Толпа улавливает суть сказанного и аплодирует еще громче, отчего глубокий красный румянец поднимается по шее и заливает щеки. Однако это не мешает мне улыбаться, когда я шлю ему поцелуи в преувеличенном восторге. Один из игроков передает ему огромный кубок, и он подносит его ко мне одной рукой, указывая на верхнюю часть кубка и вздергивая брови.

Я со смехом откидываю голову назад. Я точно знаю, что он делает. Сегодня утром он сказал, что выиграет, принесет этот трофей домой и заставит меня скакать на нем, натирая свой клитор, пока я не кончу. Я соглашаюсь с его безумием, поднимаю руки и тяну пальцы к себе в жесте «давай-давай». У моего малыша открывается рот, и он с криком бросает трофей следующему игроку, мчится по полю, взбирается на пограничную стену и бежит вверх по лестнице. Болельщики протягивают руки, похлопывают его по спине, дергают за майку, но он увиливает, прыгает и продолжает подниматься, пока не оказывается прямо под лоджией.

Его золотистые глаза вспыхивают от восторга, когда я перегибаюсь через перила, насколько это позволяет мой живот, и ухмыляюсь ему.

Он ухмыляется и спрашивает:

— Ты играешь со мной, куколка?

И я отвечаю ему именно то, что он хочет услышать.

— Нет, малыш, но я буду играть с тобой, каждый день… вечно.

Конец