— Где он ещё может быть, если не бросил? Он всегда дарил мне персики в день Персикового дождя, но в тот год не пришёл, как затем пропустил и все остальные встречи. Год за годом, я выплывала на берег и ждала его, звала, кричала, но он так и не явился.
Асахи слабо поднялся на локтях, попытался сесть. Бросил взгляд в сторону Хару и Акико, по-прежнему находящихся под куполом, и опёрся спиной на фиолетовый барьер, который внутрь его не пустил, но послужил неплохой подпоркой. Грудь Асахи содрогалась, Хару решил, что другу больно, однако тот смеялся.
— Значит, ты не знала, — он продолжал смеяться и схватился за голову, после чего бросил полный ненависти взгляд на принцессу. — После того, как ты убила нашу мать, Нобору не справился с этим грузом. Он винил себя в её смерти и покончил с собой.
И без того широкие розовые глаза расширились ещё сильнее.
— Нет, Нобору-кун не мог, — испуганно произнесла принцесса Хачими. — Он бросил меня, поэтому и не приходил больше.
— Он мёртв, принцесса.
— Не верю.
Её взгляд метался из стороны в сторону, груди тяжело вздымались.
— Ты убила мою мать, моего брата, а затем и моего отца.
— Аники, но ты же говорил, что даймё Хонда уехал по делам… — вмешался непонимающий Хару. Асахи с трудом повернул голову, взглянул в его киноварно-красные глаза и тепло улыбнулся.
— Можешь снять купол, Акико, думаю, мы закончили, — произнёс он, а затем обернулся к еле дышащей принцессе Хачими. Жар мешал, ей срочно надо было в воду.
— Я не трогала… твоего брата… и отца… — с трудом выдавила кои, одновременно с этим Акико убрала совиное перо, завеса исчезла. Испуганный Хару бросился на пол, вмиг оказался рядом с другом, который чуть не упал, ведь подпорка исчезла. Белый тэнгу попытался обхватить его со спины, но боялся причинить боль, тогда Асахи со стоном сам на него опустился и прилёг, не отводя взгляда от принцессы Хачими.
— Несколько лет отец пытался возродить мать, пока не помешался на этой идее, — уже спокойнее продолжал он, а кои, задыхаясь, простонала:
— Воды… противоядие…
Она попыталась сдвинуться с места, но упала лицом на холодный пол и посильнее прижалась к нему, надеясь хоть так остыть.
— Ему удалось вырастить множество разных кустов, но никаких возрождающих плодов или дарующих бессмертие тут не было, — невозмутимо продолжал Асахи, хотя голос его становился тише. — Не знаю, кто пустил этот слух, сам отец, кто-то из братьев, а может, люди или ёкаи по соседству почему-то так решили…
Он закашлялся и тоже тяжело задышал. Никто не спешил говорить, кои беспомощно лежала на каменном полу, Хару встревоженно смотрел на друга, боясь пошевелиться, Акико тоже присела рядом. Вскоре Асахи набрался сил и продолжил:
— Мне повезло, что из всех кои на берег вышла именно ты, Хачими, — на этот раз он не обратился к ней по титулу. — Думал, это будет самой сложной частью плана.
— Что ты… со мной сделал? — еле выдала она из себя слабым голосом, а Асахи только улыбнулся.
— Ты сама, Хачими, ты сама это сделала, — он попытался засмеяться, но в очередной раз закашлялся, а Хару с жалостью сжал пальцами одежду Асахи, стараясь не касаться ран. — Это ты насытила куст моей отравленной кровью.
— Отравленной? — в ужасе прохрипела она.
— Меня, кажется, укусила мамуси, — сын даймё бросил хитрый взгляд в сторону Акико и вновь посмотрел на принцессу. — Я выпил противоядие, которое всего лишь скрывает симптомы, но не лечит. Я тоже умру сегодня с тобой, Хачими, только ты будешь страдать.
— Аники, не надо, — Хару попытался прижать его к себе, но от его объятий Асахи только застонал и закашлялся.
— Извини, что так вышло, Хару, я не хотел причинить тебе боль.
— Аники, тебе как-то можно помочь? — белый тэнгу не был готов сдаваться, однако Асахи разрушил все его надежды:
— Нет, Хару.
Вскоре принцесса Хачими замолчала совсем, её тело перестало вздыматься и просто неподвижно лежало. Асахи с сожалением взглянул на белого тэнгу и попытался улыбнуться:
— Наконец-то я смог отомстить.
