриот Британии, милорд.

— Джонсоном многие недовольны, — задумался на минуту лорд Эдвард.

— Даже если в отношении его будет инициирована процедура импичмента, сделку успеют провести. К тому же, если импичмент и состоится, это никак не повлияет на сближение с Россией новой администрации. Продажа Аляски — крайне выгодное приобретение. Оно укрепит союз двух государств, где русский император, пока он жив, играет первую антибританскую скрипку.

— А если повлиять на мистера Бельмонта в том плане, дабы он не оказывал содействия американскому правительству по финансированию покупки Аляски, — ушел от щекотливой темы министр.

— Деньги не имеют государственных границ, впрочем, как и национальной принадлежности. Деньги всемирны, милорд.

«А вот здесь ваш патриотизм и сдулся, господин всеевропейский банкир!» — усмехнулся в усы лорд Эдвард, после чего уточнил:

— Как я правильно понял, повлиять на него вы не сможете?

— Мистер Бельмонт давно перестал быть скромным представителем дома Ротшильдов в Нью-Йорке, каким мы его знали. Теперь он финансовый магнат, воротила континентального масштаба. Баснословно обогатившись на продаже хлопка и контрабанде оружия для южных штатов в годы Гражданской войны, кстати, благодаря поддержке Британии, он едва ли вспомнит о ней.

— Корабли северян, занятые морской блокадой портов Конфедерации, едва ли пропустили бы его транспорты с хлопком, если бы капер «Алабама» не отвлекал часть судов янки в океан, — заметил лорд Эдвард с некоторой обидой.

— И не пустили бы обратно с наполненными оружием трюмами для южан, — не преминул уточнить в свою очередь Ротшильд. — Британия заработала сама и позволила это сделать Бельмонту. Он оказался в нужном месте, в нужный час, только и всего.

— У вас есть что-то конкретное, Лайонел, не считая только что высказанных крамольных идей? Предполагаете, царь начнет субсидироваться в Североамериканских Штатах через Бельмонта, в ущерб нашим Берингам? — он дипломатично не стал называть имя Ротшильда[39].

— Упомянутый мной дядя Джеймс ведет дела известного русского политэмигранта Герцена, который обладает широкой сетью корреспондентов по всей России. Один из его информаторов подтверждает сведения Бельмонта об аляскинском договоре, однако дядя убедительно попросил мистера Герцена озадачить своего агента на предмет поиска новой информации, связанной с этой сделкой.

— Я слышал о мистере Герцене до его вынужденного отъезда из Лондона. Говоря откровенно, мы его выдворили из Британии, уступив грубому нажиму русского правительства. И сделали это, как я теперь вижу, совершенно напрасно, — признал свой промах лорд Эдвард.

— Сейчас он живет на два дома, в Ницце и Женеве, где издает свой знаменитый пропагандистский журнал, который нелегально переправляет в Россию.

— Выходит, этот его источник вхож в русский МИД?

— Да, милорд, он там служит.

— Хм… любопытно. В свое время посол Бьюкенен телеграфировал в Форин Офис, что его доверенный человек вышел на неких людей из ведомства князя Горчакова.

— Вы хотите сказать, что у нашего посла в Петербурге несколько агентов в русском МИДе?! Мои поздравления, милорд! — не смог скрыть неприкрытого сарказма Лайонел.

— Посол Бьюкенен опытен в подобных делах, — не оценил нарочитой иронии собеседника лорд Эдвард.

— Кстати, я принес вам копию договора по продаже Аляски — вот, ознакомьтесь, — с небрежным видом барон открыл портфель крокодиловой кожи, откуда, извлек сафьяновую папку с тиснением герба дома баронов Ротшильдов.

— Вот это удача! — радостно воскликнул лорд Эдвард, открывая папку. Проглядев договор до последней статьи, он подошел к бюро красного дерева — подлинному чиппендейлу прошлого века, и, нажав на потайной рычаг, тотчас откинувший крышку, выдвинул один из ящиков, доверху набитый бумагами. — Сейчас сверим тексты, — с воодушевлением произнес министр, и исписанные каллиграфическим почерком листы легли на письменный стол. — Похоже, они идентичны, — по окончании ревизии, объявил он и убрал бумаги.

— Выходит, старина Бельмонт опередил меня? — натягивая на лицо ледяную улыбку, пробормотал явно не ожидавший подобного поворота событий Ротшильд.

— Вовсе нет, дорогой Лайонел, этот список доставлен последней диппочтой из Петербурга.

— Вы хотите сказать, что отправитель посылки — посол Бьюкенен?

— Его доверенное лицо получило данный список договора от человека из русского МИДа.

— То есть, наш общий друг здесь ни при чем?

— Именно так, мой дорогой барон.

Париж. Особняк Джеймса Ротшильда. Тот же день.

— Пришло срочное сообщение от Лайонела по телеграфу. Он рвет и мечет. Информатор Герцена — двурушник и играет на два фронта.

— О чем это он? Я что-то не возьму в толк, дядюшка. Поясните, чем опять недоволен мой дражайший кузен? — переспросил удивленный Натаниэль.