— Гогенцоллерны же нашли способ в восемнадцатом веке? — Канцлер словно бы вспомнил что-то, что знал всегда, и попытался ухватиться за это воспоминание, как за спасительный круг.

— Их род что-то сделал, это правда, — его собеседница словно кивнула, — Притом, сделал для той земли, которой они правили. Волшебники той земли перестали терять силы, напротив, она не только вернулась, но становилась больше год от года. Каким-то образом их совсем не коснулся общий упадок волшебства, который обнаружили в Британии и Франции. Но, поверьте, это была не светлая магия, светлой магией, что бы там эти ханжи в высоких кабинетах не кричали, невозможно добиться подобных результатов.

— Урок истории продолжается, как я понимаю? — устало усмехнулся Вильгельм, размышляя о неизбежном, о том, что ему придётся согласиться с Анной.

— Да, мне нравится смотреть на Ваше лицо, герр Эрнст, — та хищно ухмыльнулась, — Вы уже осознали масштаб ситуации, но ещё не смирились с ней, это заметно.

— Я не понимаю, что от меня требуется? Привести Вам десять человек?

— Не мешать мне добывать этих людей, — отрицательно покачала головой Эберль. — Я сама справлюсь с тем, чтобы найти их. Но Вы должны понимать, зачем я это делаю, и не мешать мне в этом. Всё же, я это делаю, конечно, в первую очередь ради себя самой, но и ради остальных волшебников Германии тоже, — она улыбнулась, — Ну, а что прочтение пергамента взяло с Вас клятву, считайте это спасением для ваших родных и друзей. Как я уже сказала, если широкие массы узнают, что к востоку от Рейна ежегодно с санкции Канцлера убивают в кровавом тёмном ритуале десять человек ради поддержания волшебства германской нации, то германская нация будет стёрта с лица земли.

— Как я понимаю, этот ритуал, это попытка вернуть магию в Германию после падения Гогенцоллернов? — Канцлер сокрушённо вздохнул.

— Да, притом этот ритуал есть творение рук техномагов, — кивнула женщина, — Более того, он не сразу удался. Число десять было выведено в течение двадцатых годов экспериментальным методом, — Эрнст поёжился от этих слов, — И только к тридцатым годам прошлого столетия удалось стабилизировать магическую силу волшебников в Германии. После случился Третий Рейх, а затем союзники обомлели, увидев холм Калькризе, дойдя до него. Благо Служители Холма смогли отговориться, что это всё злое Аненербе, СС, Гестапо и прочие страшные слова. Но будем честными, не всё было так просто.

— А после пять лет ритуал не проводился?

— Конечно, до сорок девятого, пока нажим англосаксов не стал слабеть, — Анна неспеша поднялась, — Аденауэра[3] уговорили, что для магического населения просто необходимо ежегодно проводить данное, — она задумалась, подбирая слова, — Мероприятие.

— Кайнцауберского федерального канцлера? — Эрнст откинулся на спинке, удивлённо глядя на свою гостью.

— Дорогой Вильгельм, Вы так удивляетесь, будто школьник, который после выпускного узнал, что колдовать вне школы всё-таки не так строго запрещено, как ему учителя рассказывали, — Эберль рассмеялась, легкой походкой подошла к столу и забрала пергамент, — Да, мы поговорили с руководством кайнцауберов, оно было не против. К счастью для нас.

— Ещё час назад моя Германия была более добрым и светлым местом, — недовольно произнёс Канцлер.

— Ваша Германия совершенно за час не изменилась, — улыбнулась его собеседница и развела руками, — Просто для того, чтобы магия здесь существовала, нужно убивать людей. Даже не Вам лично.

— Спасибо и на этом, — в голосе мужчины засквозила ирония, глава Вестфалии звонко рассмеялась, свернула пергамент спрятала его в карман. Потом уселась на диван.

Вильгельм же снова потёр глаза, а потом внимательно посмотрел на неё:

— Почему в Бундестаге Вы приняли нашу сторону?

— Потому что я представила, что мне это всё пришлось бы объяснять Бригитте, — поморщилась та, — Не люблю женщин у власти, знаете ли.

Канцлер вопросительно поднял бровь.

— Женщины у власти отвратительны, я знаю, о чём говорю, — снова рассмеялась она, — Но если серьёзно, из того, что мне рассказывал мой брат, я пришла к выводу, что о будущем Германии ваша компания чуть больше печётся, чем все эти Вальдхаузены, Виттельсбахи и прочие Церингены.

— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Эрнст, — Мне ещё что-то необходимо знать о… — он сделал неопределённый жест рукой, — Об обстановке в Германии?

— Ну, пожалуй, есть ещё небольшое дело, за поддержку Вашего избрания, и за будущую поддержку в гражданской войне, не делайте такое лицо, Вильгельм, мы все прекрасно знаем, завтра юг Германии полыхнёт по указке Альбрехта Баварского, а у меня есть младший сын, только недавно выпустился из Шармбатона, ему нужна должность в Министерстве.

Мужчина усмехнулся, подобный разговор хоть и не сулил приятных минут, но хотя бы здесь не шла речь о кровавых ритуалах, из-за которых остальной мир может пустить Германию под нож, и при этом будет прав в своём стремлении:

— Я не могу раздавать должности направо и налево, не считаясь с целесообразностью, так что пусть юноша придёт в секретариат, пройдёт собеседование, а там мы уже определим, где он больше пригодится. Должность же не так важна?

— Нет, главное статус, — улыбнулась Анна в ответ, — А ещё у моего младшего брата Морица есть старшая дочь…

— Я женат, — рассмеялся Вильгельм, — И вообще, почему бы ему самому не озаботиться её судьбой?

— Ну, во-первых, здесь сижу сейчас я, а он пытается не умереть где-то на просторах лечебницы Отто Агриколы, — женщина хищно улыбнулась и поймала удивлённый взгляд Канцлера, — Да, вот такой уровень секретности у правительственных операций в нашей стране, а во-вторых, ей тоже нужна министерская должность, как я понимаю, она также должна будет обратиться в секретариат?

— Всё верно.

— Тогда я пойду, — фрау Эберль встала с дивана и улыбнулась, — На сегодня мои дела к Вам закончились, а мне ещё милицию собирать.

— Я не распоряжался, — внимательно посмотрел на неё Эрнст.

— Я нахожусь в окружении Саксонии, Гессена и Пфальца, — тон женщины снова стал похож на учительский, словно она начала объяснять простые и понятные вещи, — А с другой стороны вечно революционная Франция, мне нужны солдаты.

— Я, пожалуй, не буду спорить.

— Иногда это хорошая тактика, герр Эрнст. Доброго вечера, — она улыбнулась и неспеша вышла за дверь.

1 — Альбигойский крестовый поход (1209–1229 годы) — серия военных кампаний, инициированных Римской католической церковью, по искоренению ереси катаров в исторической области нынешней Франции Лангедок.

2 — Аттила — правитель гуннов в 434–453 годах, объединивший под своей властью тюркские, германские и другие племена, создавший державу, простиравшуюся от Рейна до Волги.

3 — Конрад Герман Йозеф Аденауэр — немецкий государственный и политический деятель, первый федеральный канцлер Федеративной Республики Германия с 15 сентября 1949 по 16 октября 1963.

*

(19 августа)

Рыжий лис бежал по краю вымощенной парковой дорожки, то и дело прижимаясь к кустам. Сумерки уже успела сменить ночная темнота, но в лечебнице никто и не думал включать освещение, хотя казалось бы, так были бы лучше видны нападающие. Да и Ивану Лисицыну пришлось бы пробираться к основному входу всё же более скрытно, чем он это делал. Из туч то и дело выходила луна, что делало парковые дорожки, не закрытые кронами деревьев, крайне освещёнными.

Надежда, что у обороняющихся нет анимагов в филинов или в крупных кошек, не покидала сердце русского, однако чернота окон огромного здания перед ним не внушала ничего хорошего, только нервировала. Лис остановился в тени вяза метрах в десяти от центрального крыльца и потянул носом воздух. Пахло прелой землёй и сырой древесиной, едва заметно тянуло лекарствами, издали доносилась типичная для крупного города автомобильная вонь. А ещё смердело смертью, смердело отчётливо и откуда-то со стороны лечебницы. Притом не из какой-то отдельной части, а словно бы сразу от всего здания. Иван бы и не особо обратил на это внимание, такие запахи часты в больничных моргах, там даже без острого лисьего обоняния всё заметно. Однако сейчас это был не больничный морг, это была могила. Над лечебницей висел затхлый прелый запах холодной земли и такого же холодного тела, которое насекомые и черви уже начали растаскивать на нужные им элементы.