Три склепа, исследованные в Эгикале (работы В.И. Марковина в 1966 г., М.Б. Мужухоева в 1976 г.), сложены из рваного камня и перекрыты необработанными обломками скал. Наибольший и хорошо сохранившийся из них был повернут фасадом на юг. Его камера площадью 1,80×1,10 м и высотой 1,75 м была оборудована сланцевыми полками, которые поддерживались каменными упорами и хорошо подтесанными брусками (табл. 104, А, Б). На них укладывали умерших. Склепы предназначались для массовых захоронений. В исследованных склепах найдены останки пяти, восьми и 14 человек. Покойников окружал богатый инвентарь — баночной и котловидной формы горшки довольно грубой лепки, биконической формы сосуды и плошки. Посуда орнаментирована скупо — это отдельные налепы и прочерченный узор (табл. 104, 1-11). Помимо керамики, найдены изделия из бронзы: крупные бляхи, покрытые пунсонным орнаментом (возможно, служили поясными пряжками), булавки с дисковидным навершием, игла, височные подвески (в том числе и двойные), браслеты и колпачки (табл. 104, 12–16, 18–20, 22, 24). Среди предметов вооружения необходимо назвать обломок кинжала с продольными желобками и наконечник копья «кахетинского типа» с длинной трубкой (табл. 104, 23, 25). В основном металлические изделия изготовлены из мышьяковистой бронзы, но копье, кинжал и одна булавка сделаны из оловянистой бронзы. Среди находок можно назвать еще кремневый наконечник стрелы, сурьмяную бляху конической формы, бусину-разделитель с циркульным узором (табл. 104, 17, 21) и бусы из стеклянной пасты.

Наличие предметов из бронзы, легированной оловом, пунсонного и циркульного орнамента на некоторых изделиях, бляшек из сурьмы позволяет относить склепы Эгикала, скорее всего, к началу второй половины II тысячелетия до н. э., что не исключает датировки отдельных предметов более ранним возрастом (Марковин В.И., 1970, с. 85–92; 1982а, с. 27–31).

Описанные склепы не только увеличивают количество археологически изученных памятников подобного рода, но и показывают истоки возникновения склепов с полками, которые особенно широко бытуют в средние века в среде вайнахов (чеченцев и ингушей), осетин и хевсуров. В этом их главная историческая ценность и существенные отличия от склеповых могильников, относимых к гинчинской культуре.

Итак, мы ознакомились с основными памятниками, характеризующими эпоху бронзы Северо-Восточного Кавказа. В определенной степени они позволяют восстановить экономические и бытовые черты в жизни древнего населения данного региона.

Долгое время считалось, что жители Северо-Восточного Кавказа эпохи бронзы, в частности Дагестана, занимались полукочевым скотоводством, т. е. на лето частично откочевывали в горы, используя для выпаса мелкого рогатого скота яйлаги — альпийские пастбища (Миллер А.А., 1935, с. 41–51; Круглов А.П., 1946, с. 134). Однако изучение географических особенностей Северо-Восточного Кавказа (наиболее тщательно они были изучены в Дагестане) позволило утверждать, что хозяйство древних местных племен не было столь примитивным, как это казалось. Уже с энеолита их экономической базой являлось оседлое земледельческо-скотоводческое хозяйство, базировавшееся на освоении местных пахотных и пастбищных угодий и, вероятно, даже на использовании для посевов эндемичных зерновых культур — пшеницы, ржи и пр. (Вавилов Н.И., 1957, с. 116, 121; Лисицына Г.Н., Прищепенко Л.В., 1977, с. 48). Специалисты считают, что первые признаки производящего хозяйства, в том числе земледелия, наметились здесь еще в эпоху мезолита (Котович В.Г., 1974, с. 58, 59; Гаджиев М.Г., 1980б, с. 8; Амирханов Х.А., 1987, с. 148, 149, 177 и след.). Несомненно, в эпоху бронзы, когда широко использовались каменные мотыги, серпы с кремневыми вкладышами, молотильные доски, специальные печи для сушки и поджаривания зерна, ямы-зернохранилища (поселения Верхний Гуниб, Галгалатли I, Мекеги, Чиркей, Ирганай и др.), земледелие носило целенаправленный характер, совершенствуясь на протяжении всей эпохи бронзы (Котович В.Г., 1961б, с. 285–287; Котович В.М., 1965, с. 211–215; Магомедов Р.М., Дзагурова В.П., 1969, с. 6; Гаджиев М.Г., 1974б, с. 56–57). Отдельные находки образцов зерновых культур уточняют ассортимент посевов на полях. Так, на Верхнегунибском поселении были найдены остатки обугленных зерен мягкой пшеницы (Triticum aestivum L.) и голозерного ячменя (Hordeum vulgare var. nudum). Отпечатки твердой пшеницы (Triticum durum Dest) на стенках сосудов были обнаружены в катакомбах кургана 3 у ст. Манас. Отпечаток пшеницы неопределимого вида сохранился на керамике одного из Миатлинских курганов (Лисицына Г.Н., Прищепенко Л.В., 1977, с. 67, 68, рис. 10). Можно думать, что в эпоху бронзы появились первые террасовые поля (Котович В.Г., 1961, с. 288; Агларов М.А., 1974; Гаджиев М.Г., 1980б, с. 10, 11). Это подтвердилось пробными раскопками на одной из террас Верхнего Гуниба, в результате которых был получен материал, идентичный поселенческому (Котович В.М., 1965, с. 216). Такие поля существенно увеличили посевные площади в горных районах Дагестана и Чечни. Техника возведения их довольно сложна. Это и особые способы запашки, и искусственное выравнивание естественных горных уступов, и даже сооружение опорных стен (Агларов М.А., 1964, с. 179–184; 1974, с. 62, 63).

