Насыщают они трофеями и противотанковые подразделения. Если раньше, попав под обстрел 37-мм «дверной колотушки», оставалась надежда на то, что её снаряд срикошетит на остром «носу» БТР, то теперь, когда германская промышленность увеличила выпуск 47-мм и даже 50-мм, становящихся обыденным явлением в германских войсках, такой надежды не остаётся. Теперь попасть под огонь противотанковой батареи на БТР-60 — практически гарантированная смерть. Снаряды «пятидесятки» нередко не выдерживает даже броня Т-34, а в борт с близкого расстояния — и «скоростных» КВ. Тем более, германец перестал брезговать трофейными Ф-22, УСВ, Зис-3 и Зис-2. Да и новые танки, поступающие с заводов Рейха, теперь сплошь вооружены 50-мм орудиями. Или, если это Т-4, удлинёнными 75-мм. Благо, таких танков ещё немного.

В авиации Юдин не особо разбирается, но, с чужих слов, знает, что в воздухе сейчас тоже полным-полно трофеев. Благо, вся эта «солянка сборная» европейских моделей самолётов существенно уступает не только новейшим советским истребителям, но и немецким.

Даже в стрелковом вооружении немцы «заимствуют» советские трофеи. Винтовки СВТ, АВС, автоматы ППШ и ППС, карабины СКС и АК. Особенно ценят последние, но их, как говорят, у них лишь единицы, поскольку даже в Красной Армии это оружие ещё не очень распространено: до недавних пор их использовала только гвардия. Но теперь появляется и во вновь создаваемых «ударных» соединениях.

Чему учились эти месяцы? Ко всеобщему недовольству — обороняться. После того, когда фронт почти на всём протяжении остановился из-за того, что немцы выдохлись, все надеялись, что наконец-то погоним их назад, на запад. Но политработники заладили своё: враг ещё силён, враг только взял передышку перед очередным ударом. А наступать начнём, когда придёт пора. В общем, совсем как у Лермонтова:

Не смеют, что ли, командиры

Чужие изорвать мундиры

О русские штыки?

Правда, ни о какой сдаче Москвы никто даже не заикался. Наоборот, всячески пропагандировали лозунг «За нами Москва».

И ведь как в воду смотрели! Или изначально знали, что фрицы попытаются нанести последний, отчаянный удар?

Отступающих красноармейцев перед появлением немецких танков не было. Видимо, навалились с такой силой, что эти выкрашенные серо-белыми разводами стальные коробки с крестами просто вспороли первую линию обороны, и пока «ролики» стараются прорваться подальше, немецкая пехота расширяет прорыв. А нашим приходится отходить на север или на юг.

Не было обычного лёгкого авангарда в виде какого-нибудь подразделения разведывательного батальона. Эти передвигаются либо на мотоциклах, либо на бронемашинах, которые сейчас, по снегу, «не ездецы». По дороге же шуровали две «тридцатьчетвёрки», а за ними уже ползла тройка КВ. Прямиком на позиции соседнего полка.

Сначала на взгорке, где расположился батальонный опорный пункт соседей, вспухло облачко пушечного выстрела, а потом донёсся звук выстрела. Промазали! Чугунная болванка врезалась в землю левее и позади головной машины. И Т-34 в зимней окраске немедленно свернули на целину, подставляя под выстрелы сильно наклонённую лобовую броню. И лишь потом принялись сухо тявкать их орудия. Стреляли тоже не очень метко: во-первых, до следующего выстрела противотанковой пушки её местоположение определили не совсем точно, а во-вторых, видимо, немецкие экипажи ещё не очень приспособились к советским машинам.

КВ, как только началась стрельба, сразу же встали, и в бинокль было видно, как у средней машины открылся башенный люк, из которого вылез танкист и принялся в бинокль наблюдать за дуэлью «тридцатьчетвёрок» с противотанковой батареей. Похоже, помечая на карте место позиций Зис-3. Снять бы его, да только на такое расстояние снайперские винтовки, даже недавно поступившие в дивизию СВД, не добивают.

За минуту орудие, первым открывшее огонь, подавили. Но и одному из танков прилично досталось. Судя по всему, заклинило башню, и обе передовые машины, пятясь по своим следам и отстреливаясь, начали отступление.

