— Это древняя магия, питающаяся от самой немецкой земли, — в его голосе зазвучала угроза, — Её нельзя просто так разрушить. Неважно, потерял над этой землёй власть Кайзер или нет.

— Просто так нельзя, — зловеще усмехнулась женщина, — Но не думай, что я не знаю, о чём говорю. Род фон Вальдбург свободен от обязательств роду Виттельсбах. И потому ни я, ни кто из моих людей не будет слушаться тебя, Альбрехт, — она распрямилась и жестом призвала домового эльфа, тут же появившегося возле её стола, — Ты хочешь развязать войну на моей земле, в моей Германии, но я не буду тебе потакать в этом.

— Что ж, — мрачно произнёс глава Баварии, — Тогда мы уходим, — он неспеша поднялся со своего кресла.

За ним последовала Бригитта, вскочил Карл, лишь Виктор снова потёр свою могучую шею:

— Я, пожалуй, дождусь завтрашнего утра, — пробасил он, — И посмотрю, что произойдёт после того, как герр Виттельсбах объявит о неповиновении власти Канцлеру.

— О, это плохое решение, Виктор, — Альбрехт медленно развернулся и угрожающе посмотрел на главу Баден-Вюртенберга.

— Плохое решение, это звать в союзники Гессен, — сверкнул глазами его визави, — Ты же завтра собирался встретиться с Генрихом, ты же уже договорился об этом?

— То есть я верно понимаю, что Вильгельм Эрнст, избавивший нас от захвата власти Аненербе, плохой, — Августа обошла стол и встала перед ним, скрестив пальцы в замок перед собой, — А Генрих Гессенский, приведший этих самых нацистов в Бундестаг, он хороший?

Виттельсбах медленно развернулся к ней.

— Вон, — женщина подняла руку и указала на дверь, — Вон из моего дома, — она встретилась взглядом с главой Баварии и хищно ухмыльнулась, — И не дай бог завтра или когда ещё я увижу кого-то из твоих прихвостней на моей земле, я их разрежу на части, а потом сошью эти куски в произвольном порядке и пришлю тебе обратно.

— Не надо бросаться столь опрометчивыми словами, Августа, — мужчина покачал головой и обернулся на Виктора Церингена, — А тебя ждёт буря, буря, которой Южная Германия уже давно не видела.

— С бурей я уж как-нибудь разберусь, — мрачно отозвался тот.

Альбрехт Баварский неспеша направился к выходу, вслед за ним двинулись Бригитта Вальдхаузен и Карл Бюркель.

Когда за ними закрылась дверь, бывший Канцлер посмотрела на главу Баден-Вюртенберга:

— Герру Церингену не понравился мой чай? — её голос был полон мрачной злобы.

— И чай тоже, — тот ответил точно также мрачно, поднялся и вышел из кабинета.

После этого Августа повернулась к своему домовому эльфу, который по-прежнему стоял у её стола:

— Ты сейчас же отправишься ко всем, кто связан клятвой с нашим домом и призовёшь их к оружию.

— Что им сказать, моя госпожа?

— Чтобы они в кратчайшие сроки были здесь, готовые к войне.

— Будет исполнено, — эльф поклонился и исчез, оставив главу дома Вальдбург в кабинете одну.

***

(19 августа)

Кабинет Канцлера при Бундестаге к вечеру привели в порядок. Пыль исчезла, из окна лился чистый волшебный свет, на стене над гостевым диваном по обе стороны от часов тускло горели газовые лампы. На массивном деревянном столе напротив, покрытым зелёным сукном, лежали в стопках бумаги и несколько распечатанных пергаментных писем.

Вильгельм Эрнст сидел в кресле за столом и читал истёртый пергамент, иногда отпивая чай из большой чашки. На диване под остановившимися часами сидела, закинув ногу на ногу Анна Эберль. Сидела и пила чай, внимательно глядя на Канцлера, иногда покачивая ногой, укрытой длинной ниспадающей серебристой юбкой. Наконец тот, закончив читать, аккуратно отложил пергамент и поднял глаза на свою гостью.

— Дорогой Вильгельм, думаю, Вы осознали прочитанное? — менторским тоном произнесла девушка.

— Не совсем, фрау Эберль, — её собеседник потёр глаза, — Я жил в несколько иной реальности.

