— Пропусти! — завожусь я, порываясь убежать. Но новенький не пускает. Взгляд его бесстыже скользит по моему телу. Угораздило же меня надеть сегодня брюки «неклассического» покроя, то бишь «в облипочку»! Но я даже не предполагала, что классная заставит меня дежурить, да ещё и вместе с Хромовым. И вообще…

— Ты меня слышишь или нет? — прерывает мои мысли голос новенького. Нервно сглатываю и перевожу на Диомида глаза. Он смотрит на меня всё так же в упор, не меняя направления.

И тут я начинаю творить не Бог весть что. Отстраняюсь от подоконника и с силой пихаю Диомида в грудь. Резво отбегаю от окна, но внезапно чувствую крепкую хватку новенького на своей талии. Хромов смыкает кольцо, и я впечатываюсь спиной в его грудную клетку.

— Успокойся, Русалочка, — шепчет он мне прямо в ухо, но голос при этом звучит как-то… нежно, что ли. Не как раньше…

Я едва не плачу. Пытаюсь освободиться от объятий Диомида, но ничего не выходит. Не зря мне папа когда-то сказал, что надо заняться физкультурой — купить велосипед, гантельки, бегать по утрам, а не сидеть вечерами за просмотром сериалов о любви. И сейчас я жалею о том, что не послушалась его, ибо у меня даже не хватает сил, чтобы разъединить руки новенького на своей талии.

Внезапно я чувствую облегчение и вижу, что Диомид убрал одну руку. Вновь предпринимаю попытку сбежать, и вновь она не увенчивается успехом.

— Скажи, ты считаешь меня придурком? — слышу я тихий голос новенького, и сердце моё пронзает непонятная боль.

Эля

От растерянности я не знаю, что ответить Диомиду. Можно, конечно, выложить ему всю правду, что, дескать, ты такой придурок, что всем придуркам придурок. Но почему-то в эту минуту мозг даёт сбой. Я стою рядом с новеньким и мне… приятно. Приятно чувствовать за собой крепкое мужское тело и ощущать тепло, исходящее от него. Приятно слышать учащённое дыхание новенького и ловить носом свежий запах его парфюма…

— Ты опять заводишь меня… — вдруг слышу я, и в ту же секунду Хромов разворачивает меня к себе и одним движением вновь прислоняет к подоконнику, у которого мы стояли тремя минутами ранее. Я хочу было опять начать перепалку, но мой язык немеет, когда я чувствую, как новенький осторожно, но напористо, раздвигает мои бёдра коленом своей правой ноги…

Я задыхаюсь. У меня впервые такое. Ещё ни разу и никому я не позволяла настолько нагло и энергично вторгаться в моё личное пространство… Я тяжело дышу — не то от переполняющего мою душу возмущения, не то от наливающихся болью нервов, которые вот-вот сдадут и вызовут у меня истерику.

— Ты нужна мне, Русалочка, — произносит вдруг новенький. Голос его при этом звучит очень нежно. Я на мгновение даже теряю сознание.

Что?..

Нерешительно смотрю на Диомида. Похоже, он говорит… правду? Вижу в чёрных глазах новенького блеск, и тотчас понимаю, что Диомид не врёт мне.

Между ног разливается необычное тепло. Мы стоим с Диомидом почти вплотную друг к другу. Всё моё существо окутывает дурманящий парфюм новенького. Кажется, что я знаю этот аромат всю свою жизнь. Хочу дышать им вечно… Не сразу замечаю, как переплетаются наши с Диомидом пальцы. Я робко смотрю на него, пытаясь найти в глазах обман. Я хочу верить в то, что сказал мне новенький, но почему-то начинаю сомневаться в этом.

— Докажи, — вдруг говорю я.

— Докажу, — не колеблясь, отвечает мне Диомид. — Можешь меня потом ненавидеть, но…

С этими словами наши лица сближаются, и губы новенького сливаются с моими…

Дыхание Диомида, отдающее мятой, плавно перетекает ко мне в рот. Под напором парня я расслабляюсь и позволяю Диомиду перехватить мой язык. Живящая влага поцелуя придаёт мне уверенности, и вот я уже крепко обнимаю новенького, обхватив его руками за крепкую шею… Мне так этого не хватало. Мне казалось, что я умерла душой после предательства Миши. И вновь меня спас новенький. Вновь именно он вдохнул в меня жизнь, с которой я уже попрощалась вчера днём. Он, он, только он… Я не могу жить без него. Не могу, и всё тут.

