- Вот когда не надо, он бывает на редкость навязчивым и невыносимым! – она скажет это Эве чуть позже, когда месье д’Альбьер наконец-то покинет территорию огромного балкона, а Полли потянет свою отвоёванную совместными усилиями подругу в сторону окон-дверей параллельных бальной зале комнат. И всё произойдёт настолько быстро, чуть ли не бегом, будто в запаздывающей спешке, что Эвелин не успеет даже разглядеть саму террасу и простирающийся за её беломраморной балюстрадой ночной сад Терре Промиз.

- Но, надо признаться, сегодня, после стольких лет со дня смерти мамы, он как-то вдруг неожиданно ожил. При чём слишком уж подозрительно. Раньше, чтобы упросить его что-то сделать, требовалось не абы сколько времени и крайне осторожных заходов со стороны, а тут… Мне даже не пришлось его уговаривать пригласить тебя на танец, чтобы потом вывести из зала.

- Хочешь сказать, что это на него не похоже?

- Хочу сказать, что танцы для него в последние годы стали настоящей пыткой, поскольку желающих дам дождаться от него приглашения всё ещё много, а вот у него совершенно нет никаких желаний приглашать кого-либо вообще. На последних раутах он наотрез отказывался танцевать, ссылаясь на боли в пояснице и на старое ранение ноги, а тут… даже хромать перестал!

- Может ему сегодня стало получше?

- Да неужели? Боже, Эва, какая же ты в сущности ещё наивная!

Хорошо, что сумерки окружающих помещений скрадывали своими бархатными тенями не только оттенок кожи, но и даже черты лиц, хотя и мешали наслаждаться видом роскошного интерьера давно вышедшего из моды стиля барокко.

- А куда мы идём?

- В мою комнату, конечно! – которая, кстати находилась на этом же этаже, но в восточном крыле здания, через несколько внушительных пролётов длинных галерей, а те, в свою очередь, выглядели запутанными переходами монументального лабиринта из светлых стен, разграниченных симметричными полуколоннами, сводчатых потолков с фресками на местную пейзажную тематику и более тёмного паркета в шахматную шашечку, начищенного буквально до зеркального блеска.

Спрашивать, что они будут там делать, Эвелин пока не рискнула. Решила дождаться, когда они достигнут намеченной цели и окажутся за дверьми личных комнат Полин.

- Какой цвет ты больше всего предпочитаешь?

Не успели они очутиться в просторном будуаре мадам Помпадур, а то и самой Марии-Антуаннеты Австрийской (поскольку назвать данное помещение обычной комнатой юной барышни не поворачивался язык), как Эву в который уже раз за этот вечер подвергли нешуточному испытанию на прочность. Она так и осталась стоять у дверей, не решаясь пройти вслед за подругой в роскошные покои невообразимых размеров и королевского убранства. Да и Полли была через чур увлечена собственной идеей-фикс, чтобы заметить скованную нерешительностью не в меру скромной Эвелин. Она как раз чуть ли не бегом влетела в смежную спальню через широкий проём, тут же принявшись скидывать декоративные подушки со стоящего у изножья кровати массивного сундука-топчана.

- В смысле, какой цвет?

- Хотя нет! Не говори! Красный! Тёмно-красный бархат! – крышка сундука с возмущённым скрипом обнажила свои скрытые сокровища перед воодушевлённым взглядом юной хозяйки. – Кажется, где-то такое было.

- Красный бархат? – Эва запуталась окончательно, но так и не рискнула сделать хотя бы ещё один шаг к центру будуара. Зато вынужденно наблюдала со своего места, как Полли раскидывается то ли кусками материи, то ли платьями, которые та выуживала из сундука и тут же отбрасывала в сторону, прямо на пол, поскольку оные не соответствовали искомой ею вещи. – Ага! Вот оно!

Даже тусклое освещение газовых ламп, как и расстояние в несколько ярдов не смогли приглушить в руках Полин сочный цвет тёмно-красной ткани, до которой девушка только что добралась и теперь разглядывала под более удобным ракурсом. И, похоже, это действительно было платье, разве что совершенно иного от современного кроя.

- Можешь раздеваться.

- ЧТООО?!

Постоянных или, как их ещё называют, верных подруг у Эвелин в Леонбурге никогда не было. Может быть только какие-нибудь ненавязчивые знакомые, с кем по обыкновению и ненамеренно (абсолютно случайно) пересекаешься у кого-нибудь в гостях или на светском рауте, реже в парках, на набережных, либо в библиотеке. Заканчивались подобные знакомства недолгими разговорами на необременённые темы ни о чём, хотя Эве и приходилось довольно часто наблюдать со стороны за настоящими отношениями между действительно преданными подружками. И, конечно, не без лёгкого чувства зависти.

