Я молчу — сейчас я слишком хорошо помню всё, о чём говорит мне Ерёмина, чтобы отрицать это.

— А теперь он тебе мстит, разве непонятно? Простая схема действий обиженного человека, не правда ли?

Ерёмина тихо смеётся, а я стою совершенно сбитая с толку. Когда это я сказала детям, что Диомид такой… пухленький? Я никогда ни при ком не говорила о его телосложении. При первой встрече я позволила себе неловкость подшутить над ним, но потом дома мама мне объяснила, что главное в человеке — не его внешность, а доброта и свет в душе. И я запомнила это на всю жизнь. Потому-то и с Мишей я начала общаться, не обратив внимания на его далеко не атлетичную фигуру. Я думала, что он будет полон света и доброты, но ошиблась… Однако надо бы подумать и о себе — есть ли во мне этот самый свет и эта самая доброта?

Я теряюсь. Надо что-то ответить Ерёминой, но я не знаю, что именно. Вдруг Настя наклоняется к самому моему уху и вкрадчиво, ядовитым голоском, говорит:

— А ты знаешь, кто на самом деле направил всех детей против Диомида? Я.

Эля

Я. Я… Я…

Слова эхом отдаются в моём ухе. Быть того не может! Настя… она…

Поднимаю на Ерёмину глаза. Она самодовольно улыбается, а мне почему-то хочется взять и стукнуть её.

— Зачем ты это сделала? — дрожащим от обиды голосом спрашиваю я.

— Само собой разумеется, зачем, — пожимает Ерёмина плечами. — Вы же так идеально смотрелись друг с другом. Играли допоздна, делились сладостями, веселились. И все прочие дети хотели с вами дружить. А я была как белая ворона. Только одна играла со мной, когда Демида не было поблизости, а когда он приходил, все сразу же забывали обо мне, будто бы вместо меня было пустое место. И тогда я возненавидела вас всех, а особенно тебя с Демидом. Потому я и решила устроить ловушку, в которую попались вы оба. Я сказала Демиду, что именно ты столь оскорбительно отозвалась о нём при других детях. И он поверил! Глупый, несчастный мальчик! Я слышала, что он страдал около десяти лет из-за комплексов по поводу своей фигуры. А всё это устроила его ненаглядная Русалочка — ведь именно так он называл дорогую его сердцу Эвелину, когда ждал её на скамеечке вместе с букетом ромашек…

От услышанного у меня в ушах гудит. Я поверить не могу в то, что рассказала мне Ерёмина. Она… она… Она… подставила меня? Она уничтожила в Диомиде всё то хорошее, что он готов был отдать другим! Она… она чудовище! А я ещё с ней дружила все эти годы…

— Кстати, чтобы не было разночтений, — продолжает Ерёмина. — Это я сфотографировала вас в кабинете, а потом выложила в группу сплетен. Дошло?

Дошло, думаю я про себя. Вот же змея… Хочется зарядить Ерёминой хорошую такую оплеуху, но я смотрю на Настю и понимаю, как жалко она сейчас выглядит со стороны. Ведь она повержена, не правда ли? Её замысел раскрыт, а мне теперь понятно, почему Диомид выбрал меня жертвой своих насмешек и издёвок. Он хотел мне отомстить. Вот только я не подставляла его! Как же теперь быть? Что делать?

Отхожу от Ерёминой, заставляя себя не вернуться и не врезать ей по её наглой «рыжей морде». Ещё успеется. Сейчас мне надо во что бы то ни стало поговорить с Диомидом. Но где его искать? Ведь теперь парень живёт где-то в центре города, и найти его дом без точного адреса не представляется возможным. Хотя…

Идея появляется в голосе слишком быстро. И пусть она далеко — я бы даже сказала, совсем — неидеальна, я незамедлительно решаю воплотить её в жизнь. Что есть духу несусь в учительскую и, не постучавшись, распахиваю дверь. Сидящие за столом учителя тотчас оборачиваются и в недоумении смотрят на меня. Но мне всё равно. Подбегаю к стойке с классными журналами и замечаю с краю корешок бордового цвета. Прежде чем учителя успевают что-то сказать, я хватаю журнал с номером «11-А», раскрываю его и, к своему великому счастью, с первого раза попадаю на разворот, где указаны сведения об учениках. Лихорадочно перелистываю страницы и вижу на последней строчке:

«Хромов Диомид Александрович. Дата рождения: 17 мая»…

А дальше у меня всё словно плывет перед глазами. Это и правда… он. Мой Дёмушка. Тут же вспоминаю, как в детстве мы запоминали дни рождения друг друга. Дёмушка был старше меня на восемь дней… Неужели всё это время я была так слепа? Я не увидела, не узнала в этом нахальном парне самого близкого мне человека, с которым мы делили всё — и радость, и печаль, и счастье… Как, как такое могло случиться?