Расслабляюсь. Сейчас мне меньше всего хочется думать об окружающем меня мире. Сейчас есть только я и он…

Новые ощущения захватывают меня полностью. Ловлю себя на мысли, что первый наш поцелуй с Диомидом был… не таким. Сейчас я позволяю ему всё и понимаю, что наш поцелуй — не просто физический контакт. Это нечто большее, нечто более высокое. Нечто таинственное и прекрасное. Это нелегко объяснить на словах. Это можно только почувствовать.

Наконец, мы отрываемся друг от друга. Я испытываю смешанные чувства — от страха за содеянное до радости и, на удивление, счастья… Новенький проводит по моим волосам рукой и бережно целует меня в макушку. Я прижимаюсь к груди парня и слышу гулкое биение его сердца. Потом отрываюсь и вновь целую новенького в губы…

Тишину вокруг нас разрезает звонок с шестого урока. До моего слуха доносится гвалт выбегающих из соседних кабинетов школьников. А я всё стою рядом с новеньким и не могу оторваться от его губ. Таких обжигающих и вместе с тем таких нежных и мягких…

Постепенно хватка новенького слабеет, и я уже не чувствую его колена, примыкающего к моей ноге. Внутри поселяется странное ощущение. С одной стороны, мне так здорово от произошедшего, а с другой я готова убежать на край света от сжигающего душу чувства стыда.

Внезапно я слышу хлопок двери. Мозг срабатывает мгновенно, и я, оторвавшись, наконец, от Диомида, судорожно выглядываю из-за его корпуса. Никого. Может, сквозняк?..

— Ты очень классно целуешься, Русалочка, — отвлекает меня голос новенького. Я поворачиваю голову и вижу пылающие щёки Диомида и его горящие глаза. Диомид наклоняется и целует меня в губы: так нежно, заботливо… После он берёт с парты рюкзак и, бросив на меня взгляд, выходит из кабинета…

Диомид

Покидаю класс с неописуемым чувством кайфа по всему телу. Так вот оно как бывает, когда целуешься с тем, кого любишь… Ведь это гораздо больше, чем контакт тел. Это единение душ, и это так здорово, что словами не передать.

От моей ненависти к Русалочке не остаётся и следа. Теперь передо мной стоит другая задача — реабилитироваться. Надо доказать Эле, что я люблю её по-настоящему. И перестать, в конце концов, кидать тупые, никому не нужные понты.

Придя домой, падаю на кровать и, потягиваясь, ощущаю растекающееся по телу чувство изнеможения. Вспоминаю наш с Элей поцелуй. Какая она всё-таки… необыкновенная. Не зря говорят: только от любви человек становится добрее, лучше, чище душой. Осталась лишь одна маленькая деталь: надо как-нибудь рассказать Эле о том, кто я такой. А, может, не стоит? Что моё признание изменит в моей и в ее жизни? Вдруг Эля после этого возненавидит меня? Надо подумать над этим… Но потом. Сегодня я просто счастлив. И не хочу ничего иного.

Глаза мои закрываются, и я проваливаюсь в глубокий сон. И даже в этом далёком, неведомом человеку мире я думаю об Эле и громко, изо всех сил кричу ей:

— Я люблю тебя!

***

На следующий день прихожу в школу за пятнадцать минут до начала уроков. Эли ещё нет. Зато прочие лица, я бы даже сказал, «морды», вылупляют на меня глаза. После неприятного разговора с Настей во мне поселилось ещё большее чувство презрения к ней. Как же с ней дружит Эля? Ведь Ерёмина такая… гм… двуличная что ли. Прям как ты, добавляет мозг.

Встряхиваю головой. Почему я беспокоюсь о Ерёминой, в конце концов? Я всем своим видом показал ей, что она мне безразлична. А «на правду обижаться нельзя, даже если она горькая».

До звонка остаётся пять минут. Но Эли до сих пор нет. С тревогой в душе оглядываю одноклассников. Девчонки, прикрываясь ладонями, шепчутся, а ребята с большим любопытством рассматривают что-то в телефонах.

Не выдерживаю и подхожу к стоящей неподалёку кучке одноклассников. Те, заметив меня, резко убирают телефон.

— Что вы там смотрите? — грозно спрашиваю я, хмурясь. Но те молчат.