Уже вечером, когда экипажи самолётов, задействованных в операции, отдохнули, Совинформбюро сообщило, что предыдущей ночью «советской морской авиацией западнее побережья Норвегии были потоплены шесть кораблей военно-морского флота гитлеровской Германии, включая линейный корабль „Тирпиц“ и корабли охранения. Все советские самолёты без повреждений вернулись на свои аэродромы».

33

Теперь ещё и «Тирпиц»! «Бисмарка» потопили британцы в мае прошлого года, и фюрер стал очень осторожен в использовании единственного оставшегося в составе Кригсмарине линкора. Его, насколько знал Шульце, отправили к норвежскому побережью для охоты за британскими конвоями, везущими в Советскую Россию технику и стратегическое сырьё.

Сообщению Советского информационного бюро полковник не поверил: на то, как пропаганда способна выставить даже незначительный успех, он насмотрелся и на примере большевиков, и по тому, как работали в ведомстве Риббентропа. Но потом радио принесло весть об объявленном в Германии трёхдневном трауре «чтобы почтить память погибших германских моряков». А услышав это известие, пришёл к выводу, что и в этом происшествии не обошлось без треклятых выходцев из будущего. Пока он после своих злоключений не доберётся до Берлина, подробности произошедшего ему будут недоступны, но из неожиданности произошедшего Шульце сделал именно такой вывод.

Сами обстоятельства гибели самого мощного германского корабля говорили об этом: глубокая ночь, какой-то совершенно невероятный авианалёт по конвою, идущему с потушенными огнями в неспокойном море. За тем же «Бисмарком» после боя с крейсером «Худ» британцы охотились несколько суток, а по русским кораблям, базирующимся в портах Балтийского моря, приходилось наносить по несколько бомбовых ударов, чтобы хотя бы повредить их. С огромными потерями. И потопление хотя бы одного из них в ходе авианалёта считалось величайшей удачей. А тут — целых шесть потопленных боевых кораблей, и ни одного (по словам русских) сбитого атакующего самолёта.

Но точно все подробности этой истории станут доступны полковнику лишь тогда, когда он доберётся до Берлина. Пока же остаётся судить по самому факту гибели кораблей. Слишком уж необычному, чтобы в нём обошлось без участия пришельцев из будущего.

Вообще задание отправиться в «котёл», где «варился» значительный кусок Танковой армии Гудериана, Шульце воспринял как изощрённую месть адмирала за то, что он, полковник разведки, с самого первого дня войны занимался этими чёртовыми пришельцами. Сначала тому не нравилось, что его подчинённый своими фантазиями отвлекает его от куда более важных дел. Потом, когда те же самые выводы сделали в Гестапо и СД, и Канарису «нагорело» за «очередной провал в оценке боевой мощи Советов», он выражал недовольство тем, что Шульце был недостаточно настойчив. Возможно, именно его кандидатуру для контакта с русскими предложил и не адмирал. Возможно, это было решение Гейдриха, принятое с подачи хитрой лисы Шелленберга или «простоватого» Мюллера. Но оправиться в тыл русских, где без боеприпасов, без продовольствия, без техники агонизирует лишившаяся командующего группировка, подобно смертному приговору.

«Шторьху», способному красться над самыми верхушками деревьев и садиться почти без пробега, удалось не только перелететь над русским кольцом окружения, но и вернуться назад, вывозя бессознательного «быстроного Гейнца», а вот ради оберста Шульце новый самолёт не пришлют. Его миссия после встречи с представителем центрального аппарата НКВД должна была быть закончена. В то же, что ему в сопровождении специально выделенной группы диверсантов удастся выйти по русским тылам к своим, полковник не верил. Скорее, даже ожидал, что после возвращения из Мценска те самые диверсанты, предназначенные якобы для его сопровождения, просто пристрелят слишком уж много знающего помощника Канариса.

Русские прислали на эту встречу не абы кого, а одного из лучших диверсантов, Судоплатова, известного Шульце как исполнитель целого ряда террористических актов, вроде уничтожения лидера украинских нацистов Коновальца. Высокого, красивого светловолосого мужчину, портрет которого можно было бы печатать на пропагандистских плакатах, изображающих образец истинного арийца, вместо… полуеврея Гольдберга. В самой Германии этот скандал спустили на тормозах, но проклятые большевики где-то раздобыли информацию о происхождении «идеального германского солдата», и засы́пали траншеи на передовой листовками издевательского содержания.

