— Откуда в доме собака? — такими словами он встретил молодую женщину, когда она принесла ему ужин. — Я слышал лай.

Этого вопроса Нола ждала. Она поняла, что, когда Райнхарт велел оставить дверь в коридор открытой, он собирался контролировать все, что происходит в доме, а заставить детей или новорожденного молчать было невозможно. Она глубоко вздохнула и ринулась вперед.

— Да, у нас дома щенок. Его зовут Песочек. Шеннон с ним играет, и он лает.

Нола сделала вид, что смотрит в окно. На самом деле она не хотела, чтобы Райнхарт заметил, что она нервничает. Страха у нее не было, но и скандалов ей больше не хотелось. Хотя бы ради детей она постарается сохранить мир в доме.

— Как эта собака сюда попала? — тон Ленгфорда Райнхарта не оставлял ей надежды на то, что вопрос разрешится миром.

— Ну какая разница? — молодая женщина пожала плечами.

Ленгфорд Райнхарт прищурился. До чего же у него холодные глаза! Она ощутила едва сдерживаемый гнев.

— Я требую ответа, мисс Грейсон.

Учительница отошла от окна и поправила книги на ночном столике хозяина.

— Если вы непременно хотите знать, щенка взяла с собой Тилли. Его мать прекрасно ловит змей…

Нола искоса взглянула на Ленгфорда. А может быть, его и правда хватит удар…

— Кто такая Тилли? — он на минуту растерялся.

— Это старшая дочка Мэри, и есть еще новорожденная.

Теперь у хозяина поместья отвисла челюсть.

— О чем, ко всем чертям, вы говорите? Кто такие Тилли и Мэри?

— Вы хотите с ними познакомиться? Одну минуту, я их позову. И Нэнси тоже.

Нола шагнула к двери.

— Мисс Грейсон, — взорвался Ленгфорд, и тут же стукнулся коленкой о край постели.

Англичанка остановилась.

— Я приведу их позже. Вы немного отдохните, а мне нужно уложить Шеннон.

С этими словами она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Какое-то время в комнате Ленгфорда Райнхарта было тихо. Нола подозревала, что ему надо было прийти в себя. Времени на это потребовалось совсем немного. Едва она дошла до кухни, и он, как сумасшедший, начал стучать палкой в пол, но молодая женщина не стала торопиться. Она решила подождать, пока хозяин поместья немного успокоится, придет в разум, хотя, очевидно, до этого они все постареют и поседеют.

Шеннон Нола устроила в одной из комнат на втором этаже. Так как аборигенки не спали под крышей, но хотели быть как можно ближе к «великой женщине», она жестами показала им, чтобы вынесли матрасы на балкон. Пусть любуются на звезды оттуда. Сначала все трое испугались высоты, но после уговоров Шеннон и Нолы согласились выйти на балюстраду. В конце концов им там даже понравилось, и женщины стали с удовольствием обустраивать себе постели.

Нола тихонько постучала в дверь Ленгфорда Райнхарта и, не услышав приглашения войти, заглянула внутрь. У изголовья кровати горела лампа, сам старик, казалось, спал, и англичанка спокойно вздохнула. У молодой женщины не было никакого желания и дальше скандалить с ним. Она на цыпочках подкралась к окну и открыла его, чтобы в душную комнату мог попасть прохладный ночной воздух. Обернувшись, Нола Грейсон вздрогнула и чуть не застонала от досады. Ленгфорд Райнхарт сидел в постели и смотрел на нее.

— Я… я… не хотела вас будить, — пробормотала учительница.

— Я не спал. Как, по-вашему, я могу спать, если не знаю, что происходит в моем собственном доме?

И тут Ноле стало стыдно. Она подумала, что в чем-то хозяин поместья безусловно прав. В конце концов, дом действительно принадлежит ему, она и в самом деле только служащая, и вряд ли правильно, что о том, что произошло, он узнавал последним.

— Если вы не будете нервничать и ругаться, я вам все объясню.

— Я не собираюсь давать вам какие-либо обещания, мисс Грейсон. Вы явно путаете меня с кем-то из ваших учеников. Садитесь. Вы слишком высокая, и мне трудно на вас смотреть, сидя в постели.

Нола глянула на Райнхарта и в который раз спросила себя, каким этот человек был раньше, до того, как несчастье в семейной жизни так изменило его. Учительнице оказалось сложно представить его иначе, чем невыносимым грубияном, каким он был сейчас.