— Понимаю, — кивнула та, — Так и предполагалось, правду знаю только я и Канцлер.

— Каждый? — удивлённо поднял бровь Эрнст.

— Видите кровь на пергаменте? — Анна указала пальцем в сторону стола, — Это клятва за то, что прочтённое останется только при прочитавшем, и никак иначе. Принесший клятву при попытке раскрыть содержание прочитанного погибнет, захлебнувшись собственной кровью, пошедшей носом, — она отпила чай, — Словно как Атилла[2].

Вильгельм увидел на листе свежий кровавый потёк и посмотрел на пальцы — большой был аккуратно разрезан, и там уже успела запечься кровь:

— Это нехорошо, — он покачал головой, поджав губы, — Брать клятву против воли человека.

— Иной вариант, это рассказать всем содержание пергамента, — саркастически заметила Эберль, — А после можно, ну, например, яд принять. Не думаю, что у прогрессивной, да бог с ней, у любой общественности возникнут сомнения по поводу того, что с германскими волшебниками надо покончить, — она отпила чай, — Британцы вон двадцать три года носятся с итогами Второй Магической, только попробуй подумай плохо о победителях, или что Тёмный Лорд не делал чего-то ужасного, а тут, к востоку от Рейна… Каждый год… С санкции Канцлера… — голос девушки становился всё более ехидным, — Думаете, герр Эрнст, я просто так попросила о приватной встрече и о наложении чар, запрещающих нас подслушать?

— Отчего так? — Канцлер потёр ладони, стараясь стереть с пальца кровь, — Вся Германия живёт в полной уверенности, что магия стоит на том, что произошло на холме Калькризе когда там? Две тысячи двенадцать лет назад? И все в полной уверенности, что эта магия вечна.

— Отчего так? — из голоса девушки сарказм, казалось, не уйдёт никогда, — Наверное, потому что не стоит растаскивать страну по частям после смерти короля? Там же указаны даты, — она чуть склонила набок голову.

Эрнст потёр глаза:

— Я верно понимаю, что эта сила всё же иссякла не единомоментно после смерти Конрада?

— Очень похоже, что эта дата просто красивая цифра, от которой принято отсчитывать времена упадка. Думаю, сила снижалась ещё примерно столетие, — Эберль допила чашку и поставила её на тумбу рядом с графином.

— Но магия на германских землях не иссякла?

— При феодализме проще сохранять волшебство каждого отдельного чистокровного рода, всё же, у всех них были артефакты, питающие их самих. Но многие из этих предметов пропали или были забыты во время чёртовых религиозных войн, — она встряхнула юбку, — У нас тут небольшой урок истории для новеньких Канцлеров получается, интересно даже.

— Я просто не до конца понимаю, что именно от меня требуется? — смутился Вильгельм.

— Ну, Вы же собрались строить государство всеобщего равенства, благоденствия и техномагии, — по-прежнему саркастически заметила Анна, — Вам же нужно понимать, что ежегодно ради общего блага в Вестфалию будет направляться не менее десятка человек, в идеале, конечно, больше. Либо магия на территории Германии иссякнет.

— Цауберов или кайнцауберов? — мужчина с шумом выдохнул.

— А не важно, кровь одна, — отмахнулась его собеседница, — Не важно также и место, где они родились.

— Если ритуал не произойдёт, как быстро мы ослабеем?

— Два, может быть, три года, — пожала плечами женщина, — Всё зависит от силы последнего ритуала. Кровавая вакханалия Третьего Рейха, которая благодаря моему родственнику, чтобы ему и дальше гореть в аду, была направлена в том числе на поддержание силы, питающей нашу магию, позволила пять лет не проводить ритуалы, с сорок четвёртого по сорок девятый, — она глубоко вздохнула, — Но документы говорят, что к рубежу семнадцатого и восемнадцатого столетий у полукровок Германии магия пропадает вовсе, ей перестают пользоваться. Многие чистокровные рода также практически отказываются от применения магии, потому что зачем? Она не работает.

— Видимо, родовые артефакты всё же могут хранить волшебство, — произнёс задумчиво Вильгельм.

— Да, — кивнула Анна, — Но первыми пострадают именно полукровки, и, учитывая, что уже несколько лет подряд мы используем в ритуале всего-лишь по десять человек, то я предполагаю, что один год мы пропустить можем, но два уже чревато.