— Спасибо, я рад, что ты оценил по заслугам мои дела, — выдохнул Али.
— Сколько у тебя осталось бойцов?
— Пятьдесят два, из них двадцать семь ранены. Русские оказались свирепыми противниками, я не ожидал от них такого.
— История учит нас, что русские всегда были такими, нельзя было их недооценивать.
— В лечебнице у нас в плену семеро мужчин, тридцать женщин и двенадцать детей. Часть из них мы заберём с собой в Пфальц.
— Мудрое решение, но вряд ли выход будет простым, — Хаким покачал головой и остановился, развернувшись лицом к Демиру.
— Я понимаю, но пока что немцы ничего толком не предприняли, они дважды приходили, — Али торжествовал, — Но они были объяты ужасом.
— Всё, как ты и хотел, — турок улыбнулся ему в темноте, — Ты залил эту землю кровью, и она может склониться перед тобой, но Канцлер призвал помощь простых людей Германии. Не волшебников.
— Они дорожат жизнями заложников, пока они в наших руках, штурма не будет.
— Они напуганы и объяты страхом, такой ярости эта земля давно не видывала, — Хаким покачивался с пятки на носок, — Ты готов пробиваться в Пфальц, если тебе не дадут транспорт?
— Автомобили есть, мы поедем на них, если те всё же не согласятся на мои условия. Возьмём с собой детей.
— Они не готовы мстить нам, я ошибся насчёт того, какие последствия повлечёт за собой то, что ты сделал. Но позволь спросить, твои войны будут стоять до конца и выполнять твои приказы, даже если окажутся в одиночестве?
— Что ты имеешь в виду, Хаким-бей? — Демир непонимающе уставился на собеседника.
— Каждый, за кем идут люди, должен в первую очередь заботиться о благополучии идущих сзади него.
— К чему ты клонишь?
Хаким задумчиво раскрыл зонт над их головами, ощутив, что дождь снова начал набирать силу:
— Ни один поступок на этой земле, как и на любой другой, не может произойти просто так без последствий. Ни одно действие не может не привести к ответу на него.
Он взмахнул рукой и растворился в ночной темноте. Тело Али Демира безвольно упало на дорожку под забором заднего двора лечебницы Байрсброна.
***
(21 августа)
Сознание вернулось к Кристине, и она попыталась открыть глаза. Резкая боль сдавила обручем голову, а из носа потекла кровь. В ушах пульсировало и шумело, и через этот шум она не различала ничего, что творится вокруг, только какие-то неясные звуки.
Ощущение собственного тела возвращалось медленно, словно бы оно было не её. Вначале пришла боль, руки были скручены и привязаны к чему-то сверху. Ремни безжалостно впивались в кожу, а мышцы ломило от неудобного положения — уж лучше бы не приходить в сознание вообще, чем в таком виде, но что уж поделать.
Спина ощутила теплоту дерева, позади явно был столб. Кристина осторожно подала голову назад и коснулась затылком его поверхности. В висках застучало ещё сильнее, изо рта непроизвольно вырвался стон. Но вместе с этим возвратилось и ощущение остального тела — ноги точно также перетянуты ремнями так, что пошевелить ими нельзя, и привязаны ко всё тому же столбу.
Кто-то подошёл вплотную, загоготал и что-то сказал по-турецки. Француженка стиснула зубы и дёрнулась, но тут же ощутила, что плотный ремень охватывал её вокруг пояса и точно также прижимал к столбу. Да чёрт возьми, куда эти турки её приволокли?!
Шум в ушах медленно отступал, головная боль слабела. Девушка смогла ощутить прелый запах мокрого леса. Сверху падали капли дождя, где-то в отдалении шумели ветви деревьев, в нос бил запах костра, настолько большого, что лица достигал его жар.
Несколько минут Кристина прислушивалась к ноющему телу и пыталась аккуратно открыть глаза, в итоге ей это удалось, и она поняла, что находится на огромной лесной поляне. Полностью оценить её размеры не представлялось возможным, потому что посреди неё горел огромный костёр, снопы искр взметались в тёмное, низко висящее небо из которого моросил дождь, совершенно не мешающий костру и туркам, которые деловито подбрасывали в него увесистые поленья. Вокруг поляны шумели сосны, и неподалёку от них на одинаковом расстоянии друг от друга были вкопаны, видимо, такие же столбы, к которому была прикована Кристина.
