Йон поздоровался:
- Здравствуй.
Девушка недовольно зыркнула на него, процедила сквозь зубы скупое приветствие. Потом уселась на лавку и демонстративно отвернулась к окну. Заявила:
- Мать сказала, пойти приготовить ужин, но я этого делать не собираюсь. Ненавижу готовить.
- А я люблю, - желая сгладить непонятно с чего возникший конфликт, миролюбиво улыбнулся незнакомке Йон. – Могу приготовить сам, если покажешь, где лежат продукты.
Девушка соизволила, наконец, взглянуть на него.
- Крупа на полках, мясо и масло в леднике, зелень в огороде. Ты кто вообще? Повар той хати, из-за которой сегодня такой переполох?
- Я ее сын.
- Что? – Грубиянка, кажется, потеряла от удивления дар речи. – Шутишь, да?
- Нет. Как тебя зовут?
Девушка оглядела Йона внимательно с головы до ног и поняла, что гость не врет. Черты хати в его облике проступали слишком красноречиво.
Ответила:
- Лили.
- А я Йон.
Когда матушка Лили пришла в кухню и увидела важного гостя, занятого готовкой и сидящую в уголке хмурую дочь, она побелела от страха. Схватив Лили за руку, потащила на улицу, а там, к своему ужасу, наткнулась на Иханну.
Хати нависла над ней, высокая, нечеловечески красивая, потребовала объяснений:
- Куда ты тащишь эту девушку?
- Она моя дочь, я хочу наказать ее за то, что она непочтительно обошлась с вашим сыном.
Иханна удивленно вскинула брови:
- Что же она сделала?
Мать Лили сжалась вся, испуганно пискнула:
- Нагрубила. И отказалась готовить ему еду. А ведь я ей велела! В итоге госпожа – о, ужас! – ваш сыну пришлось…
Хати рассмеялась:
- Ему не пришлось. Йон обожает возиться с продуктами, и если он взялся за готовку – лучше его не трогать.
После этого Лили целый день не выпускали к важным гостям.
Она и не рвалась – ну их. Спрятавшись в своей каморке под крышей, смотрела в мутную даль и думала про Табиту. И про то, что смерть подруг будто подламывает позвоночник. Душу выворачивает и топит сознание в море ужаса и безысходности…
- Лили! – позвали снизу.
- Что?
Внизу стоял Йон и смотрел в проем, ведущий на чердак.
- Я искал тебя.
- Зачем?
Лили ловко, как куница, спрыгнула к нему из-под потолка.
- Я испек пирог с мясом и овощами. Ты не пришла ужинать. - Йон протянул девушке завернутый в белую тряпицу кусок. – Это тебе. Так почему ты не пришла?
- Наказана была, но теперь уже неважно. Твоя матушка-хати замолвила за меня словечко. Спасибо ей.
- Она справедливая, - кивнул парень. Потом спросил осторожно: – Почему ты злилась на меня при нашей первой встрече?
Лили вздохнула.
- Не на тебя. Просто подругу мою недавно… убили…
- Убили? – Взгляд Йона стал напряженным. – Что случилось?
И Лили рассказала ему.
Не собиралась, но рот сам раскрылся и выпустил слова. Сразу стало легче. Боль вытекала из груди и уходила сквозь половицы куда-то в подполье. Почему она прежде не говорила ни с кем? Потому что не с кем... Мать и отец не хотели слушать, а у сверстников про убийство Тарховой жены болтать было не принято – слишком скользкая и страшная тема. Разбойники, погубившие богатый кортеж, до сих пор бродили где-то в окрестных лесах.
Йон выслушал, ни разу не перебив, потом сказал с сопереживанием:
- Попрошу нашу стражу прочесать окрестности. Разбойники рядом с мирными людьми – так нельзя.
Лили мысленно согласилась. Действительно, так нельзя! Совершенно нельзя, чтобы спокойнехонько и по-хозяйски где-то рядом бродили нелюди, лишившие ее Табиты. Лили бы своими руками их придушила, но их наверняка больше. Они наверняка сильнее, как бы ни больно было это признавать. А значит, Табита пока остается неотомщенной. Мысли об этом смердят в голове, как гнилая рана, от них не избавиться, к ним не привыкнуть.
С ними невозможно жить.