Поздно! Яркими искрами на повреждённой машине вспыхнули одно за другим два попадания (зря, что ли, наводчиков гоняли в хвост и в гриву все эти два месяца?). Одно в лобовую броню, а второе в башню. И трофей встал. А из его башни потянулся лёгкий дымок.

Из подбитого танка выбрались всего двое: механик-водитель, тут же скатившийся из своего люка в сугроб, и то ли раненый, то ли контуженный (больно уж неуклюже он выбирался из люка, а потом сползал вниз), и то ли наводчик, то ли заряжающий.

— Без приказа огня не открывать, — ещё раз прокатилась по траншеям команда комбата Ларионова.

Умолкли и пушки соседей: даже уцелевшая «тридцатьчетвёрка» удалилась на полтора километра от орудийных позиций, и на этой дистанции пробить её броню из Зис-3 уже невозможно.

Зато на дороге появилась основная масса прорывающегося танкового полка.

— Где же мы их всех хоронить будем? — нервно хохотнул «доброволец», протирая тубус приготовленного реактивного гранатомёта.

— Как бы они тебя самого не похоронили, — мрачно проворчал тридцатипятилетний сержант Лашманов, недавно пришедший из госпиталя после ранения под Витебском.

— Ты же знаешь, дядя Пахом: пока мы молоды, мы все бессмертны, — снова нервно засмеялся гранатомётчик.

Боится, сделал для себя вывод Юдин. Не первый раз в бой вступает, но всё равно ему страшно. А тебе, старший лейтенант, прошедшему чуть ли не от самой границы, разве не страшно? И признался: страшно. Всегда страшно до того момента, пока бой не начнётся. А там бояться уже некогда…

15

— Хотелось бы снова вернуться к теме образования в свете нынешнего положения дел, товарищи. Вы все помните, что в 1940 году мы ввели платное обучение в высших учебных заведениях и техникумах гуманитарного профиля. Были предложения распространить это начинание вообще на всё высшее образование, на все техникумы и даже старшие классы школ. Но мы тогда решили, что это преждевременно. Особенно — в связи с открывшими обстоятельствами, требующими опережающего роста количества специалистов технического профиля. Как вы считаете, товарищ Кафтанов, оправдано ли было такое решение, называвшееся некоторыми нашими товарищами половинчатым?

Тридцатишестилетний председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы при Совете народных комиссаров СССР и уполномоченный Государственного комитета обороны по науке поднялся, но после жеста Сталина опустился на своё место.

— Напомню, товарищи, что я был против введения оплаты за образование, и мотивировал это тем, что этим мы перекроем дорогу к знаниям очень многим самородкам, чьи родители не в состоянии найти средства для того, чтобы их ребёнок учился дальше.

Сталин, не любящий пространных речей уже пристально смотрел на Сергея Васильевича, но пока молчал. И тот понял, что пора переходить к делу.

— Решение себя полностью оправдало. Как и создание специальных факультетов с углублённым изучением предметов, необходимых для освоения знаний, полученных от наших таинственных союзников. Эти знания настолько опережают уровень нашей научной школы, что мне, в рамках полномочий специального уполномоченного ГКО, пришлось создать курсы повышения квалификации даже для учёных с научными степенями. За полтора года мы сумели подготовить около четырёх тысяч молодых учёных уже занимающихся успешным освоением этих знаний и применением их на практике. Но объёмы перспективных работ таковы, что потребности в специалистах безграничны, и, если бы мы поставили шлагбаум платного образования, дефицит кадров превратился бы в бездонную пропасть.

Поскольку данные знания относятся к категории секретных, ещё в 1940 году были созданы два «закрытых» научных центра во внутренних районах страны, удалённых от границ. Это Горьковская и Новосибирская области. Уже в этом году началась подготовка к созданию ещё четырёх «Наукоградов» в Омской, Томской, Челябинской областях и под Красноярском, которые начали успешно работать в сентябре. Наполнение их научными работниками и студентами проводилось под предлогом эвакуации. Таким способом нам удалось, помимо всего, усилить научный состав провинциальных институтов и университетов за счёт ведущих учёных таких признанных научных центров, как Киев, Минск, Харьков, Ленинград и даже Москва. И если бы взымалась оплата за обучение со студентов, бо́льшая часть эвакуированных студентов не смогла бы продолжить обучение в этих «закрытых» научных учреждениях. И не смогли бы, как мы это планируем, в мае-июне 1942 года выпустить ещё около десяти тысяч остродефицитных специалистов.