— Аники…
— Мне жаль, что ты пострадал, Хару, — он говорил очень тихо, — и ты, Акико.
Девушка подсела к ним поближе и положила белому тэнгу голову на плечо, погладила его по спине, стараясь успокоить. Она уже видела смерть, убивала и сама, а Хару тяжело такое переживал.
— Мы прощаем тебя, Асахи, — Акико улыбнулась, а золотистые глаза цвета ямабуки наполнились теплом. Услышав его историю, она просто не могла больше злиться на этого человека. Когда-то её саму простил Хару, теперь она не держала зла на его друга.
— Не говори так, мико, — в отчаянии воскликнул Хару, а Асахи в его руках закашлялся.
Его тяжёлое дыхание с хрипом ещё недолго доносилось до их ушей и вскоре стихло. Хару и Акико некоторое время неподвижно сидели в тишине, не издавали ни звука, пока жрица не выдержала. Она прикрыла глаза Асахи, после чего поднялась на ноги и протянула Хару руку:
— Вставай, Хару.
— Зачем? — беспомощно спросил он. — Я не оставлю аники.
— Мы похороним его со всеми почестями.
— Похороним? — непонимающе повторил он и с отчаянием в глазах посмотрел на Акико.
— Пойдём на воздух, нечего тут сидеть.
Она попыталась ухватить Хару за руку, но тот отклонился назад, не желая никуда идти. Пальцы Акико скользнули по красной ленте, как вдруг та поддалась и оказалась в руках жрицы. Хару и Акико смотрели на красную ткань, которую не смогло разрубить ни одно из лезвий, но стянули пальцы простой девушки.
— Как… — продолжая держать Асахи, Хару с подозрением прищурился. — Как ты это сделала?
— Не знаю, — Акико тоже с недоумением смотрела на ленту в своих руках.
Хару бережно обхватил Асахи за туловище, вылез из-под него и осторожно опустил на пол, а сам подошёл к жрице. Он наконец-то смог вернуть ноги в привычную человеческую форму и теперь босиком стоял на холодном каменном полу, залитом кровью.
— Теперь ты можешь вернуться домой.
Акико надеялась, что её слова прозвучат невозмутимо, однако не сумела скрыть тоску и горечь, которую испытывала в душе. Сжав ленту в пальцах, она отвернулась и осмотрела комнату, стараясь себя отвлечь. Труп Асахи, труп принцессы Хачими, труп бедняги Ёске. Сколько всего они пережили за эти дни…
Хару решительно схватил её за руку и потянул за собой, не глядя обошёл тела, на которые ему было больно и страшно смотреть, миновал треклятый «куст бессмертия» и оказался у дверей. Те поддались и отворились после одного сильного толчка, Хару поднялся по длинной лестнице из подвала и затем помчался по коридору, тяня за собой Акико. Жрица не спорила, а молча следовала за ним, вскоре подстроилась под его темп. Он оглядывался по сторонам, надеясь заметить окна, но не видел их, поэтому спешил дальше.
На одном из поворотов они столкнулись с Сотой и Хибики, которые в ужасе носились по замку семьи Хонда.
— Молодой господин! — воскликнули оба в один голос, а светлый тэнгу дополнил:
— Молодая госпожа перестала ощущать вас и забеспокоилась, что что-то случилось.
— Аники… — было единственным, что произнёс Хару, на большее у него не хватило сил. Он свёл брови, оттолкнул обоих тэнгу и помчался дальше, продолжая тянуть Акико за собой. Она беспомощно глянула назад, пожала плечами и поспешила за ним.
Сота с Хибики переглянулись и тоже на месте не задержались. Наконец, Хару нашёл окно и выпрыгнул наружу; оказавшись на траве, он обратился крупным белым вороном и опустился перед Акико.
— Ты хочешь, чтобы я залезла тебе на спину? — удивилась она и с интересом дотронулась до мягких перьев, которые в таком состоянии не резали её.
— Да.
Она ловко взобралась на мягкую спину белого ворона, в то время как Сота и Хибики только успели их настичь. Лапы Хару оторвались от земли, тэнгу замахал крыльями, стремительно поднялся воздух и понёсся во дворец Кинъу. Сота и Хибики обернулись птицами и полетели за ним, в шоке поглядывая на красную ленту в руках Акико, но не говоря ни слова.