Литмир - Электронная Библиотека

Львов опешил и смутился. Шварц заметил это сразу и улыбнулся.

— Испугались. Ничего. Отвечайте правду.

— Был-с… Но неужели вы можете подумать, что…

— Заподозрить вас в приверженстве цесаревне, якобы имеющей право на российский престол? Нет, господин Зиммер, я не ребёнок. Но скажите: зачем вы попали к цесаревне Елизавете Петровне?

— Просто из любопытства… Каюсь. Хотелось повидать её вблизи.

— Были ей представлены?

— Да-с

— Понравилась она вам?

— Да-с.

— А польза нам от этого вашего посещения будет ли? Полагаю, никакой.

— Никакой, ваше превосходительство. Что же там на Смольном?.. Вечера, жмурки, танцы и всякое ребячество. Цесаревна совсем младенец…

— Это личное мнение самого герцога, милый Генрих, а вы в этом убедились сами. Ну, что же? И это хорошо, как сведение. Спасибо и за это… Теперь другое дело. Важное! Сюда к нам не то прибыл, не то доставлен офицер Коптев… Иначе говоря, ему было строго указано, вследствие доноса, неожиданно явиться из командировки и дать какое-то объяснение… Скажите, дело о Львовых ведь у вас?.. Вы за него взялись?

И Шварц, напрасно ожидая ответа, поднял глаза. Зиммер несколько изменился в лице.

— Что с вами? — удивился Шварц.

— Угорел сегодня… — отозвался глухо молодой человек и прибавил: — Дело Львовых у меня, но я ещё…

— Ну, вот… Так займитесь этим теперь… Вызовите Коптева, допросите… Тут какая-то новая путаница… Что, не помню… Он ездил искать бежавшего Львова… а тут какой-то донос какого-то солдата, что он якобы перестал искать… Не знаю, не помню. Какая-то путаница! Допросите этого Коптева и распутайте, насколько возможно. Но не забудьте, что он ещё не разжалован. Пытать его вы не можете, и, стало быть, допрос будет мудрён, если он действительно виноват. Одним словом, я вам его поручаю, так как всё дело о Львовых в вашем ведении. Ну вот…

Шварц кивнул головой, а Львов вышел из его комнаты и, двигаясь, почти пошатывался, как если бы действительно голова кружилась от угара.

— Коптев? — шептал он сам себе. — Мне допрашивать? Что же это? Конец! Погибель! А отец ещё в заключении. Нет! Вздор. Я пропаду, но не прежде, а после его освобождения…

XXIV

Разумеется, приключившееся было подобно разразившейся грозе и удару грома…

Молодой человек решился действовать неотложно… Он отлично сознавал, что пришёл всему конец… Он может и, конечно, будет дерзко бороться с обстоятельствами. Он ближе стоит к Шварцу, чем этот Коптев… Но ведь кого Шварц сочтёт дерзким лгуном и нахальным выдумщиком, ещё неизвестно. В правде есть что-то… какая-то неведомая сила, власть…

От безысходности положения и из-за невозможности придумать что-либо разумное для своего спасения Львов стал придумывать вздорные планы. Ему показалось возможным попросить тайно от Шварца кого-либо из чиновников взяться за дело Львовых, допрашивать Коптева и стараться, если можно, в глазах его сойти за Зиммера. Офицеру не придёт на ум узнавать, кто его допрашивает, как фамилия чиновника.

Однако, придумав несколько подобных вздорных способов спасения, Львов возвращался к мысли и решению упорно опровергать «нахальную выдумку» офицера, если он начнёт вдруг утверждать, что пред ним не Зиммер, а сам Львов.

«Но прежде всего — отец!» — решил он.

И на другой же день он побывал у слесаря, которому заказал ключ, и получил последний.

«Когда подумаешь, что всё зависит от пустяка, от прорезов в этом ключе… — уныло думалось ему. — Если мастеровой ошибся, то всё пропало…»

Затем Львов собрался просить Лакса доложить начальнику, что он считает нужным побывать в Шлиссельбурге по одному важному сыскному делу дворянина Козлова и отлучится на два дня. Но тотчас же он решил, что от волнения и смущения теряет голову, сообразительность и начинает действовать, как глупец. Надо тайно побывать в Шлиссельбурге. Надо, чтобы одновременно с побегом старика Львова не знали в канцелярии, что он был в крепости. И, не сказавшись, рано утром следующего дня Львов выехал верхом из Петербурга по хорошо знакомой ему дороге.

