Граф был сильно не в духе, когда адъютант, сопроводив его в кабинет, оставил Сергея наедине с шефом жандармов.

— Я прочитал вашу записку касательно намерений мадам, — смерив его колючим взглядом, отчеканил Шувалов.

Графолог не распознал подмены, признав почерк герцога подлинным, и графу ничего не оставалось, как принять точку зрения Чарова. Однако все его естество противилось этому, и он неосознанно искал подтверждений факту не отъезда в Париж Акинфиевой. Он даже отослал курьером в Вержболово[52] ее дагерротип с приказом таможенникам пропускного пункта задержать под любым предлогом, если таковая особа у них объявится.

— Она остается в столице и это не какая-нибудь игра или прихоть, а трезвое и, очевидно, мучительное для нее решение, ваше высокопревосходительство.

— У вас новые доказательства появились?

— Я сегодня видел мадам, и она, чрезвычайно взъерошенная, сообщила, что ей отказали в паспорте.

— Вы опять встретились с ней?

— Я был в МИДе по иному поводу, и столкнулся с ней случайно, когда покидал Азиатский департамент, — он уж подумывал не раскрыть ли ему цель своего визита туда, но Шувалов задавил на корню его несостоявшиеся откровения.

— У меня весьма мало времени, Чаров. Государь в понедельник отбывает из Царского на Выставку, я сопровождаю его величество, а посему, не взыщите, излагайте свои предположения короче.

— Это, собственно, все, ваше высокопревосходительство. Разве что, я подумал… — натолкнувшись на гневный взгляд шефа жандармов, спешно продолжил свою мысль он, — может все-таки показать означенный минерал в Париже кому-нибудь из ученых, — с этими словами он положил перед ним отданный ему четверть часа назад минерал.

Памятуя подозрительность Шувалова в отношении идентичности письма герцога, Сергей решил продемонстрировать ему, что камень у него, и Акинфиева его точно не взяла.

— Хм, занятный камешек, — двигая его по поверхности стола пальцем и размышляя, рассеянно отозвался Шувалов. — Нет, пожалуй, не стоит. Герцог неправильно истолкует появление во Франции минерала и на вас падёт тень. Оставим все, как есть, — провозгласил шеф жандармов, возвращая камень. — Главное, что она никуда не едет. Похоже, вице-канцлер все же поостерегся пойти против воли государя и выправить ей паспорт, — заметно успокоившись, заключил граф на прощание.

На самом деле причина неготовности паспорта госпожи Акинфиевой проистекала из поведения самой Надин. Вместо того чтобы заглянуть после театра в спальню к дядюшке и ублажить старика, она таки не сумела обуздать эмоций и закатила ему форменный скандал, требуя уволить Авдотью. Князь пошел на принцип и заявил твердое «нет», попутно рассудив не отдавать взбалмошной племяннице уже приготовленный паспорт. «Не приведи Господь, устроит мне сцену в Париже, да еще в присутствии официальных лиц», — оценил горькие последствия своей опрометчивости Горчаков.

Как водится, после посещения Шувалова, Чаров навестил Мерзликина, вернувшегося с обеда.

— Как живешь, не тужишь? — торопливо задернул оконную драпировку Яков Петрович. Пробивавшийся в комнату яркий солнечный свет после долгих недель пасмурной холодной погоды был ему непривычен и слезил глаз.

— Похвастаться пока не чем, главные подозреваемые оказались пустышкой — с понурым видом сообщил Чаров, опускаясь на стул.

— Тогда возьмись за не главных, — простодушно посоветовал Мерзликин.

— Времени в обрез, Яков. Завтра, считай, последний день будет, — сокрушенно вздохнул он.

— Время, понятие эфемерное и подчас, растяжимое, Сережа. Я так разумею: явные подозреваемые у тебя отпали, это, конечно, скверно. Получается, ты по ложному следу шел, но и круг подозреваемых, тем самым, у тебя сузился. Уверен, злодей, где-то рядом, он не прячется, ты его постоянно видишь, только увидеть не желаешь.

— Хм, прелюбопытное суждение, — с натянутой улыбкой процедил Чаров.

— Ежели у тебя крайняя надобность, — как всегда, вошел в его ситуацию Яков Петрович, — так и быть, оставлю тебе Шныря еще на пару деньков.