Молодая женщина поставила стул рядом с постелью хозяина поместья. Какое-то время она молчала и размышляла, как ей лучше рассказать об аборигенках. Будь Ленгфорд Райнхарт здоров, Нола сказала бы все честно и прямо, но его нынешнее состояние заставляло ее медлить.

Старик пристально смотрел на нее. Он явно почувствовал нерешительность молодой женщины.

— Вы всегда были прямы и безапелляционны, мисс Грейсон. Что вас сейчас смущает? Неужели мое состояние?

Конечно, последний вопрос был задан для того, чтобы спровоцировать ее на новый скандал.

— Ну, хорошо, как хотите, — она решила расплатиться со старым хамом его же монетой, но тут же прикусила язык.

Между тем Ленгфорд Райнхарт был совершенно спокоен, по крайней мере внешне, и Нола начала свои рассказ:

— За то время, что я живу на вашей ферме, я два раза была в лагере племени вана-мара…

— Меня это нисколько не удивляет. Вы очень экстравагантная особа, — Райнхарт окинул молодую женщину ледяным взглядом.

Нола решила не комментировать это замечание и продолжала, как будто и не слышала:

— Вы, конечно, знаете, что Джимми и Джек тоже из вана-мара.

— Их отцы были белыми.

— А их матери — аборигенки, следующие обычаям своего народа.

Собственно говоря, Нола просто хотела узнать, подозревает ли хозяин о том, что племя часто и подолгу находится на его земле. Теперь ей стало ясно, что ему давно об этом известно. А что он знает еще?

Нола продолжила свой рассказ.

— Когда я была там первый раз, мне удалось помочь девочке, у которой был сильный приступ кашля. Я показала ее матери, как можно облегчить состояние ребенка. В Англии дети ведь тоже кашляют, и ингаляции в таких случаях там обычная процедура. Удивительное дело — мать этого ребенка, да и все остальные вана-мара решили, что я обладаю сверхъестественными способностями. Вчера ко мне прибежал мальчик из племени. Он все время повторял, что я должна отправиться с ним в лагерь. Там я опять увидела эту женщину. Она рожала. Должна признаться, что я испугалась, потому что ничего не понимаю в акушерстве, к тому же ребенок лежал неправильно. Разворачивать его было уже поздно, даже если бы я знала, как это делается, но я-то и не знала! Потом приехал Джек. Он сказал, что надежда только на мои знания и умения. Оказалось, что колдун племени проклял эту женщину и ее нерожденное дитя, потому что она разрешила мне помочь ее старшей девочке. Роженица уверовала в то, что я — ее последняя надежда. Никто из племени не собирался помогать ей. Они смирились с тем, что она должна умереть, а ребенка уже считали мертвым, хотя, как я вам сказала, у женщины были роды.

Вспоминая все это — пение, дым, крики роженицы и ужасный страх, которым было охвачено все племя, Нола разволновалась. Она встала и начала ходить по комнате.

— Роды были ужасными. Бедняжка очень мучилась. Я ничем не могла ей помочь. Единственное, что мне удалось сделать, — убедить, что ей не грозит никакая опасность от злого духа. Джек переводил все, что я говорила. Она поверила мне, а я пообещала, что она и ребенок останутся живы. И кстати, Джек дал ей болеутоляющий отвар из травы, которую я привезла для вас и для Вэйда. Я уверена в том, что он очень помог несчастной. Длилось все это бесконечно долго, но все когда-нибудь кончается. Кончился и этот кошмар. Причем самым замечательным образом — она все-таки родила. И девочка оказалась такая славная! Я даже от того, что оказалась простой свидетельницей этих родов, и то была совсем без сил, а что уж говорить о молодой матери…

Воспоминания о страданиях аборигенки вызвали у Нолы Грейсон волну сочувствия, но Ленгфорд Райнхарт, казалось, совсем не был тронут всей этой историей.

— Я уже собралась уезжать из лагеря, а тут вдруг новость — Джек сказал, что племя считает меня ответственной за души молодой матери и новорожденной и что они должны поехать со мной, иначе с ними случится беда. Женщина испугалась еще больше, теперь, наверное, не столько за себя, сколько за малышку. Этого нельзя было не заметить. После всего того, что она пережила, я не могла оставить ее в беде.