Разумеется, комендант радушно встретил приятеля Зиммера. И целый день весело пробеседовали они о всяких пустяках, о столице, об увеселениях её и зрелищах. В камеры он не пошёл.

Старик Игнат тоже обрадовался приезду ласкового барина, любителя их кваса, но напрасно прождал его к себе в каземат.

Пробыв сутки — день и ночь, — Львов не переставая обдумывал, как именно произвести дерзкий замысел, чтобы всё удалось. Откладывать было невозможно, так как и за стенами крепости было уже кой-что подготовлено. Плохо проспав ночь, он наутро поднялся со зрело обдуманным планом, применённым к обстоятельствам. Он начал одеваться. Если бы кто увидел его одевание, то ахнул бы или принял его за сумасшедшего…

Прежде всего Львов приказал оседлать лошадь, а сам отправился проститься с комендантом… Затем он пошёл в камеры заключённых.

— Дай-кась ключ, — сказал он Игнату, — надо мне повидать буяна Козлова.

Игнат передал ему связку ключей.

Львов быстро двинулся по всему длинному коридору, но прошёл камеру Козлова и скоро был у двери камеры, где был отец. Он достал из кармана другой, свой ключ, и сердце его невольно трепетно забилось…

Что, если ключ не подойдёт?.. Что, если слесарь ошибся?..

Но замок заскрипел, и дверь растворилась. Он быстро вошёл, снова запер за собой дверь и, обернувшись, увидел, что заключённый отец спит на своей кровати. Он бросился к нему, схватил его за руки и почти вскрикнул:

— Скорей!.. Скорей!.. Батюшка!

Павел Константинович проснулся, открыл глаза, ахнул и, как молодой, быстро сел на кровати, а затем тотчас же поднялся на ноги. Он обнял сына, как бывало всегда, и стал горячо целовать его.

— Не время!.. Не время!.. Скорей!.. — повторял тот.

И с этими словами он начал быстро раздеваться и бросать на пол кафтан, камзол и всё остальное своё платье. Под ними оказалось другое, поношенное и испачканное платье — русская рубаха, зипун и шаровары. Он быстро снял всё это и, пока начал снова одеваться, продолжал повторять:

— Скорей!.. Скорей!..

Павел Константинович, сбросив арестантское платье, начал надевать снятое сыном. Крестьянская одежда отлично шла к нему, так как за время заключения у него отросла длинная борода.

Но вдруг старик остановился и произнёс робко:

— Боюсь я…

— Полно! Полно, батюшка. Чего бояться?..

— Боюсь за тебя… Что за важность, если меня поймают опять и засадят? А ты… С тобой что будет?..

— Ничего не будет! — отчаянно вскрикнул Львов. — Никто не видел, как я пришёл, никто не знает, что я здесь. И ключ этот — мой ключ, а не сторожа. Поймают тебя — засадят, то на меня всё-таки никто мысли иметь не может! Пойми хорошенько!

— Ну, тогда ладно, тогда не боюсь! — бодро произнёс старик и быстро оделся.

Львов, уже одетый, давно снова растворил дверь.

— Ну, слушай же, батюшка. Стой тут и тихонько читай «Верую». Читай совсем не спеша. Прочитай её шесть раз и тогда иди! Понял ли ты меня? Шесть раз.

— Да. Не мудрёное что…

— Хорошо ли понял: шесть раз не спеша! Я то же буду делать, и как раз сойдёмся во дворе. Меня увидишь, я буду болтать с рабочими у стенки. Только тяни лучше молитву… Лучше позже, чем раньше. Я прочту про себя шесть раз, могу и седьмой раз начать — это не беда. Но я буду знать, что когда я в четвёртый или пятый раз буду читать молитву, то старика Игната уже не будет. А как — уж это моё дело. За это время я успею всё сладить… А ключ в двери оставь снутри. Помни, оставь. Дверь-то не забудь за собой затворить. Избави Бог, коли тотчас хватится Игнат. Ну вот, благослови, Господи! Авось всё-то к благополучному концу теперь идёт!

Выйдя от отца, Львов быстро прошёл, по всему зданию и спустился во двор. Сторожа, к его удивлению, нигде не было. Он снова вернулся наверх и, проходя мимо одной из камер, увидел Игната, выходящего оттуда. Он передал ему ключи и сказал:

26
{"b":"856914","o":1}