Но руку он ей все же не поцеловал… Она не в его вкусе? Ха, вот мамочке облом то вышел.

— Я не… думаю, что кому-то удастся обломать его. Он уже десять лет живет в глуши и ни одной интрижки со студентками. Вообще. Но…

— Что?

— Знаешь, эти странные правила… И запреты… Ну и то, что Шереметьев живет в одном доме с Александром.

— С этим?

Я по тону поняла, на что намекает Даша. Та кивнула и поджала губы… Я сощурилась: ей что безопасник нравится? Этот упырь?!

— А что за правила? Расскажи. Читать я эту брошюру точно не стану.

— Нельзя покидать академию. Нельзя приглашать в комнату парней, и никого из педсостава, как ты понимаешь. Не ходить в личные покои преподов, какой бы ни была причина. Не трахаться, не ширяться, не пить, не драться и еще двадцать один пункт “не”.

Ее слова застряли у меня в горле. Я тупо не выучу столько правил!

А потом соседка по комнате добавила:

— Но главное не нарываться на скандал. Особенно с Шереметьевым.

— Почему? — спросила я в недоумении.

— Тебе лучше не знать, — закатила глаза Дарья, ушла и закрылась в ванной комнате.

Что ж, я услышала достаточно.

Все здесь вертится по желанию Шереметьева. Он один тут царь и бог.

Почему миллиардер стал ректором?

Счастье за ​​деньги не купишь, но деньги, черт возьми, поддерживали работу этой академии. Сейчас он жил за счет взносов за обучение таких богатых семей, как моя.

Итак, здесь элитная академия для богатеньких наследников, родители которых отправляли их исправляться или окручивать ректора и бывшего миллиардера, который практиковал телесные наказания.

У Шереметьева было прошлое, которое он скрывал. Он что, действительно был извращенцем? Или геем?

Я вздрогнула, запуская руки в волосы.

Уж лучше бы он был геем.

К десяти вечера все стихло. Я лежала, таращилась в потолок моей новой комнаты, но так и не смогла уснуть.

Я не пыталась завести новых друзей, здесь они мне не нужны. К черту это место. Если мама с папой на что-то надеялись — зря. Я не собираюсь заводить знакомства в этом странном месте.

Я перевернулась на узкой кровати и почувствовала, как мои волосы спутываются, а на лице собираются морщины. Как можно спать на такой ужасной постели и застилать таким ужасным материалом?

Мне не хватало шелковых наволочек. Я пыталась упаковать их, но мама передала мне список, одобренный администрацией академии.

Знаем мы теперь, кто составлял этот список для монашек.

Я пыталась взять побольше вещей, но мама потом выкинула из чемодана все “лишнее”.

Слишком короткое.

Слишком прозрачное.

Никаких стрингов.

Никакой кожи.

Неподходящее.

Слишком фривольное.

В результате остался только один чемодан, набитый шмотьем, о которой я даже не подозревала. Консервативный, серо-коричневый, ничем не примечательный тряпичный мусор.

Неважно. Я здесь ненадолго. Я провела всю ночь, планируя свой уход.

Если меня поймают с алкоголем, наркотиками или оружием, это гарантирует мое исключение. Вот только у меня не было ни того, ни другого, ни третьего! Никогда не поверю, что здесь никто не пьет.

Можно попробовать экстравагантный метод, например поджечь комнату. Но я не нашла ни спичек, ни зажигалки. А еще вспомнила про решетки на окнах.

Я не собиралась из одной тюрьмы перекочевать в другую.

Если бы у меня был телефон, я могла бы смотреть порно на максимальной громкости во время занятий. Но поскольку мой телефон отобрали, я читала правила в справочнике, придумывая способы их нарушить. Это единственное, что интересовало меня в этой брошюрке.

Я должна методично нарушать все правила академии, не бояться наказаний, нарываться везде и всегда. Быть смелой и безбашенной.

То есть жить некоторое время в разрез с собственным воспитанием и чувством такта. Я не могла вообразить, как смогу сломать чужие вещи или украсть. Черт, я даже ни разу не курила сигарет, не говоря уже о дури или наркотиках.