- Эй, ты в порядке? - Йон отвлек ее от грустных мыслей. – Что-то еще тебя беспокоит?
Лили взглянула на него, натягивая подобие улыбки на тонкие губы:
- Нет.
После этого она подумала, что, вообще, Йон хороший.
Хороший…
…но он никогда не заменит ей Табиту. И все же можно попробовать с ним подружится.
Она спросила:
- Ты книги любишь?
- Наверное, - пожал плечами собеседник.
Глаза у него были голубые, как у северной собаки, а черты лица прекрасные, почти что неземные... И пальцы тонкие, длинные.
- Ты колдовать умеешь?
- Немного. Могу теперь воду из глубин земли призывать и ручьи разворачивать.
***
Время шло.
Все ближе было Солнцестояние. Лили постепенно привыкла и к Йону, и к его матери, и к их охранникам.
Вся охрана госпожи Иханны состояла из людей. Это совершенно точно были люди, но глупый упрямый Каллум, соседский средний сын, утверждал, что старый Грэм и его ребята никто иные, как хенке. Потому что у хати в охране всегда бывают только хенке, а иначе никак!
Все с глупым Каллумом спорили – ну, какие ж они хенке? У хенке полузвериные морды и вроде как шерсть под одеждой, а тут…
Лили тогда просто спросила напрямую у Йона, он посмеялся, и сказал, что вся охрана Иханны из людей.
- …потому что матушка хенке не терпит.
В тот же день Лили подумала-подумала, и решилась. Поведала Йону про тайного зверя, но с одним условием.
Сказала:
- Я тебе кое-что покажу, но только это «кое-что» надо будет сначала из глины водой вымыть. Попробуешь?
- Попробую, - послушно кивнул Йон.
- Не испугаешься? – сурово прищурилась Лили.
- Не испугаюсь.
Они пошли к реке сначала через поле, а потом сквозь трепетанье осинника.
Солнце нещадно пекло шею и плечи. У самой воды бродила чья-то лошадь. Лили попыталась поймать ее, но лишь поскользнулась на глине и разбила в кровь оба локтя о попавшийся под руку камень.
- Больно? – участливо спросил Йон, а потом сложил ладони ковшиком, и в них непонятно откуда собралась вода. – Давай промоем.
- Давай, - кивнула Лили. Под ноги стекла перемешанная с кровью глина. Красные нити поползли по прибрежной мокроте. – Спасибо. Почти не болит. А реку вон туда направить сможешь?
Она показала на обваленную кручу.
- Эту? – Йон взглянул на быстрое движение темных вод. – Нет. Эта река слишком большая. Могу другую, маленькую.
- Тут нет маленькой.
- Есть. Под землей.
В толще почвы вправду отыскалась река. Тонкая, но сильная. Она вышла на зов и размыла глину.
Зверя под верхним слоем не было – он провалился ниже. Лишь после долгих стараний Йона все же показал самый кончик золотой морды. Лили прикоснулась к холодному носу, ощущая, что зверь тревожится и в тревоге этой все предвидит, все ждет какой-то рассвет.
Какой именно - неясно.
Зверь и прежде о нем говорил. О рассвете.
И называл его Эо.
А рассветы летом ранние, скорые, в особенности перед Солнцестоянием. Тогда и вовсе ночи нет. Солнце уходит к западному горизонту, переползает от него на восточный небесный край и вскоре снова предстает во всем сиянии…
Луч отразился в испуганном взгляде Йона. Юноша недоверчиво изучил задранный звериный нос. Спросил, наконец:
- Кто он?
- Мой зверь, - ответила Лили.
Йон еще больше насторожился.
- Не хиси ли он, случаем?
- Нет, - заявила Лили и уверенно мотнула головой, хотя, кто такой «хиси», представляла весьма смутно. – Он из Рассвета. Рассветный зверь, понимаешь?
Да, именно так она и решила называть свою находку - «Рассветный зверь».
- Откуда ты знаешь? – не унимался Йон.
- Говорю с ним. Он мне сам рассказал про Рассвет. Он называет его «Эо». Он говорит, что люди его тоже видели, но другими глазами. И даже то, что было раньше, они видели.
- Раньше Рассвета? – уточнил Йон.
- Да.
- А что, по мнению твоего зверя, было раньше Рассвета?
- Драконьи Царства и Эпоха Средней Жизни.
Йон поежился.