Сажусь на кресло во втором ряду. Меня будто оглушили. Бросаю грустный взгляд на букет. Примет ли его Эля после всего, что я натворил? На её месте я этот букет зашвырнул бы в лицо своему обидчику уже раз десять. Но я всей душой надеюсь, что Русалочка так не сделает. А иначе я этого не переживу…

Наконец, концерт начинается. Эля выступает третья по счёту. Пока она поёт, я «снимаю» её на телефон, а то у неё даже фотографий нет «ВКонтакте». Пусть хоть у меня останутся. Успеваю заметить, как Русалочка то и дело косит в мою сторону взглядом. «И долго она будет прятаться от меня?» — проносится в моей голове. Я уже и думать забыл о том, что мы с Элей условились на том, что если она разгадает мою тайну, то я отстану от неё. Тайну Русалочка, конечно, не разгадала, и, казалось бы, должна проиграть она. Но проиграл я. Я влюбился в неё, и теперь нафиг мне не нужна никакая тайна из моего прошлого. Не нужна ни мне, ни Эле.

Когда песня заканчивается, вскакиваю с кресла и, боясь, что Русалочка покинет сцену прежде, чем я поднимусь по порожкам, спешу к Эле. Подхожу к ней и протягиваю букет.

— Это тебе, Русалочка, — тихо говорю я. Глаза Эли округляются и приобретают форму чуть ли не блюдца. Она удивлена. Что же это получается, малолетка ни разу не дарил ей цветов? Да это и неудивительно, проносится у меня в голове. Боковым зрением вижу, как на нас пялится весь зал. Надо бы поторопить Элю, хотя мне ой как этого не хочется. Тёмно-бордовые розы очень идут к нежному Элиному платью. Сфотографировать бы её такой сейчас и в Интернет. Тысячу бы лайков набрала, не меньше. Если б у меня была возможность, я бы ей их поставил миллион.

— Бери же, Русалочка, — тихо говорю я Эле, и она, наконец, принимает букет из моих рук. Я спешу покинуть сцену. Зал заполняют аплодисменты, а я занимаю своё место и остаток концерта полудремлю-полусплю, особенно когда на сцене выступает Ерёмина. Замечаю, что голос её звучит как-то иначе — в нём улавливаются истеричные нотки. Конечно, Настя сто процентов видела, как я дарил букет Русалочке. Ну и чёрт с ним. Мне плевать на Ерёмину. Я люблю Элю. Люблю её до потери пульса. И точка.

Эля

Концерт заканчивается. Всё это время я сижу в гримёрной и… плачу. Потом всё-таки приказываю себе успокоиться и подхожу к зеркалу. От локонов, которые я старательно закручивала утром, не осталось и следа. Блестящие от слез глаза раскраснелись, а макияж «поплыл» по щекам. Ну и вид! Надо прекращать лить слёзы. «Возьми себя в руки, Эля!» — приказываю я себе…

Но не могу этого сделать.

Когда всё вокруг затихает, я встаю со стула, стоящего в гримёрной. Бережно беру с тумбочки букет и, не удержавшись, «ныряю» в него лицом. Чудесный аромат… От него по моему телу разливается какая то странная нега, будто я дышу не розами, а сводящим меня с ума парфюмом Хромова…

В этот момент щёлкает дверь. Поднимаю голову и вижу перед собой Ерёмину. Лицо Насти раздражено настолько сильно, что в первое мгновение мне кажется, будто это не она.

— Настя, я… — зачем-то выдавливаю я из себя, но Ерёмина резко захлопывает дверь, отчего зеркало в гримёрной дребезжит так, будто по нему ударили молотком.

Растерянно смотрю на дверь около минуты. Ну да, удивляться мне, собственно, не стоит. С появлением новенького в классе я поняла, что постепенно становлюсь для женской половины нашего «дружного» коллектива изгоем. Ведь на Диомида засматриваются все девчонки без исключения, а он уделяет внимание только мне. Уделяет внимание? Разве можно так сказать? По-моему, он только стремится меня выбесить, но вместе с тем делает мне дорогущие подарки и помогает в случае необходимости. Как странно… Чем больше я думаю обо всём этом, тем меньше понимаю ситуацию. «Что нужно от меня новенькому?» — думаю я и тут же нахожу ответ на свой вопрос. Ему нужна я. Но зачем? Кто я для него? И кто он для меня?..

Выхожу из школы и чуть не падаю с лестницы, больно подвернув ногу. Не повезло. Хватаюсь рукой за перила и осторожно спускаюсь вниз. Покидаю пределы школьного «двора» и вдруг замечаю — догадайтесь, кого. Нет, не новенького. А Мишу.