— Гладкова, ты что делаешь? — слышу грозовой голос ОБЖ-ника и боковым зрением успеваю заметить, как он встаёт из-за стола. Фотографирую на телефон домашний адрес Диомида и, поставив журнал обратно на полку, выбегаю из учительской.

— Гладкова, стой! — доносится мне вслед возмущённый крик классной, которая прямо-таки «офигела» от моего поведения. Но я не слышу эти вопли. Я, перепрыгивая через три ступеньки, несусь вниз, по пути набирая номер такси. Выбегаю из школы, даже не застегнув куртку, отчего мою шею тут же обдаёт колючий ветер. Но я не обращаю на это внимания. Быстрее, быстрее!.. К счастью, такси приезжает минут через пять. Говорю нужный мне адрес и, торопя водителя, мчусь к тому, кто в детстве был для меня дороже всех на свете…

Диомид

В комнату заглядывает скупое осеннее солнце. Холодает. Скоро зима. На душе у меня также холодно. Тоскливо. И одиноко.

После ссоры с родителями относительно моего «разгульного» поведения я понял, что моя жизнь, собственно, уже закончилась. Я посчитал, что смогу издеваться на Элей сколько захочу. И ошибся. Я попал в собственный капкан — капкан чувств, пробудившихся при встрече Русалочкой. И уже тогда мне стало ясно, что вся эта затея с «главной тайной» — чушь собачья. Так и вышло. Я повержен. Сердце моё разбито, душа изранена. И лечить их некому. Да и незачем.

После нашей встречи с Элей прошло три дня. Я не хожу в школу и даже не посещаю свою страницу «ВКонтакте». Как теперь быть? Идей в голове ноль. Надо забыть всё, что произошло. Забыть, как страшный сон. Забыть как можно быстрее. Забыть навсегда.

Нехотя одеваюсь и беру с собой рюкзак. Выхожу на улицу и, не видя перед собой ровным счётом ничего, иду в городской парк. Долго стою на мосту, смотря на плавающих по серой водной глади уток. Нахожу в рюкзаке завалявшееся печенье и, раскрошив его, кидаю уткам. Те жадно налетают на угощение и довольно крякают. Улыбаюсь. Счастливые…

Около трёх часов гуляю по парку, не обращая внимания ни на что вокруг себя. Прогулкой, по правде, это очень сложно назвать. Мне просто опостылело находиться дома. Вот я и вырвался из скучных стен, которые своим видом стискивают меня в бетонные объятия и заставляют думать о том, какой же я всё-таки урод.

Наконец, я возвращаюсь к дому. Поездка в лифте кажется мне неимоверно долгой. На мгновение меня даже начинает тошнить. Вспоминаю тот день, когда мы встретились с Элей в торговом центре. Глаза у меня наполняются слезами. Забудь про неё, забудь… Её нет в твоей жизни. А тебя не должно быть в её…

Двери лифта раскрываются, и я ступаю на площадку. Достаю из кармана куртки ключи. Поворачиваю вправо и… каменею. Ключи со звоном падают на пол. Возле двери моей квартиры сидит… Эля. И плачет.

— Эля! — вскрикиваю я. Девушка тотчас поднимает на меня голову. Я делаю к Эле шаг, но вдруг она вскакивает и, подбежав ко мне, словно в беспамятстве бормочет:

— Это не я, это не я так сказала! Это всё, она… она! Это не я… Дёмушка… — произносит она слабым голосом и… падает в обморок.

Эля

Открываю глаза оттого, что чувствую тепло на своей ладони. Слегка приподнимаюсь и кручу головой по сторонам. Где это я? Обстановка мне незнакома, а лежу я под пледом на большой кровати. Где же я всё-таки? Перевожу взгляд в сторону и… вижу рядом с собой Диомида.

Смутно начинаю вспоминать, что произошло. Кажется, я пришла к Диомиду, но никто не открыл мне дверь. В отчаянии я села прямо на лестничную плитку у двери квартиры и стала ждать. Прошло вроде около двух часов… Потом, кажется, вернулся Диомид, а дальше я ничего не помню…