— Благодарю покорно, но завтра вечером преступник должен быть изобличен и выведен на чистую воду, инако… Даже страшно подумать, что будет «инако», — инстинктивно передернувшись, без прикрас обрисовал ситуацию он.

— Да, положение у тебя хуже губернаторского, — посочувствовал товарищу Мерзликин. — Однако должны же быть хоть, какие-то зацепки!

— Есть одна, причем, весьма основательная, — он умолк на мгновение, — но подозрение в этом случае на больно уж добропорядочного человека падает, — оживился Чаров, подумав о записи в гроссбухе покойного столяра, коя проливала неожиданный свет на пропажу государева пакета и которую он днями обнаружил. — А может, он таковым только мне, да еще кой-кому представляется.

— Вот это ты дело говоришь, — поддержал его сходу Мерзликин. — Кем бы он тебе не казался и как бы не представлялся, ты сомнения свои подальше засунь, а зацепку свою единственную фактами подходящими подкрепи. Вдругорядь опроси кого следует, глядишь, оные к тебе сами и придут. А при таком раскладе, зацепка твоя уже в могучий крюк обратится, на который ты изобличенного злодея и подвесишь. Так что, покумекай над моими словами, Сережа. Убежден — вот где собака зарыта…

В Окружном суде его встретила внушительная стопка бумаг, требовавших немедленного ответа. Засев за документы, он не заметил, как рабочий день кончился.

— Что нос повесил, Чаров?! Хватит грустить, пойдем, развеемся. У Лялина нынче именины, он приглашает, — услышал над собой голос коллеги он.

— Неотложных дел скопилось довольно, так что, уволь, — идти на банкет ему категорически не хотелось, да и вечером ждали дела. — По скольку ему собирают?

— Подписка обыкновенная, по рублю, — чиновник недоуменно пожал плечами.

— Возьми, — он протянул целковый и вновь уткнулся в бумаги, намереваясь покончить с ними в ближайшие полчаса.

Написав заключение по последней справке, он сложил их все в папку и отнес секретарю на подпись прокурору.

Палицын уходил со службы в глубоком раздрае. Тщательно выстроенная и начавшая приносить ощутимый доход схема разрушилась в одночасье и грозила погубить самого Кондратия Матвеевича. Когда первая паника улеглась, он с математической точностью взялся анализировать, где и как дал маху, и пришел к заключению, что за ним, определенно, следили. Импровизированный допрос, устроенный ему на рабочем месте Чаровым, однозначно убедил его в этом. «Похоже, следили и за Кавендишем, раз он меня с таким рвением и знанием частных подробностей спрашивал. А отчего, собственно, следили, наверняка и сейчас чья-то пара, весьма зорких глаз за мной наблюдает, — заполошно подскочил на стуле и выглянул в окно Кондратий Матвеевич, но ничего подозрительного там не увидел. — Нечаев, однако, хорош гусь. Не успели арестовать, как он меня с потрохами выдал, нигилист чертов. А корчил из себя несгибаемого борца с самодержавием. Тряпка с огненным взором, тьфу и растереть!» — сплюнул в сердцах Палицын.

Поскольку Чарова предстояло визитировать вечером, он рассудил, что следует немедля обсудить случившееся с Кавендишем. Выйдя на Дворцовую, он долго блуждал по площади, петляя аки заяц и пытаясь обнаружить за собой хвост, но так никого и не заметив, затрусил на Галерную.

— Понимаю, первый звонок случаться, когда вас вызывать в полиция? — кусая губы, метнул в него хмурый взгляд британец, когда Палицын умолк.

— Полагаю, следили за мной раньше, с того самого дня, как убили столяра.

— То есть, с четвертый май? — не задумываясь, назвал точную дату гибели Антипа Кавендиш, чем порядком изумил Кондратия Матвеевича.

— Именно так, — утвердительно кивнул он. — Когда же стали наблюдать за вами, любезный Чарльз, можно только догадываться, — он хотел показать Кавендишу, что тот тоже под колпаком политической полиции.

— Я вас предупреждать не совать нос в посольство. Наверняка, люди Шувалов вас видеть, начать следить и узнавать олл еконтактс, — искренне негодовал он.