— Благодарствую за настойку, Прохор.

— Так пейте на здоровье! У меня в леднике еще припасено, — всполошился слуга.

— Довольно будет, да и поздно уже. Завтра быть в суде надобно, — он вспомнил, что краткий отпуск, столь милостиво предоставленный ему окружным прокурором, уже благополучно истек.

Подданный королевы Виктории Чарльз Кавендиш или Карл Каванди, как его прозвали дворники на Галерной, вышел из каюты на палубу, оставив утомившего его праздной болтовней Шварца наедине с шампанским, и теперь вполуха слушал крутившего штурвал Несвицкого. Прямо по курсу яхты лежала усадьба Мятлевых «Новая Знаменка». Господский дом в духе Елизаветинского барокко был возведен век назад по проекту Ринальди на высоком уступе за Петергофской дорогой, и с тех пор поменял немало владельцев, пока не стал собственностью сенатора Мятлева, деда нынешнего хозяина усадьбы. Впрочем, исторические экскурсы в сложную судьбу мятлевских владений мало занимали англичанина. Справа по борту, едва видимые в морской дымке, угадывались контуры батарей Кронштадта, а именно их созерцанием был поглощен Кавендиш.

— Вижу, вас новые форты заинтересовали? — наконец обратил внимание, куда повернута зрительная труба гостя Несвицкий.

— В Восточную войну[36] они закрыли для Королевского флота Петербург. Во всяком случае, так свидетельствовал наш адмирал Нэпир, — на превосходном русском отвечал Кавендиш, лишь легкий акцент выдавал его.

— Южные форты, на которые смотрит ваша труба, дорогой Чарльз, надежно перекрывают морской канал огнем своей артиллерии и, как рассказывал мой брат, служивший в те годы на флоте, вкупе с минными заграждениями, сделали абсолютно невозможным прорыв союзных[37] кораблей к нашей столице.

— Но этих укреплений тогда здесь не было! Были одни мины! Я внимательно читал отчеты Нэпира! — энергично тыча трубой в сторону неизвестных ему фортов, темпераментно восклицал взволнованный Кавендиш.

— Они спешно строились зимой и были готовы к весне пятьдесят шестого, но заключенный в Париже мир не позволил им показать себя в деле, — дипломатично отвечал Несвицкий, удивленный эмоциональной вспышкой британца.

— Итак, князь, я горю нетерпением увидеть дом вашего друга Вольдемара, — спешно перевел разговор на дачу Мятлева англичанин.

— Вы его не просто увидите, а будете в нем достойнейшим образом приняты, любезный мой Чарльз, — с мечтательной улыбкой заметил Несвицкий, предвкушая предстоящие празднества и утехи.

Наутро Чаров проснулся раньше обычного и, покончив с чаем, заторопился на Литейный. По прибытии в присутствие ему встретился товарищ окружного прокурора, попросивший подготовить записку по делу харьковских фальшивомонетчиков.

— Пришел запрос из Москвы, Сергей Павлович. Тамошнее судебное ведомство желает удостовериться насколько связаны их подсудимые с вашими подопечными, — отдавая ему пухлую папку, пояснил он.

«А Путилин — не промах! Даром что полтора месяца в командировке, а уж первые аресты произвел и под суд мазуриков отдал», — восхитился профессиональным чутьем и скоростью работы начальника петербургской сыскной полиции Чаров, засев за составление порученной бумаги.

Погрузившись с головой в дела минувшие, он не заметил, как стрелка часов отмерила полдень. «Надо бы проведать, как там дела у Блока?», — подумал Чаров и, пользуясь обеденным часом, сорвался в сыскное отделение. Однако съездил туда понапрасну и сыскаря не застал: «Выехали на убийство, сударь», — с подобострастной улыбкой пояснил узнавший его канцелярист. «Делать нечего, пора на Дворцовую подаваться», — он собрался честно и без утайки доложить о ходе дознания Горчакову.

Вице-канцлер задерживался в Царском селе на докладе у государя, и его принял Гумберт.

— Ну-с, молодой человек, чем порадуете? — довольно неласково встретил его тайный советник.