Останавливаюсь и глупо смотрю на Изотова. Лицо того не выражает никаких эмоций кроме… презрения? Впервые вижу Мишу таким. Обычно он тихий и пугливый, а тут прямо-таки разозлён, иного и не скажешь.

Полминуты мы молчим. Я впервые чувствую, что мы с Мишей как будто… чужие люди. И между нами ничего не было и не может быть.

— Что это? — не церемонясь, начинает Изотов, глазами указывая на букет, который я бережно прижимаю к себе. — Вы с ним встречаетесь?

От такого заявления я вспыхиваю вся; кажется, даже кровь в моих сосудах закипает как вулканическая лава.

— С чего ты это взял? — возмущённо отвечаю я Мише, однако возмущение моё обусловлено не вопросом Изотова, а тем, что именно он «вложил» в этот вопрос. Тон Миши больше походил на тон собственника какой-нибудь игрушки, которую можно взять, растрепать и выкинуть к чёртовой матери.

— Тебе не стыдно, а? — произносит Изотов, и у меня немеет язык. Мне говорит это… Миша? Вот так новость! А всегда казался таким безобидным…

Вся моя уверенность в один миг куда-то улетучивается. Я даже начинаю дрожать, хотя куртка у меня тёплая, а на улице ветра нет.

— Почему это мне должно быть стыдно? — лепечу я, всё сильнее прижимая к себе букет роз, будто он защитит меня ото всяких нападок. — Я ничего не сделала!

— Ты предала нас и наши отношения! — орёт на меня Миша, и из моих глаз выкатываются две слезы. — Что ты нашла в этом уроде, объясни мне?

— Он не урод! — верещу я, глотая слёзы и чуть не давясь ими.

— Урод, урод! — кричит Изотов, приближаясь ко мне. — И ты такая же, такая же уродина, как и он!

В это мгновение я чувствую, что, наверное, теряю сознание. Что он сказал?.. Что я… уродина? Я… я… уродина?

Сердце разрывается от боли. Ощущение, что я сейчас проваливаюсь в какую-то яму и никто меня оттуда не достанет никогда в жизни… Уродина… Он сказал… уродина?

Глупо смотрю на Мишу, но не вижу его черт из-за льющихся ручьём из глаз слёз. И вдруг Изотов делает ко мне шаг, вырывает из моих рук розы и, бросив их на землю, начинает… топтать. Один, второй, третий, пятый, десятый, двадцатый пятый цветки погибают под тяжёлыми ботинками того, кто также растоптал сейчас и меня. Безжалостно и бессердечно…

— А вот за это ты ответишь, гад, — слышу я голос позади себя и сквозь муть в глазах вижу, как кто-то «скручивает» Изотова и валит его на землю. Тот пытается встать, но этот «кто-то» настолько крепко держит его за сведённые за спиной руки, что у Миши нет ни малейшего шанса освободиться.

— Отпусти, отпусти! — визжит Изотов, но человек не двигается, а только сильнее зажимает ему руки за спиной.

— Ещё раз увижу тебя рядом с Элей — и ты можешь прощаться с жизнью, — произносит человек, и в этот момент я, наконец, разбираю, кто это. — А теперь вали отсюда, и побыстрее. — Диомид отпускает Изотова, и тот не без усилий поднимается на ноги. Миша смотрит на меня с такой злостью, которую, пожалуй, я видела лишь раз в жизни — полчаса назад на лице Ерёминой.

— Да пошли вы на хрен! — бросает нам Изотов, а потом, вытерев о куртку кровь с ладони, плюёт на растоптанные розы и уходит.

Около минуты мы с новеньким стоим молча. Я не смотрю на Диомида — я смотрю на распластанные на асфальте цветы и едва сдерживаю в себе готовый вырваться крик беспомощности. Как я устала! Я больше не могу бороться со всем этим… Мне нужен покой, мне нужно побыть одной… Вот только несмотря на всё это в одиночестве мне будет ещё больнее, потому что всё, чего я хочу, — это чтобы новенький был со мной всегда. Всегда, и точка.

Словно загипнотизированная разворачиваюсь и медленно бреду по дороге, каждым шагом удаляясь от школы. Слёзы льют по моим щекам, из-за чего за мной тянется узенькая дорожка из падающих на асфальт солёных капель.

Слышу шорох позади себя. Это Диомид. Но я не оборачиваюсь и продолжаю шагать вперёд, сама не зная куда. Вероятно, домой, не так ли?..