По крайней мере, она имела хоть какие-то представления о том, чем обычно при встречах занимаются подобные барышни. Как правило, обмениваются последними новостями и слухами, рассказывают друг дружке, что и когда произошло в их личной жизни, делятся сокровенным – мечтами и даже приснившимся, а иногда увлекаются каким-нибудь новомодным коллекционированием незамысловатых вещичек. Собирают альбомы с гербариями, поздравительными открытками, журнальными вырезками, фотокарточками всевозможных рекламок или выдумывают милые стишочки «на память», подписываясь ими под приклеенными корешками театральных билетиков или ещё чем-то столь же незамысловатым, что требовалось в срочном порядке сохранить, сберечь, а потом в дождливые вечера перелистывать да пересматривать, перечитывая по нескольку раз подзабытые строчки и предаваясь ностальгическим воспоминаниям.

Ну и, конечно же, обязательно куда-нибудь ходят вместе, гуляют, отдыхают, временами даже переписываются, если не имеют возможности встретиться в тот или иной день. Но чтобы вот так! По среди глубокой ночи, под боком у ничего не подозревающих родителей и опекунов!.. Такого Эвелин уж точно нигде ранее не наблюдала.

- Это что? Bata de cola? – её глаза расширились ещё больше, как только Полин вернулась в гостиную будуара, прихватив то самое откровенно красное платье с пышной пеной сборок и воланов в той части, где должна была находиться юбка или же её шлейф.

- Оно самое – традиционный костюм испанских цыганок-танцовщиц. Правда его шили, как карнавальное, но придерживались оригинального стиля до последней пуговки. Танцевать в нём одно удовольствие!

- Танцевать? Ты же только что сбежала с собственного бального приёма!

- Я сбежала со скучных вальсов, полонезов, мазурок и прочих занудностей, от которых меня ещё с детства бросало в дрожь. Про их исполнителей сдержанно промолчу. Сколько не учи курицу танцевать кадриль, она всё равно останется курицей, которая танцует кадриль. Зрелище не для слабонервных.

- Ничего не понимаю.

- Поймёшь, когда переоденемся и поедем в город на карнавал.

Вот тогда-то челюсть и отвисла, буквально и надолго. Потребовалось не абы сколько времени хотя бы на то, чтобы вернуть едва не утраченную способность мыслить и даже складывать в голове какие-то слова в членораздельные фразы.

- Ты собираешься сбежать из дома, прямо посреди праздничного вечера? – не сколько произнесла, а скорее выпалила изумлённым возгласом ошалевшая Эвелин Лейн, глядя теперь на подругу с крайне недоверчивым сомнением. Неужели она в ней ошиблась? Или того хуже! У Полли не всё в порядке с головой?

- А тебе самой разве не хотелось попасть на карнавальное шествие? Пройтись по ночному городу, понаблюдать за настоящими танцевальными схватками и конкурсами? Заглянуть в интересные заведения, которые обычно закрыты в дневное время или считаются не вполне подходящими для юных леди.

- Хочешь сказать, что ты занимаешься подобными… вылазками уже далеко не в первый раз? – чем больше Эва её слушала, тем сильнее впадала в шоковое состояние, не зная, как правильней реагировать на происходящее и что говорить в подобных случаях. Как будто ей предлагали сделать что-то необычайно жуткое и аморальное, практически равноценное убийству.

Хотя… назвать то, что она чувствовала в тот момент, сплошным паническим страхом – не поворачивался язык. Да, притапливающие приступы парализующего шока периодически накатывали лёгкой контузией и страстным желанием на что-нибудь присесть. Но всё же, это явно не они удерживали девушку на месте и не давали сбежать из комнат подруги в другую часть особняка со всех ног и не оглядываясь. Желудок, диафрагму и где-то на уровне солнечного сплетения скручивало изнутри тугими, горячими ещё и пульсирующими узелками совершенно иных ощущений. Да, они шокировали, но это был какой-то странный шок, щекочущий нервы по натянутым струнам противоречивых эмоций и… скрытых желаний. Будто Эвелин намерено никуда не уходила отсюда, удерживаемая подсознательным ожиданием, что её вот-вот переубедят не только остаться, но и уговорят тайно бежать из поместья туда, куда она сама мысленно рвалась чуть ли не с первых минут утреннего пробуждения. Ведь ей предлагали то, что ей казалось на протяжении всего дня абсолютно недосягаемым и невозможным. И как после такого не разпереживаться?