— Игорь…

Он вошел в мой рот, заглушив голос. Каждый жесткий толчок отдавался эхом в теле.

Я сошла с ума, дергалась в кандалах мужской плоти и хотела еще, больше.

Все мои попытки замедлить или попытаться самой принять участие в минете, не давали результата. Только делали его злее и агрессивнее.

Шереметьев упивался моей уязвимостью и беззащитностью. Но где-то в глубине я понимала, что он осторожен. Он очень бережно трахает меня в рот.

Когда бы я еще созрела до глубокого минета? Скорее всего не скоро. Давилась бы и жаловалась. А теперь, независимо от того, хотела я этого или нет, он трахал меня, но не причинял вреда.

Немного больно, сильно непривычно, но очень осторожно.

Борясь со своими рефлексами, я заставила тело сдаться под диким напором его бедер. Я разжала пальцы и мягко, нежно положила их на его сжатый пресс. Погладила его жесткие бедра.

Он вводил член в мой рот, как поршень. Я смотрела на него влюбленными глазами, обожая каждую клеточку его тела. Гладила руками его грудь, ласкала языком его ствол. И он сдался.

Порыв воздуха вырвался из его горла сдавленным рычанием. Пальцы на моей шее расслабились, он отпустил волосы. И его движения замедлились до легкого качания, до чувственного проникновения, до мягкого скольжения по моему горлу.

Его отношение ко мне делало Шереметьева более спокойным и сдержанным.

Этот контроль был притягательным и опасным одновременно.

Его руки поддерживали мое лицо, а член с дьявольской точностью гладил меня во рту.

Я не сводила с него глаз. Чувственный изгиб губ, резная челюсть, тень щетины и растрепанные каштановые волосы. Я знала, что он не стригся последний месяц. Он был настолько занят мной, что на другое у него не оставалось времени.

Но даже с отросшими волосами он оставался произведением искусства, созданным подобно богу красоты и страсти.

Я была чертовски счастлива, имея этого мужчину у себя во рту, и его обалденный вкус на языке. Меня саму бросало в дрожь о его гортанных звуках в груди.

Я вцепилась в его задницу и издала непристойный вопль, который он оборвал глубоким толчком. По мере того, как его ритм нарастал, я сосредоточилась на сосании, вращении языком и расслабила горло насколько смогла.

Это сводило его с ума, и я знала, что он близок к развязке.

Он издавал короткие звериные звуки, которые были самыми эротичными из всех, что я слышала.

Грязные. Грешные. Опасные.

В какую-то секунду, он вошел в меня до основания, запрокинул голову и выпустил горячие струи терпкого семени.

В течение долгих секунд он хватал ртом воздух, продолжая трахать меня в рот, пытаясь выжать из себя все до последней капли.

Большими пальцами рассеянно поглаживал мои щеки, смотрел на меня с ошеломлением, а его член продолжал пульсировать у меня на языке.

Шереметьев медленно отстранился. Его глаза потемнели, он сжал мне челюсть, закрывая мне рот.

— Глотай.

Я отбросила его руку и открыла рот, высунув язык.

— Сделано.

Мне не нужен был приказ. Я с наслаждением выпила все до капли и жадно облизала тугую головку, чтобы все досталось только мне. Мне одной.

Он поднял меня на ноги. Сильные руки сжали мои запястья и прижали их к стене за моей спиной. Шереметьев поцеловал меня.

Твердые губы впились в мои со страстью и целеустремленной злостью. Его голодный язык захватывал всю полость моего рта.

Меня никогда не целовали так, как целовал этот мужчина. Его язык занимались любовью с моим с таким мастерством и жаром, что это было похоже на следующий любовный акт.

Он приложил ладонь мне на горло, контролируя угол наклона головы. Шереметьев целовал меня, держа меня в своей клетке. Клетке власти и всепоглощающей сексуальности.

Мои губы слушались его губ. Мой взгляд проследил за его взглядом. Мои руки цеплялись за его мускулистые предплечья, все мое тело таяло в сильной хватке. С каждым движением его языка низ живота скручивало все сильнее. Его горячий влажный рот разжигал голодный огонь внутри меня. Уже через несколько секунд он поднял меня по стене, залез под подол и раздвинул ноги.