Пакет с предложениями о начале мирных переговоров старший майор госбезопасности (даже не полковник, как того требовал Шульце, а бригадный генерал, если переводить на более привычные немецкому уху звания вермахта) принял, но тут же заявил, что не гарантирует положительного решения по ним.

— Я, как и вы, только солдат, выполняющий приказы своих командиров. Мне приказано принять всё, что вы можете передать, — на хорошем немецком языке объявил визави. — Что-либо желаете добавить устно?

— Желаю, — кивнул Шульце и перешёл на русский язык, который выучил ещё до начала Великой войны (именно эти знания и привели его в разведку). — Германскому руководству известно о ваших контактах с пришельцами из будущего. И оно прекрасно осознаёт то, что получаемая вами информация от потомков, их техника и вооружения делают бессмысленной дальнейшую войну между нашими странами. Из допросов оказавшихся у нас в плену людей, утверждающих, что они попали к вам из XXI века, также известно, что в их времени Германия является самым промышленно развитым государством Европы и уступает по экономической мощи только Китаю и Северо-Американским Соединённым Штатам. Как и то, что Россия там давно уже не является Советской.

Германскому руководству известно, что и Германия, и Россия были унижены, ограблены и подчинены англосаксами. Мы — по результатам идущей сейчас войны. Вы — после поражения коммунистического строя в экономическом соревновании с Западом. Поэтому германское руководство предлагает советскому не просто прекратить войну, выгодную лишь англосаксокско-еврейской плутократии, но и объединить усилия для её разгрома. И для Германии, и для России, это вопрос выживания. Объединившись же, мы сумеем стать доминирующей силой в мире.

Чекист выслушал эти слова молча, с совершенно не проницаемым лицом. И когда возникшая пауза затянулась, нарушил молчание.

— Я вас услышал, господин Шульце. И передам ваши слова своему руководству.

И тут полковник совершил ошибку, которой он не допустил бы, не скажись на нём нервное напряжение последних дней.

— А вы не хотите прокомментировать сказанное мной?

— Нет, — качнул головой Судоплатов.

Он поднялся и, как хозяин, распахнул дверь, выпуская оберста из комнатки, где они вели разговор с глазу на глаз.

— Надеюсь на скорую встречу после капитуляции вашей окружённой группировки, — кивнул он на прощание.

Да только в планах старого разведчика такой встречи не значилось. Передав содержание договорённостей о месте и времени переговоров о деталях капитуляции генералу фон Швеппенбургу, Шульце вызвал командира крошечного отряда диверсантов, который сформировал уже здесь, в окружении, оберлейтенант Кнабе, прилетевший вместе с ним на связном «Шторьхе». И уже ночью в сопровождении четырёх солдат исчез в непроходимых брянских лесах близ станции Хотынец.

Если бы полковник не увлекался в молодости лыжами и не старался поддерживать спортивную форму, он бы не выдержал этого десятидневного путешествия по заснеженным русским лесам и ночёвок на снегу в оврагах и ямах у крошечного костерка. Всё-таки ему скоро будет сорок пять лет, а в этом возрасте подобные приключения связаны с трудностями даже у тех, кто моложе его вдвое. Но, в конце концов, всё завершилось: сократившийся на одного человека отряд (шуцман Кранк умудрился при подходе к линии фронта поймать русскую пулю) вышел в расположение германских войск близ Трубчевска.

Уже в госпитале, куда Шульце отправили после проверки сотрудниками фельджандармерии, он узнал и о капитуляции остатков Второй Танковой армии, и о гибели «Тирпица». А ещё (из звонка адмирала в штаб корпуса, к тыловым подразделениям которого относился госпиталь) — о награждении Рыцарским крестом Железного креста «за выполнение особо трудных заданий и проявленную отвагу в бою». Хотя, положа руку на сердце, никакой отваги в короткой и безрезультатной перестрелке, возникшей между группой и русскими обозными на лесной дороге, ни он, ни кто-то ещё из сопровождавших его диверсантов, проявить не успел.