— Говоришь, он любил слушать лютню Маюна? — усмехнулся я, глядя на топорище. Стрибор сказал, что это рукоять Губителя Древа.

— Так в легенде сказано, — улыбнулся бард.

Со вздохом я замолчал. Мне не нравился этот разговор. Потому что получалось, что не только моя служба Бездне — обман. Именно сейчас получалось, что и моя служба Небу — не совсем истина.

Моя дочь… Всё это ради неё. Если Небо обманул, имеет ли всё это смысл?

Меня обуяла злость. Бездна, несмотря на свою тёмную и коварную душу, явилась сразу же. Как говорилось в трактатах, Тьма действительно никогда не бросает своих служителей.

А ленивый Свет всё туда же… «Ты должен всё понять сам, слушай своё сердце». Я не при делах, и всё такое. Чтоб его Бездна поглотила, а потом изрыгнула!

Я сидел, стиснув кулаки, и в этот момент нам на стол поставили эту самую «сиянову прелесть». Пышущая жаром запечённая дыня, разделённая на две половинки и снова соединённая. На самой верхушке символично лежала алая вишенка.

Кроме дынного аромата, от блюда исходили сводящие с ума запахи мёда, корицы, ещё каких-то специй и ягод. Все тайны мироздания, легенды о борьба добра и зла сразу же вылетели из головы, потому что желудок сказал твёрдое «это всё потом!»

Даже цербер, равнодушный к человеческой еде, вытащил нос. Дайю первым делом отломила кусочек, провела над ним пальцами, насыщая тень, отчего тот резко стал выделяться на фоне ладони. Принцесса сунула ломтик кромешному щенку в нос, и тот неожиданно съел.

— Нам-нам-нам, — Кутень вытянул лапу, касаясь дыни.

Бард и Креона всматривались, пытаясь что-то увидеть. Усмехнувшись, я показал им на пол, куда падала тень от нас и от дыни, и там чётко виднелась загребущая лапа, тянущаяся к блюду.

Надо сказать, у обоих глаза полезли на лоб. Наши с Дайю причуды вдруг обрели для них чёткие черты.

— Маюна мне в печень!

— Это Сумрак? — шёпотом спросила Креона, сложив ладони и подув в них, словно отогревая. Я сразу понял, что это какой-то символ её веры.

— Кутень! — парировала Дайю.

— Да, Кутень, — усмехнулся я, отрезая огромный ломоть блюда.

А потом дыня попала на язык, и я на время забыл обо всём на свете. То же самое касалось и остальных моих спутников — после стольких дней испытаний это был первый их нормальный приём еды.

Не когда тебя кормят, бросив миску с непонятной бурдой. Не пересохшие лепёшки из запасов каравана. Не когда ты покупаешь пыльную вяленую рыбу у дороги, чтоб перекусить.

И всё же за нами следили. Это зудящее чувство немного портило такой вкусный момент. Время от времени я бросал взгляд в сторону, оглядывая зал. Людей было много…

Вот горшечник с сыновьями пришли тоже отведать «сиянову прелесть». Руки у них были чистые, но закатанные рукава на локтях все в глине. Старший сын со смехом пожамкал горячую дыню, словно титьку, и сразу получил от отца ложкой в лоб.

Уставший мужчина в длинной дорожной одежде. На скамье рядом лежит его сумка, он придерживает её одной рукой, другой ковыряет какое-то блюдо на столе. Явно кого-то ждёт, от него я ничего не ощущал.

Пара стражников, судя по всему, зашли на обед. Они весело что-то обсуждали, едва ли не прыская пивом, и уминали парящий окорок, отрезая его своими же ножами. На нас им было совершенно наплевать.

Был и ещё народ… В основном ремесленники, забегающие отобедать. В Солебреге, да и в этом трактире тоже, явно дела шли хорошо, раз люди спокойно тратились, а не сидели дома.

Хлопала дверь, то и дело забегали мальчишки с корзинами. Хозяин заведения за широкой стойкой отдавал им заказы, свёрнутые в бумагу, и носильщики убегали.

Моё внимание привлекла девушка в дальнем противоположном углу, взгляд которой я поймал даже через весь зал, улучив момент, когда раздвинулись головы едоков. В дорожной одежде, с откинутым на плечи капюшоном, с длинными волосами такого обычного каштанового цвета. Рядом с ней стоял большой чехол, и я заподозрил, что там оружие.

Поймав мой взгляд, девушка сразу уткнулась в стол, ковыряя вилкой ту же самую «прелесть». Сразу же пропало чувство слежки, а потом головы едоков за столами посередине зала сдвинулись.

В следующий раз там уже никого не было.

— Ушла, — прошептал бард, — Кажется, Раздорожье прислало ещё глаза.

Я покосился на него, но сказал совсем другое:

— Так Каменный Совет, это вроде борцов с концом света?

Бард щёлкнул пальцами:

— В точку! Лучше и не скажешь… Вот только, — он вздохнул, — Кажется, в этом Совете завелись предатели.

— А кто туда входит?

У меня как-то сама собой закралась мысль, что если бы я знал состав этого Совета, то с лёгкостью бы определил, кто может быть следующим кандидатом в Тёмные Жрецы.

— Этого даже я тебе не скажу, — Виол развёл руками, — Я знаю только о том, что цари точно нет, это совет магов. Но он должен им отчитываться.

— Как же ты отправился сюда что-то выяснять, если не знаешь, за кем смотреть? — спросил я.

— Отправился я вообще на север, искать работорговцев, из-за которых могла бы начаться война с Лучевией, — буркнул Виол, — А оказался здесь…

— Значит, ты выполнил своё задание?

— Нет, — бард покачал головой, — Что-то тут не так. Этот Вайкул был не совсем умён, ты не заметил? И принцесса…

— Тут замешан мой дядя.

— Возможно, ваше сиятельство, но я буду копать дальше. Мне известно, что в Совете точно состоит глава местной академии магов.

Я улыбнулся, отодвигая пустую тарелку.

— Ну, тогда идём в эту самую академию…

— Почему камень-то?

— А? — не отрывая глаз от спины идущей впереди Креоны, переспросил бард, — Чего?

— Совет Камня. Почему камень?

— Ааа… Ну, есть такое… как бы это сказать… учение магическое. Учение о равновесии, и по нему получается, что все силы в мире сводятся к трём вещам. Как бы три стороны равновесия.

— Да свет смердящий! — выдохнул я. И снова этот мир готовился меня удивить.

Я только-только смирился, что есть другие боги. Сначала мне это казалось бреднями местных, а потом это оказалось правдой. Поэтому к информации барда я сразу отнёсся серьёзно, чтобы ещё раз не обжечься.

Ведь для меня существовали только две понятные стороны. Свет и Тьма. Добро и зло. Небо и Бездна. Что может быть третьей стороной?

— Игра есть такая, знаешь? Камень, ножницы, бумага.

Тут я с готовностью кивнул.

— Ну так вот, это не просто Маюновы сказки. В мире всё сводится к камню, железу и дереву. Ох, видит Маюн, это так сложно, что я не смогу объяснить. Ну, дерево раскалывает корнями камень, в свою очередь камень точит любой меч, а меч рубит дерево…

— Я знаю эту игру, — буркнул я, — И принцип понимаю.

— Да там всё немного сложнее, — бард виновато развёл руками, — В итоге вроде как дерево тянется к небу, железные жилы уходят вглубь, во тьму. А камень посередине. Он нейтральный, и одинаково держит в себе и дерево, и железо.

— Вот теперь понял… — кивнул я.

Сразу же вспомнилось, как этот совет назвала Дайю. «Хранящие Равновесие».

— Понял он, — проворчал Виол, — Я до сих пор не понял всю эту муть, а он понял.

Когда идёшь по приморскому городку, сытый и вполне отдохнувший, ощущения совсем другие.

Светит ласковое солнышко, по вымощенным улочкам прилетает свежий морской бриз. Ну, настолько же свежий, насколько свежая рыба в порту, запах которой приносил ветер.

Это была не торговая улица, палатки здесь стояли редко, но и тут хватало лавок, располагавшихся в домах. В некоторых были довольно большие застеклённые витрины.

У одной я остановился, разглядывая всевозможные фигурки с ладонь размером, искусно разукрашенные. Я сообразил, что мастер, наверняка делающий их из глины, попытался изобразить всех великих.

Тут были и боги.

Я, по крайней мере, сразу узнал Хморока — грозного воина с топором, с большим чёрным псом рядом. Вся композиция была мрачной, под стать божеству, но фигурка мне понравилась — она источала ярость воина, застывшего за миг до удара.