Его твердый член прижался к промокшим трусикам. Готовый, жаждущий.

Я застонала от нетерпения.

Мне было все равно, где и как. Все, что имело значение, это кто. Это должен быть он. Я будто всю свою жизнь ждала, что именно Шереметьев возьмет меня всеми возможными способами.

Он зацепил пальцем трусики, откинув барьер. Его взгляд не отрывался от меня. Поддерживая меня, он потерся членом о мою мокрую щелку.

Дыхание участилось, и отозвалось эхом в нем.

Я извивался, а он колебался. Его руки дрожали, как будто он еще сомневался.

Черт возьми, не надо сейчас сомневаться. Трахни меня, Шереметьев!

Пожалуйста!

— Катя? — со стороны двери раздался голос Дашки. — Нам пора, такси приехало. Где ты? Тут?

Сердце остановилось и ускоренно забилось в горле. Я толкнула Шереметьева, но он не двинулся с места. Его лицо не выражало эмоций. Никакой реакции. Он был в шоке.

— У нас почти был секс.

Я взглянула на Шереметьева. Его лицо исказилось сожалением.

Вот теперь оставайся в своей ледяной крепости и думай обо мне. Думай, что могло бы быть между нами, но так и не произошло. Потому что времени осталось очень мало!

Я поправила подол, нижнее белье и волосы.

Сделала шаг к двери.

Но я не могла уйти просто так.

Обернувшись, я посмотрела на его твердую челюсть, жесткую линию чувственных губ, высокомерные, но такие идеальные черты лица и глаза. Я могла бы утонуть в них. И тонуть каждую ночь.

Поднявшись на цыпочки, я оставил поцелуй на этих неотзывчивых губах и выскользнула за дверь, беззаботно отвечая Даше, как примерная девочка, которая пять минут назад не сосала член своему ректору.

Как только я вышла из главного здания с сумкой, меня преследовал его мрачный взгляд. Я повернулась и стала разглядывать окна третьего этажа.

Я узнала бы его строгий силуэт где угодно. Он стоял за стеклом, окутанный тревожными тенями. А когда наши взгляды встретились, его силуэт растворился во мраке.

Я не хотела возвращаться домой.

Какая ирония. Я столько времени потратила, чтобы меня исключили и вернули домой, а теперь… Самое большое желание остаться с Шереметьевым здесь, в академии. Провести с ним новый год и все три недели наедине. Только я и он.

Я осмотрела территорию в поисках своей машины. Роскошные автомобили с личными водителями выстроились вдоль дороги к воротам.

Моя грудь болезненно сжалась. Мне придется вернуться. Причем я умоляла Дашку провести со мной новогодние каникулы. Но она уже упорхнула к своим, оставив меня наедине со своими невеселыми мыслями на следующие три недели.

Я пытался заснуть по дороге, но не могла отключиться. Я не переставала проверять телефон на сообщения от него. Не переставала проигрывать наш почти-что-секс. Не переставала думать, как прожить три недели без него.

Я расстроилась, что мы так и не стали близки. Ведь он знал, с кем мне придется связаться и жить после академии. И все равно не взял меня!

Но я всегда буду помнить, как он хмурился, когда скрывал улыбку. Как пугал мое сердце до бешеного галопа, но никогда не обижал меня. Мне нравилось, что он вдвое больше меня и вдвое старше. Он мог поднять меня одной рукой и привести в любое положение, которое только можно вообразить.

Мне нравилось, что всякий раз, когда я смотрела на него, он предугадывал мое желание.

Перелет прошел незаметно. Было уже поздний вечер, когда показались крыши нашего большого дома.

Водитель открыл передо мной дверцу, и я вышла, сразу приближаясь ко входу.

Сегодня все было тихо, хотя до Нового года оставалось четыре дня.

Дворецкий встретил меня у двери и исчез с моей сумкой. Меня не было дома четыре месяца, но ничего не изменилось. Только я стала другой.

Если бы я не выросла здесь, то легко могла бы заблудиться в бесконечных коридорах, лестницах и комнатах.