Француженка сумела повернуть голову, оглядываясь, так и есть — слева и справа от неё было по три столба, остальные, которые, скорее всего, также стояли на той стороне, не были видны из-за яркого пламени, но и к этим были привязаны молодые девушки. Их руки точно также, как у Кристины, были пристёгнуты к столбу над головой, ещё один ремень перехватывал пояс и один — ноги внизу. Кем они были, и где турки их похитили, было совершенно непонятно: самая обычная внешность, самая обычная одежда, она и сама так одевалась, стараясь слиться с маглами в городах.
В тенях за столбами Фавр де Поль заметила тех же турок в чёрном, что нападали на неё на горе Броккен и в Трептов-парке, видимо, это были какие-то особые бойцы, не владеющие искусством волшебных палочек, зато прекрасно управлявшиеся с кривыми ятаганами, которые и сейчас висели у них на поясах. Нет, они не стояли изваяниями спиной к лесу, они, как хорошие сторожа, постоянно смотрели по сторонам, видимо, чтобы обнаружить какого-то врага, кто готов на них наброситься.
Интересно, кого же они опасались? И, чёрт возьми, куда её приволокли? Эта турецкая магия позволила схватить её, главу мракоборцев! Аненербисты тогда нападали впятером и не смогли ничего сделать, а здесь одна какая-то цыганка… Кристина прикрыла глаза, стараясь унять боль в ноющих конечностях и голове, но всё было тщетно. А внутри неё уже рождалось самое неприятное чувство, которое существует в человеке — чувство собственного бессилия. За это она ненавидела себя, потому что всю жизнь считала, что из любой ситуации можно найти выход, но сейчас, похоже, выхода не было. Всё это походило на какой-то дикий и кровавый ритуал, в конце которого её принесут в жертву. И помочь ей сможет только чудо, чудо в виде кого-нибудь, кто покажется из леса и сможет одолеть турок.
Три недели назад она прибыла на Германскую землю, и похоже, это стало её концом, концом Кристины Валери Фавр де Поль. Надо было поступать умнее, продуманнее, а не бросаться в омут с головой. Кристина закусила губу, ведь ещё пару недель назад можно было спокойно увезти Марту к Валерию, и до этого бы не дошло. Француженка открыла глаза, у костра стоял рослый старик с аккуратной бородкой в чалме и длинном чёрном халате с золотыми узорами, мерцающими в пламени. В руках он держал невзрачную тетрадку и читал её в свете костра. Вот и волшебник, что закончит жизни всех, кого похитили эти твари. Кристине стало даже интересно, во имя чего её убьют? Мысли о том, каким ужасным способом это произойдёт, она предпочитала отгонять от себя.
К турку в чалме подошёл мужчина поменьше ростом и что-то негромко произнёс, тот кивнул и указал на лес, потом — на землю. Фавр де Поль опустила взгляд и поняла, что поляна была вычищена до самой песчаной земли. Небольшие кристаллики песка поблёскивали в пламени костра. Затем мужчина в чалме нагнулся к земле и стал чертить продолговатым предметом витиеватые символы, обходя костёр по кругу.
Кристина подумала, что, видимо, ритуал начался, и попыталась дёрнуть путы на руках, но те крепко сжимали запястья — да как так-то?!. Уповать можно только на освобождение от ремней, но что если ей просто перережут горло, даже не отвязывая? Она сглотнула, а новый комок бессилия и ужаса уже подступил к горлу.
А если её отвяжут от столба, то можно попробовать бежать… Нет, ноги явно не послушаются, попытка бегства обернётся позорным пленом и смертью. Из леса вышли несколько женщин и мужчин и скинули несколько крепких веток в костёр, брызнули искры, огонь качнулся в сторону турка в чалме, но тот даже не заметил этого, продолжая чертить. Вот бы их преподавателю по ритуалистике в Шармбатоне подобную выдержку, и занятия же не проходило без истерики на почве неправильно начерченной линии. А тут — они же явно стоптали несколько фигур, уже появившихся на песке, но этот чародей лишь поправил их, когда дошёл в своём рисунке до того места. Затем он распрямился и указал принесшим дрова людям, чтобы те уходили.