В справочнике целая глава была посвящена строгой политике по взаимоотношению между мужчиной и женщиной. Хотя суть сводилась к одному. На территории академии между ними не должно быть никаких контактов. И общежития для девочек и мальчиков располагались в разных крылах здания.

Нужно подружиться с теми, кто, как и я подрывает правила академии. Найти девушек, которые пробыли здесь долго, чтобы знать местность и все слабые места. Академия Шереметьева может быть правильной и чопорной, но всегда есть место радикалам. И найти их будет несложно.

Незадолго до рассвета по коридору раздались шаги. Кто-то ходил на цыпочках мимо комнаты и шептался.

Я перевернулась, взглянула на часы и застонала. Я спала всего двадцать минут, и те кто сейчас бродил по коридорам явно поторопились с подъемом на два часа.

Что, черт возьми, они делали так рано?

Любопытство подняло меня с кровати. Я оглянулась на Дашу, она все еще спала. Будить ее не стала, лучше сама посмотрю.

Я открыла дверь и мельком увидела чью-то задницу. Она исчезла за углом к лестнице в крошечной майке-алкоголичке и стрингах.

Ага, списки, как же! Мне значит никаких стрингов в этой Академии, а другие в шелковых комбинациях могут рассекать?

Я рванула вперед, чтобы не упустить студентку. На площадке лестничной клетки сверху доносился приглушенный шум. В другой ситуации я бы почувствовала себя голой в одной футболке и нижнем белье. Но было шесть утра, и я гналась за девицей с голой задницей.

Лестница вывела меня на верхний уровень с пустым коридором, идентичным моему этажу, комнатами по одной стороне и окнами по другой. И оглушительно тихим воздухом. Я кралась вперед мимо открытых дверей и пустующих комнат. Все они были жилыми, но все кровати была пусты и смяты.

Где все?

Из конца коридора донесся возбужденный шепот. Я поспешила на голоса и остановилась в проходе.

К двум окнам прилепилась дюжина студенток. Стоя ко мне спинами, они толкались и толкались, пытаясь выглянуть наружу. Некоторые залезали на подоконники и перила, чтобы смотреть поверх других.

А самое главное, все были одеты смело, непристойно, вызывающе и очень дорого! Их нижнее белье не скрывало больших сисек и пышных, женственных тел.

Значит, только мне нельзя было взять ничего будоражащего воображения? Прямо индивидуальный список для Снежиной. Точно ли он составлялся Шереметьевым? Или все же моей мамой?

Солнце уже поднялось над горами, освещая небо бледной пастелью. Я задержалась на пороге, умирая от желания узнать, что может быть так чертовски захватывающим в том окне.

— Посмотри на него, — хорошенькая рыжая студентка прерывисто вздохнула. — Это нечестно, что он даже не замечает нас.

— Он — настоящий секс, в прямом смысле слова, — прошептала другая девушка.

— А эти руки!

— О боже! — брюнетка с бесконечными изгибами прижалась лбом к стеклу. — Алиса, посмотри на эту задницу!

Я прикусила нижнюю губу, спрятав улыбку.

Парни, должно быть, занимались спортом на поле. Шел футбольный сезон, и, видимо, у этих девушек были любимые игроки. Но что они могли видеть с такого расстояния?

Я медленно подошла ближе, приближаясь к их спинам. Ни одна голова не повернулась ко мне, когда я наконец выглянула из-за края окна.

О!

Мой!

Боже!

Это были не парни...

Я зажала рот ладонью, приглушая вздох.

Это был полуобнаженный Шереметьев.

Одетый только в серые спортивные штаны, он стоял под окнами академии и вытягивал руки над головой. Тонкие спортивные штаны низко свисали на его узкие бедра, повторяя толстую выпуклость и опасно цепляясь за твердые круглые мускулы его ягодиц.

Эта задница и вправду была офигенной.

Он сложил руки за спину, повернулся к солнца, словно прописывая ему правила восхода. Его поза подчеркивала четкость спины и силу ног.

Потрясающе красивый.

Опасно вкусный.

Да просто порнографический…