Некоторые косвенные данные в определенной степени свидетельствуют о плужной запашке полей, применявшейся еще в эпоху бронзы. Таковы лингвистические материалы, указывающие на общность названий пахотных орудий в дагестанских языках (Бокарев Е.А., 1961, с. 17; Османов М.О., 1974, с. 68–72), и глиняные рельефы (табл. 88, 1, 2) на Верхнегунибском поселении с изображением, как считают, сцен пахоты (Котович В.М., 1965, с. 160–169, рис. 57; Котович В.Г., 1965, с. 10, 11).

Для территории Чечни и Ингушетии материалов, характеризующих земледелие в древности, не очень много. Это отдельные находки зернотерок, а в могильнике Гатын-Кале даже каменной мотыги и семян конопли (Cannabis sativa) (Марковин В.И., 1963а, с. 98, 134). Все эти данные с определенной полнотой указывают на наличие довольно развитого земледелия в горах Северо-Восточного Кавказа в эпоху бронзы.

Другой важной отраслью хозяйственной деятельности древнего местного населения являлось скотоводство — разведение крупного и мелкого рогатого скота. Подсчеты костных материалов по дагестанским памятникам, относящимся в основном ко II тысячелетию до н. э., позволяют говорить, что на одну голову крупного рогатого скота приходилось от 1,6 до трех голов мелкого — овец и коз (Золотов К.Н., 1961, с. 288, 289, табл. 1, 2; Котович В.М., 1965, с. 217, 218; Котович В.Г., 1965, с. 12). Однако не надо думать, что этим фактом как-либо документируется преобладающее значение овцеводства. В.Г. Котович убедительно показал, что основой скотоводства являлось разведение коров, так как «мясная продуктивность одной головы крупного рогатого скота соответствует продуктивности примерно четырех голов мелкого, по молочной продуктивности крупный рогатый скот стоит еще выше» (Котович В.Г., 1961б, с. 292). Это обстоятельство при отмеченном выше соотношении указывает на превалирующее разведение коров в эпоху бронзы. Такое направление скотоводства располагало к оседлости населения, что подтверждается также наличием костей домашней свиньи, занимающих среди остеологических остатков третье место. Подобные данные получены для Верхнегунибского, Мекегинского, Ирганайского, Усишинского и других поселений (Котович В.М., 1965, с. 217; Котович В.Г., 1961б, с. 293). Однако такое заключение лишь условно применимо к территории Дагестана. Для Чечни и Ингушетии мы вообще почти не располагаем аналогичными материалами, так как древние поселения здесь почти не изучались, хотя нижние слои Курчалоевского зольника дают близкое соотношение костных остатков (раскопки В.И. Марковина). Можно думать, что и в этой части Восточного Кавказа скотоводство имело такое же направление, как и на территории Дагестана. Интересно, что обезлесение отдельных горных районов В.Г. Котович связывает с порубками мелколесья на корм скоту, широко практиковавшимися в древности (Котович В.Г., 1961б, с. 295).