– С другой стороны, с пани Данутой, благополучно добравшейся до Рима, кроме Невесты, мне к себе никого не подпустить…  – Странница была коллегой по работе. Кроме того, Саша опасался, что, оказавшись в его постели, девица немедленно настрочит рапорт по начальству:

– Даже не думая. Впрочем, ей нечем думать, у нее не голова, а собрание трудов классиков марксизма…  – Саша взглянул на часы:

– Не сплю, а дремлю, Мышь. Не все такие полуночники, как ты, некоторые…  – девчонка прыснула:

– Встают в пять утра, упражняются с гирями и заносят в дневник цитату дня…  – Саша пробурчал:

– Не вижу ничего плохого в гирях. Развод мостов ты посмотрела, пора доставить тебя на Острова…  – в дверь постучали. Саша услышал голос военного моряка, ведавшего прогулкой:

– Товарищ, вас к телефону…  – катер оборудовали полевым аппаратом. Быстро поднявшись в рубку, Саша зажмурился от бронзового сияния солнца, поднимавшегося над шпилем Петропавловки. Замигала зеленая лампочка, дежурный по Большому Дому сухо велел:

– Через полчаса прибудьте на экстренное совещание, товарищ Матвеев. Есть срочные новости из Москвы.

На швейцарских часах Саши стрелка едва подобралась к семи утра. Совещание в Большом Доме начавшись в половину шестого, продолжалось едва ли тридцать минут. Им зачитали краткую радиограмму из Москвы:

– Нежелательные волнения продолжают иметь место в Новочеркасске на электровозном заводе. Примерно к трем часам ночи после введения воинских частей толпу, насчитывающую к тому времени около четырех тысяч человек, удалось вытеснить с территории завода и постепенно она рассеялась. Завод был взят под военную охрану, в городе установлен комендантский час, 22 зачинщика были задержаны…

Совещание проводил глава местного Управления Комитета Государственной Безопасности товарищ Шумилов:

– В город ввели танковые войска, – недовольно сказал он, – руководителям, прилетевшим из Москвы, придана особая охрана…  – вчера в Новочеркасск прибыли пятеро членов Президиума ЦК КПСС:

– Шелепин тоже с ними, – Саша отхлебнул из фляжки наскоро сваренного в Большом Доме кофе, – но военные пока мямлят, не предпринимая решительных действий…

Вчера толпа рабочих освистала на главной площади города выступавшего с балкона здания горкома партии ростовского секретаря Басова:

– Мерзавцы подожгли портрет Хрущева, забросали балкон бутылками и арматурой, блокировали территорию завода, избивали милиционеров…  – смута началась из-за неудачного совпадения событий:

– Сначала по радио объявили о повышении розничных цен на мясо, и в тот же день дирекция завода сообщила рабочим об увеличении норм выработки…  – Саша хорошо знал историю:

– Все бунты на Руси случались именно по таким причинам. Однако цари не церемонились со смутьянами, нельзя церемониться и нам…  – Шумилов закончил совещание недвусмысленным приказом:

– Из Москвы в Новочеркасск направляется специальная группа наших работников…  – он взглянул на часы, – через сорок минут с аэродрома Горелово вылетает экстренный рейс…  – Саша сидел в фюзеляже реактивного Ту. Оглядев ребят по соседству, он понял:

– Здесь все добровольцы. Любой из нас вызвался бы провести такую операцию, но отобрали только коллег с соответствующей подготовкой…  – учитывая бездействие армии и беспомощность милиции, требовалось подавить бунт, не допуская дальнейшего, как выразился Шумилов, нежелательного исхода событий. Восставшие могли перекрыть железную дорогу, взорвать завод или мосты:

– Среди смутьянов не только рабочие, но и инженеры, – вздохнул Саша, – у них есть доступ к нужным средствам, у них под рукой весь завод…  – Саша едва успел позвонить на Острова. Он знал, что по утрам генерал Журавлев гуляет с Дружком:

– Собаку они с собой привезли. Марта спит, с ней мне никак не попрощаться…  – он ограничился только извинением:

– Дела, Михаил Иванович, меня срочно вызывают в Москву…  – Журавлев серьезно сказал:

– Служба есть служба, Александр. Наталья тебе соберет посылку, когда мы вернемся в Куйбышев. Спасибо, что возился с Мартой, она ценит твою дружбу. Она девчонка языкатая, но добрая…  – Саша попросил передать Марте, что пришлет ей письмо:

– Напишу ей перед отъездом в США…  – самолет разгонялся, – а Невесте скажу, что меня отправляют, например, на Дальний Восток. Она купит легенду, она смотрит мне в рот…  – леди Августа напоминала Саше покорную хозяину собаку:

– Ладно, и она, и Дракон и даже товарищ Освальд подождут…  – в самолете никто не шумел, ребята устало дремали, – сначала надо добраться до Новочеркасска, отыскать проклятого немца…  – в конце совещания Шумилов велел Саше задержаться:

– Для вас есть сообщение, – со значением сказал генерал, – лично от товарища Семичастного…  – прочитав радиограмму, Саша едва сдержал ругательство. Из Берлина поступили сведения, что товарищ Рабе, в бытность сержантом армии ГДР, посещал подпольные религиозные сборища:

– Его описывают трое арестованных, – Саша сжал кулак, – никакой ошибки быть не может…  – проклятый товарищ Рабе неделю назад отбыл в Новочеркасск, как представитель московских строителей:

– Он делится опытом работы в новых жилищных кварталах, участвует в возведении следующей очереди этого электровозного завода. Мы разрешили поездку, отказались от местного куратора для него. Мы доверяли ему, пригрев на груди змею, тайного агента западных разведок…

Саше предстояло вытащить товарища Рабе из охваченного бунтом Новочеркасска и привезти его в Москву:

– Немцы ошиблись, мы обманулись, но больше мы такого промаха не совершим…  – лампочка над кокпитом погасла, Саша закурил, – подонок пожалеет, что появился на свет…

Пробив легкие облака, оставив позади Ленинград, самолет повернул на юг.

Иногда, оставаясь одна, Марта вытаскивала из картонной коробки потускневший крестик. По соседству она хранила открытку от Гагарина и тетрадки с вычислениями. Цепочка обвивала хрупкую шею, девочка клала узкую ладонь на мутные изумруды.

Забравшись с ногами на кровать, обложившись журналами, она прислушивалась к звукам в коридоре. За задернутыми шторами тяжелого бархата поднималось солнце. Дача стояла на Елагином острове, на огороженном мощной стеной участке. По паркету клацали когти, до Марты донесся тихий голос приемного отца:

– Дружку есть где побегать, папа Миша всегда его рано выгуливает…  – пользуясь тем, что она посещала школу во вторую смену, Марта обычно вставала не раньше полудня. Приемные родители смирились с ее полуночными бдениями, как весело говорил генерал Журавлев:

– Они даже разрешили мне черный кофе, – мимолетно улыбнулась Марта, – хотя мама всегда сетует, что на сливках или молоке я бы немного округлилась…  – ночная рубашка открывала костлявые, усеянные веснушками, ключицы девочки.

Ночью Марта не делала школьные уроки:

– На них мне хватает часа…  – рука возвращалась к острым граням крестика, – я занимаюсь высшей математикой и теоретической физикой…  – Марта не могла проверить западные научные журналы, однако девочка не сомневалась, что доктор Эйриксен получил ее тетрадку:

– Но журналы бесполезны, – вздохнула девочка, – он бы не опубликовал ничего под своим именем, это противоречит научной этике. Однако я уверена, что он взломал шифр и знает, как меня зовут…  – письма от ученого она не ждала:

– Он понимает, что конверт до меня не дойдет…  – Марта дернула тонкими губами, – но теперь мое имя известно на Западе, пусть и таким образом…

Поверх разбросанных журналов лежала ее семинарская тетрадка в картонной обложке. На последнем занятии Сахаров разбирал с ними принцип Паули. Марта пробежала глазами ряды вычислений:

– Андрей Дмитриевич нахмурился, когда увидел мои уравнения. Но я не сделала ни одной ошибки…  – возвращая тетрадь, Сахаров, действительно, похвалил ее:

– Все правильно…  – физик помолчал, – скажи, ты не читала…  – оборвав себя, он хмыкнул:

– О чем я? Работа написана в тридцатых годах и никогда не переводилась на русский. Забудь, это ерунда…  – в коридоре все стихло: