В Берлине Шульце ждали, хотя письменный отчёт о выполнении задания он и отправил, едва его доставили в штаб полка, на позиции которого они вышли. Оставалось лишь подлечить застуженные во время ночёвок на снегу почки, чтобы боли в них не донимали во время долгого путешествия по железной дороге в столицу Рейха.
34
Если бы Андрея Мокшанцева кто-нибудь попросил охарактеризовать Сталина всего одним словом, он бы выбрал для такой характеристики слово «труженик». Или даже его превосходную степень — «пахарь». И он считал, что совершенно заслуженно Генеральный секретарь носит на своём полувоенном костюме звезду Героя социалистического труда. А глядя на то, сколько трудится этот уже немолодой человек, за ним тянутся и остальные его соратники. Да что говорить о соратниках? Сам Андрей уже давно живёт одной работой.
Если вы считаете, что его служба заключалась в тупом сидении перед компьютером, записывая «для истории» заседания бесконечных совещаний, почти не прекращавшихся в хорошо знакомом по кинофильмам кабинете, то глубоко ошибаетесь. За неполные два года Мокшанцев провёл огромную работу по формированию и обучению целой службы, занимающейся информационным обеспечением высшего государственного органа СССР военных лет, Государственного комитета обороны.
И не только его. Освоив работу с аппаратурой «объекта номер один», люди Власика освободили его для других занятий. А именно — для установки и настройки скремблеров на аппаратах связи «хозяина» с «ответственными лицами», с которыми САМ общается наиболее интенсивно и по наиболее важным вопросам. Конечно, из истории своей специальности бывший майор Управления правительственной связи знает, что разработанную советскими учёными «ВЧ-связь» на протяжении всей войны так никому ни разу и не удалось «взломать», но сложности с производством соответствующей аппаратуры в его мире существовали, и её не хватало.
Ещё одно направление, которым пришлось заниматься, это обучение сотрудников НКВД пользованию всевозможными «шпионскими девайсами»: миниатюрными микрофонами, видеокамерами, подслушивающими устройствами. Включая пресловутые «лазерные» микрофоны, позволяющие «писать» разговоры на расстоянии, снимая вибрации оконных стёкол. Не говоря уже о «радиозакладках» в помещениях и «жучков» в посольских машинах. Или не только посольских. Слава богу, на него не повесили ещё и оснащение «ответственных лиц» переносными радиотелефонами и обучение оных их использованию, иначе бы Андрей просто зашился. Пока только радиотелефонов в машинах, аппаратуру для функционирования которых установили на Шуховской башне на Шаболовке, а не мобильной связи.
Как бы то ни было, а работа по 12–14 часов в сутки с редчайшими выходными практически не оставляла никаких шансов для налаживания личной жизни, о чём начал задумываться Андрей, заглядываясь на местных молодых женщин по дороге на службу или с неё в холостяцкую однокомнатную квартиру в престижнейшем в XXI веке месте, на острове Балчуг. Вот уж не думал, не гадал он, что когда-нибудь строчки из стихотворенья Михалкова про очень нужных и важных мам «а из нашего окна площадь Красная видна» для него станут реальностью! Ну, честно признаться, не сама Красная площадь, а «аэродром Шереметьево-3», как острословы стали называть Васильевский спуск, где в середине 1980-х приземлился самолёт немца по фамилии Руст, но почти сама главная площадь страны…
Мокшанцева отправляли в прошлое, в том числе, учитывая и его политические взгляды. А именно — симпатию майора к Советскому Союзу времён Сталина.
— Не разочаровался ещё в своём кумире? — во время его недолгой «командировки» в будущее для согласования номенклатуры поставляемого в 1941 год специального оборудования спросил Андрея его непосредственный начальник.
— Не разочаровался. Наоборот, ещё больше укрепился в уверенности, что нашему президенту надо действовать именно так, как действовал бы на его месте Иосиф Виссарионович. И тогда сразу бы удалось избавиться от массы «нерешаемых» проблем.
Спорить начальник не стал. Трудно сказать, из-за чего: может, и сам втайне осознаёт правоту подчинённого, а может, просто решил не заводить политическую дискуссию. Но пожелание майора продлить «загранкомандировку» Андрея ещё на три года одобрил.
— Как там вообще ситуация развивается? Ну, в сравнении с нашей историей.
Как развивается? Да куда лучше, чем было в «мире потомков».
У Мокшанцева не единожды возникала мысль, насколько проще всё было бы, имей Советский Союз в 1941 году ядерное оружие. На одном из заседаний ГКО в ходе рассмотрения доклада Маленкова, курировавшего направление, тот же вопрос поднял горячий Семён Михайлович Будённый.
— Почему нам не попросить или не купить у потомков такую бомбу, чтобы шарахнуть ею по фашистам? Представляете, как бы они усра… перепугались, поняв, что мы обладаем оружием, способным в единый миг сравнять с землёй целый город⁈ Да Гитлер бы сразу лапки вверх поднял!
— Попросить дать или продать, конечно, можно, — усмехнулся Сталин. — И президент Российской Федерации в одной из наших разговоров касался этого вопроса. Его позиция по нему очень твёрдая: его страна непоколебимо стоит на позиции непредоставления ядерного оружия другим государствам. Ни за деньги, ни в подарок. Они его могут разместить на чужой территории для защиты своих интересов, но исключительно под собственным контролем. И решение о его применении, будь оно у нас размещено, принимали бы не мы.
— Жаль! — пока так и не смирился маршал. — Очень много проблем можно было бы решить даже единичным её применением.
— Нельзя, — покачал головой Сталин. — Нельзя, Семён, её применять. Да, эта бомба способна уничтожить одним ударом целую немецкую дивизию или обезглавить всю немецкую армию. Но ты подумал своей головой, к чему это применение может привести?
— Весь мир содрогнётся!
— Вот именно! Весь мир. И весь мир сойдёт с ума, добиваясь того, чтобы обладать таким же оружием. Да, кое-что мы предприняли, чтобы отсрочить создание атомного оружия такими странами, как Северо-Американские Соединённые Штаты, Великобритания и Германия. Но на данный момент работы по его созданию по-настоящему ведутся только в Германии. Кроме того, у лучших европейских и американских учёных нет никакой уверенности в том, что создать такое оружие принципиально возможно. А если применить его, то они получат доказательство такой возможности. И отреагируют мгновенно. Свой урановый проект американцы запустят не во второй половине 1942 года, а немедленно, не жалея на него денег. Как и британцы. И уж тем более — Гитлер, учёные которого, по данным потомков, на данный момент ближе всех к успеху. Были, — снова усмехнулся Вождь.
Он подошёл к столу и взял трубку, но не спешил с тем, чтобы набить её табаком.
— Есть и другие причины, почему нам нельзя спешить с боевым применением данного оружия. Начну с политических. Это капиталисты могут без малейших угрызений совести применить это чудовищное оружие хоть по войскам противника, хоть по мирному населению. Их продажная пресса постарается представить дело так, что мучения десятков тысяч людей, подвергшихся облучению продуктами распада ядер урана или плутония, ничего не стоят в сравнении с результатами, достигнутыми применением этой бомбы. Цель оправдывает средства! Убив и заставив мучиться одних, чужаков, они якобы спасут сотни тысяч жизней других, своих солдат. А потом будут старательно замалчивать применение ими этого оружия или даже переваливать вину на других.
Совсем другое дело, если подобное оружие первыми применим мы. Нам этого не простят ни спустя пятьдесят лет, ни спустя сто лет, ни спустя двести лет. Пусть даже они впоследствии применят это оружие десять, двадцать, сто раз, но винить в том, что именно мы открыли этот ящик Пандоры, станут нас.
Есть и экономический аспект. Где мы можем применить такое оружие против армии противника? Не против населения Германии, а именно против немецко-фашистских оккупантов. Пока только на нашей собственной территории. В густонаселённой части нашей собственной территории. А для чего нам заражать радиацией нашу собственную территорию? Для чего нам на десятки лет превращать её в опасную для всего живого местность? Для чего нам обрекать на тяжёлые болезни не только красноармейцев, которым придётся освобождать эту территорию, но и советских граждан, живущих на ней и даже на некотором удалении от взрыва? У нашей Советской страны так много денег, чтобы до конца жизни лечить этих людей? Десятки тысяч людей. У нас так много земель хозяйственного назначения, чтобы на многие десятилетия выводить из оборота десятки тысяч квадратных километров угодий?
