По её мнению, Кудаеву надо было Бога молить, чтобы императрица жила подольше, а чтобы свадьба его сыгралась как можно скорее, в виду опасного состояния хворающей, с осени государыни.
— Помрёт царица — всё перемениться может.
Причина была простая. В прошлом августе месяце родился у племянницы монархини сын, махонький принц Иван Антонович, почитаемый уже наследником престола. По смерти императрицы он будет провозглашён императором всея России, хотя ему только два месяца. Теперь его мать, просто принцесса Брауншвейгская, простая племянница государыни, а в случае вступления на престол новорождённого младенца, та же принцесса станет матерью императора, все её приближённые станут персонами более важными. Всякая камер-юнгфера, вроде г-жи Минк, станет тоже персоной, которую и рукой не достанешь.
Теперь Стефанида Адальбертовна, по своему природному малоумию, не понимает этого, объяснила Чепурина, а случись такая перемена, сделайся принцесса правительницею и регентшею, а то, чего доброго, и императрицею, то она, госпожа Минк, не похочет отдать свою дочь за какого-то Преображенского рядового.
— Вот видишь ли, соколик, всё дело в спехе, — закончила объяснение чиновница. — Скорее надо тебе венчаться. Тогда, в случае перемены правительства, тебе клад, талант и удача. А не успеешь ты повенчаться, то гляди, твоя придворная барынька на тебя тогда и плюнуть не соизволит.
Кудаев не только понял всё, что разъяснила умная барыня, но даже сознал внутренне, что она совершенно права. Все в столице знали, что государыня хворает, что у ней сильнейшие припадки подагры, частые обмороки; вообще в городе ждали перемены правительства. Кроме того, большинство петербуржцев, людей не придворных, воображали, что по смерти Анны Иоанновны на престол войдёт её племянница, Анна Леопольдовна, и будет объявлена императрицею.
Разумеется, так думали люди, непосвящённые в тайны придворной интриги, и люди, не стоящие у кормила правления. Все сильные мира, наоборот, знали отлично, что императором будет младенец Иоанн Антонович, а действительным правителем обширного государства сделается первый вельможа империи, одинаково всем ненавистный "людоед" Бирон.
— За тем он недавно и Волынскому голову снял!
Были люди, втихомолку говорившие и крепко надеявшиеся на то, что после кончины императрицы вступит на престол единственная законная наследница российского престола, родная дочь Великого Петра, царевна Елизавета Петровна. У молодой, красивой и доброй царевны была своя партия, как в новой столице, так и в Москве, равно и во всей России, но партия эта боязливо молчала и бездействовала.
После объяснения со своей свахой и приятельницею, Кудаев зашёл снова к госпоже Минк, но не был принят и вышел из дворца смущённый. Побродил он несколько дней в саду около дворца и по берегу Невы, в надежде увидать Мальхен, но увидал её только издали. Она махнула ему рукой, послала поцелуй и убежала во дворец. Очевидно, что-то такое случилось, какая-то перемена в образе мыслей госпожи камер-юнгферы.
Однако, дня через два после этого, какой-то мальчуган разыскал на ротном дворе рядового Кудаева и передал "почтеннейшее" приглашение Стефаниды Адальбертовны пожаловать в гости в сумерки.
Кудаев явился. Его возлюбленная была грустна, уныло поглядывала, а её тётушка объяснила молодому человеку, что свадьба дело серьёзное, надо много подумать, и хотя господин Кудаев "ошень корош" и для неё, и для Мальхен, но для решения вопроса есть препятствия.
Кудаев вернулся домой озабоченный и, узнав от одного офицера полка, что государыня ещё сильнее хворает, он отчасти стал догадываться в чём дело. Он тотчас же отправился на совещание к своему другу и Степанида Андреевна объяснила дело точно так же.
Камер-юнгфера оказалась бабой не промах. Она чуяла перемену, которая может произойти в её общественном положении в случае смерти императрицы, и оттягивала дело. Станет принцесса императрицею, то, конечно, она свою Мальхен за простого рядового не отдаст, а будет метить на какого-нибудь гвардейского капитана, а то и выше... за сенатора...
— Моли Бога, чтобы монархиня выздоровела и долго была жива, заключила беседу Чепурина.
Кудаев развёл руками.
— Молиться-то я буду хоть денно и нощно, да что же толку-то из этого? Из-за моих молитв она не проживёт дольше, коли ей земной предел положен.
— Это, конечно, согласилась и чиновница. — Да так сказывается.
Через несколько дней после этой беседы, Кудаев очутился в пикете на углу Мещанской, затем узнал о кончине императрицы и, конечно, понял, что он сразу потерял всё. Теперь камер-юнгфера не захочет с ним и знаться.
Вернувшись в ротный двор, после караула во дворце, Кудаев подробно и откровенно рассказал всю эту историю капралу Новоклюеву. К его немалому удивлению, Новоклюев в беседе с ним по поводу его обстоятельств оказался человеком чрезвычайно неразумным. Исповедавшись ему горячо и искренно, Кудаев уже сожалел.
Капрал, юркий по части всякого грабительства в городе, ловкий, когда дело касалось военного артикула, молодчина в простой работе по наряду в городе, в деле Кудаева рассуждал, что тебе малый ребёнок.
Прежде всего, Новоклюев посоветовал Кудаеву силой обвенчаться, выкрасть девушку из дворца, найти попа, да и сочетаться браком. Если кто будет помехой, кулаками дело устроить.
Одним словом, всё, что советовал Новоклюев, было бесконечно глупо.
"Да он совсем оголтелый дурак. Пень какой-то, прости Господи!" — думал в отчаянии Кудаев, уйдя от капрала к себе и обдумывая своё тяжёлое положение.
Весь день и весь вечер продумал молодец, чуть не заплакал от грустных мыслей, но ничего не мог надумать.
"Одно мне нужно, решил он наконец. Пускай скажет эта юнгфера проклятая — надеяться мне или прямо выбросить, всё из головы. А эдак мне не жить. Это мучительство. Что-нибудь одно"...
Плохо проспав ночь, Кудаев решил на утро отправиться к придворной барыньке, чтобы узнать наверное свою судьбу. Когда он приблизился ко дворцу, то увидал особенное движение на дворе и на всех подъездах. Стояли подводы, сани и розвальни, а из дворца выносили вороха и кучи всякой поклажи. В числе снующих людей он увидел вдруг и Стефаниду Адальбертовну, которая вышла повязанная платком на улицу и что-то приказывала двум служителям. Он приблизился к ней со страхом сомнения.
Камер-юнгфера узнала его, кивнула головой и своим невероятным российским наречием объяснила молодому человеку, что они все переезжают. Кудаев узнал, что принцесса Анна Леопольдовна с мужем уже не обитают в Летнем дворце. Император был ещё накануне в полдень, тотчас же после кончины императрицы, перевезён в Зимний дворец, а за ним переехали его мать и отец. Теперь же начали собираться и все находящиеся в штате императора, так как Летний дворец, где стояло тело усопшей императрицы, предназначался быть резиденцией нового правителя Российской Империи. Пока все эти камер-юнгферы, камер-медхен и всякие обитатели дворца укладывались и съезжали, кучка разного рода личностей явилась в этот же дворец, обходила горницы и выбирала себе помещение. Всё это были на подбор немцы, почти не говорившие по-русски, но с виду чрезвычайно важные, гордые и даже нахальные. Всё это были приближённые самого герцога, истинные хозяева в столице, да и во всей России.
Камер-юнгфера предложила Кудаеву войти на минуту и намекнула, что он даже может быть полезен, может им помочь при укладке и перевозке вещей в Зимний дворец. Кудаев охотно взялся помогать. Поклажи у придворной барыньки было собственно немного и в три часа времени вся рухлядь, посуда, всякий скарб, кровати и перины и всё до последней ложки и плошки было уже сложено на подводы.
Мальхен была чрезвычайно весела, её забавлял переезд. Но больно кольнула сердце рядового какая-то беззаботность в его возлюбленной. Она как будто бы забыла думать о нём, забыла, что он ещё недавно присылал сваху. Она была занята исключительно своим переездом в другой дворец. Однако при прощаньи Мальхен шепнула что-то своей, тётке, а Стефанида Адальбертовна обратилась к рядовому с приглашеньем побывать через несколько деньков у них на новоселья в Зимнем дворце. Приглашение это камер-юнгфера сделала однако настолько важным голосом, с таким величественным жестом, что Кудаев невольно почувствовал, как его дела принимают дурной оборот. Права была чиновница! Анна Леопольдовна стала не императрицею, даже не правительницею и не регентшею, правил судьбой империи герцог, а принцесса осталась с простым званием матери императора, а между тем лица, находящиеся в её штате, в том числе эта камер-юнгфера, были уже много важнее и горделивее. Что же будет дальше?