Обрисовав в общих чертах состояние расследования и, оставив за кадром имена подозреваемых, кои он намеревался сообщить одному министру, Чаров остановился, и вопросительно посмотрел на Гумберта.

— Итак, на сей час, у вас нет пакета? — без обиняков провозгласил тот.

— Пока нет, — с подчеркнутой аффектацией парировал судебный следователь.

— Сколько времени вам еще нужно?

— Хотя бы пару-тройку дней, ваше превосходительство.

— Вам повезло. Посланник Стекль захворал и в ближайшие дни едва ли сможет отбыть в Европу, дабы сесть на следующий в Нью-Йорк пароход.

— Значит…?! — невероятный подъем чувств обуял его.

— У вас есть пять дней, от силы — неделя, дабы найти пакет и исполнить обещание, вами в этих стенах однажды данное. Вам понятно, Чаров? Неделя, и не дня более, — жестко отрезал тайный советник.

В то самое время, когда он визитировал Гумберта, Палицын оставил Азиатский департамент и помчался на извозчике в банк. Ему так не терпелось получить наличные по присланному Герценом чеку, что он против обыкновения позабыл предупредить возницу подождать. Флегматичный конторщик взял от него вексель и невозмутимо отсчитал положенные по курсу деньги. Не обнаружив извозчика возле дверей банка, Кондратий Матвеевич сверился с часами и решил не тащиться в Доминик, а пообедать дома, благо его квартира находилась в трех минутах ходьбы. Две записки ожидали его. Одну, кою прочитал первой, он сразу отправил в камин, другая привела его в сильное возбуждение. Поев без всякого удовольствия, он вышел из дому, объявив жене, что задержится на службе и будет не раньше ужина.

— С чего вы взять, что вас подозревать в том террибл меда? — недоверчиво хмыкнул Кавендиш, отрабатывая удар по натянутой груше.

— Потому, как меня допрашивал следователь, — обозлился на идиотский вопрос британца Палицын и изо всех сил звезданул по снаряду. Сама обстановка в гимназическом зале общества любителей английского бокса на Фурштадской, куда его пригласил на разговор Кавендиш, раздражала привыкшего к салонному общению, ресторациям да театрам Кондратия Матвеевича.

— Вы говорить с несчастный столяр, нанять его на работа и уходить. С таким же успех они могут саспект и меня, — будто в воду глядел англичанин, продолжая наносить методичные выверенные удары.

— Но вы не встречались с покойным! — горячился Палицын, яростно молотя по груше.

— У меня не быть до него никакой бизнес. К тому же, мой грум знать ремесла велл, и в состоянии сделать любую смолл вёк.

— Подождите, и до вас доберутся! — делая стойку, злобно процедил он.

— Я есть подданный ее мэджести квин, и русская полиция должна иметь вери сыриос причина, чтобы сделать мой допрос. И давайте оставлять этот ненужный балаган. Я просить вас сюда не за этим, — прекратил терзать снаряд он.

— Это будет нелегко сделать, — вытирая полотенцем пот, в сомнениях, покачал головой Кондратий Матвеевич, узнав от Кавендиша суть дела.

— В противный случай, я не стать обращаться к вам, Кондратий.

— Мне нужны э-э-э… гарантии, да и…

— Вы их получать посыльным. И не надо больше заходить в посольство, лишний глаз нам не нужен.

— Помнится, когда я заходил туда в марте, мне никто не вспоминал про трущихся на Дворцовой набережной шпиков Третьего отделения, — Палицын оскорбился его нравоучительным тоном.

— Тогда был первый раз, но нужно всегда помнить о люди Шувалов. Теперь надо делать контакт посыльным.

— Тогда, попрошу и вас делать контакт посыльным, а не использовать для этих целей мою супругу, особливо, когда она на субботней прогулке с сыном! — решил рассердиться Кондратий Матвеевич, намекнув на встречу с женой Кавендиша на Невском.

— То был чистая случайность, поверьте! Я ехать в коляска и видеть мадам Вера.

— Ладно, забудем про это.

— Хорошо, забудем, но в посольство, ни ногой, мистер Палицын! — нанес завершающий удар по груше Кавендиш и затрусил в ринг.