Няня, наверное, была пророком, как те, о которых написано в Библии. Все, что она рассказывала, начало сбываться, и с тех пор произошло еще много того, о чем она говорила. Так я выяснила, что все ее истории были правдой и я не выдумала все эти тайны.

Но было еще кое-что, что случилось в тот день. Я вернулась в таинственную лощину. И когда я склонилась над глубоким, полным до краев водоемом среди сверкающего мха, мне открылось, кто та белая леди, которую я видела выходящей из пруда в лесу, когда была совсем маленькой. И я вся задрожала, потому что это знание открыло мне и другие вещи. Тогда я вспомнила, как некоторое время спустя после того, как я видела белых людей в лесу, няня расспрашивала меня про них, и я снова все ей рассказала, а она выслушала и долго-долго молчала, а потом наконец сказала: «Ты ее еще увидишь». Так я поняла, что произошло и что произойдет. Я поняла, кто такие нимфы, и что их можно встретить повсюду, и они всегда придут мне на помощь, и я всегда должна искать их и находить в самых странных фигурах и обличьях. И без нимф я бы никогда не смогла найти эту тайну, и ничего другого бы не случилось. Няня рассказывала мне о них давным-давно, но она иначе их называла, и я не понимала, что она имеет в виду и что означали сказки про них, и они казались мне очень странными. Есть два вида нимф, светлые и темные, и те и другие очень красивые и чудесные, и некоторые люди видят только светлых, а другие только темных, но есть те, кто видит и тех и других. Но обычно первыми появляются темные, а уже после приходят светлые, и есть необыкновенные сказки о них. Прошел день или два с тех пор, как я вернулась из тайного места, где я впервые узнала о нимфах. Няня показывала мне, как позвать их, и я пробовала, но не понимала, что она имела в виду, и думала, что это все глупости. Но я решила попробовать снова – и отправилась в лес, к тому пруду, где я видела белых людей, и я позвала. Пришла темная нимфа Аланна и превратила воду в пруду в огонь…»

– Очень странная история, – сказал Котгрейв, возвращая зеленую книгу отшельнику Амброузу. – Я вижу общее направление, но есть много вещей, которых я совсем не понимаю. На последней странице, например, что она имеет в виду под «нимфами»?

– Полагаю, в рукописи есть отсылки на определенные «методики», которые передавались в традиции из уст в уста через века. Некоторые из этих методик только начинают попадать в поле зрения науки, которая подошла к ним – или, вернее, к тем ступеням, которые к ним ведут – совсем другими путями. Я истолковал ссылку на «нимф» как ссылку на одну из этих методик.

– И вы верите, что такие вещи существуют?

– О, думаю да. Да, я полагаю, что мог бы дать вам убедительные доказательства на этот счет. Боюсь, вы пренебрегли изучением алхимии? Жаль. Ее символика, несмотря ни на что, очень красива; кроме того, если бы вы были знакомы с некоторыми книгами по этому предмету, я мог бы напомнить вам отрывки, многое объясняющие в рукописи, которую вы прочли.

– Да, но я хотел бы знать, действительно ли вы думаете, что под этими фантазиями есть какая-то фактическая основа. Разве это не удел поэзии – странные мечтания, которыми тешит себя человек?

– Могу лишь сказать, что большинству людей, без сомнения, лучше считать это мечтаниями. Но если вы спросите о том, во что я на самом деле верю, то это совсем другое дело. Нет; я бы сказал не верю, а скорее знаю. Могу вас заверить, что мне известны случаи, когда люди совершенно случайно натыкались на некоторые из этих «методик» и были поражены абсолютно неожиданными результатами. В случаях, о которых я говорю, не могло быть никакой возможности внушения или подсознательного действия любого рода. С тем же успехом можно было бы предположить, что школьник «внушает» себе существование Эсхила, механически перебирая склонения… Но вы заметили недомолвки, – продолжал Амброуз, – и в данном конкретном случае они, должно быть, продиктованы инстинктом, поскольку писательница никогда не думала, что ее рукописи попадут в чужие руки. Но сама практика повсеместна по самым убедительным причинам. Сильнодействующие и наиболее эффективные лекарства, которые неизбежно являются и сильнодействующими ядами, хранятся в запертом шкафу. Ребенок может случайно найти ключ и отравиться; но в большинстве случаев поиск ведется целенаправленно, и для того, кто терпеливо создает свой ключ, склянки полны чудодейственных эликсиров.

– Вы не хотите вдаваться в подробности?

– Нет, честно говоря, не хочу. Лучше продолжайте сомневаться. Но вы поняли, как рукопись иллюстрирует нашу беседу на прошлой неделе?

– Эта девушка еще жива?

– Нет. Я был среди тех, кто нашел ее. Я хорошо знал ее отца; он был юристом и не слишком-то ею занимался. Он не думал ни о чем, кроме купчих и арендных договоров, и это стало для него ужасной неожиданностью. Однажды утром она пропала. Полагаю, это произошло примерно через год после того, как она написала то, что вы прочли. Позвали слуг, и те рассказали многое, придав всему понятную им интерпретацию – совершенно ошибочную. Где-то в ее комнате нашли зеленую книгу, и в том месте, которое она с таким трепетом описывала, я и нашел ее распростертой перед идолом.

– Перед идолом?

– Да, он был скрыт среди шипов и густого подлеска, окруживших его. Это была дикая, пустынная местность; но вы читали ее описание, хотя, конечно, понимаете, что она сгустила краски. Детское воображение всегда делает горы круче, а ямы глубже, чем на самом деле, а она, к ее несчастью, обладала чем-то бóльшим, чем простое воображение. Картина, которую она описала при помощи слов, могла бы явиться талантливому художнику. Но это действительно странная, пустынная местность.

– И она была мертва?

– Да. Она отравилась – и вовремя. Нет, в обычном смысле ее упрекнуть не в чем. Возможно, вы помните историю, которую я рассказал вам на днях: о даме, которая увидела, как оконная рама раздавила пальцы ее ребенка.

– А что это была за статуя?

– Это было изваяние римской работы, камень с веками не почернел, а, наоборот, стал белым и сияющим. Вокруг него выросла чаща и скрыла его, и в Средние века последователи очень древней традиции знали, как использовать его в своих целях. На самом деле оно было частью чудовищной мифологии ведьминского шабаша. Вы ведь заметили, что те, кто случайно или, скорее, по кажущейся случайности удостоился созерцания этой сияющей белизны, должны были завязывать себе глаза, приходя к ней во второй раз. Это очень важно.

– Идол все еще там?

– Я послал за инструментами, и мы разбили его на мелкие кусочки… Меня совершенно не удивляет живучесть традиции, – продолжил Амброуз после паузы. – Я мог бы назвать много английских приходов, где традиции, о которых эта девочка слушала в детстве, все еще существуют – хоть и тайно, но неизменно. Нет, для меня странной и величественной является сама история, а не ее продолжение, потому что я всегда верил, что чудо рождается в душе.

Перевод Марии Таировой(под редакцией Григория Панченко)

Фитц-Джеймс О’Брайен (Fitz-James O'Brien, 1828–1862) был ирландским и американским автором, который творил в жанре мистики и такой фантастики, которая в его время считалась научной… но сейчас с этим согласятся немногие. Он погиб, сражаясь в Гражданской войне за Север против рабовладельческих штатов. В Ирландии О’Брайен вел «жизнь джентльмена», а карьеру писателя (очень успешную) начал после того, как растратил доставшуюся ему долю семейного капитала. Несмотря на краткий срок литературной работы, О’Брайен внес огромный вклад в развитие сразу нескольких молодых и перспективных направлений, поскольку его творчество находилось на стыке между традиционными «сказками» и современными «короткими рассказами». Его совершенно оригинальные истории включали в себя загадочных персонажей, страстных рассказчиков, а порой (хотя, возможно, об этом не стоит сейчас говорить) – эротические фантазии, более смелые, чем позволяли себе большинство литераторов той эпохи. Наиболее известные рассказы О’Брайена: «Алмазная линза» (1858), «Что это было?» (1859) и «Загадочный кузнец» (1859).