Оставшиеся полдня мы отдыхали, а на следующий день Сэмпсон появился на занятиях, как будто ничего и не случилось. А ночью произошло третье и последнее событие моей истории.

Мы – Маклеод и я – спали в общей спальне в правом крыле главного здания школы. Спальня Сэмпсона тоже находилась в главном здании, но на втором этаже. Было полнолуние, и луна светила очень ярко. Где-то между часом ночи и двумя – точно не скажу – кто-то меня разбудил. Это был Маклеод. И он пребывал в сильнейшем возбуждении.

– Вставай, – шептал он. – Вставай! В окно к Сэмпсону лезет вор!

Как только я проснулся и был в состоянии говорить, я предложил:

– Ну так давай всех разбудим и позовем…

– Нет, нет, – сказал он. – Лучше не шуми. Пойдем и посмотрим.

Я, конечно, встал, выглянул в окно, и, конечно, там никого не было. Я очень рассердился, мне так хотелось обозвать Маклеода каким-нибудь прозвищем пообиднее, но – и сам не знаю почему – я этого не сделал. Что-то здесь было не то, нечто такое мне почудилось, с чем я ни за что не хотел бы встретиться в одиночку, и был рад, что мой друг рядом со мной.

Мы еще долго смотрели из окна, пока я наконец не отважился спросить Маклеода, что же он все-таки видел и слышал.

– Я абсолютно ничего не слышал, – сказал он. – Но когда я проснулся, то обнаружил, что стою вот здесь, у раскрытого окна, и выглядываю наружу. Я увидел там человека. Он примостился на карнизе окна спальни Сэмпсона и заглядывал внутрь. Я подумал, что он лезет в спальню к учителю.

– Что за человек? – спросил я Маклеода. – Опиши его.

Видимо, воспоминание об этом ему было так неприятно, что его даже передернуло.

– Не знаю, – произнес он, – но должен сказать тебе одну вещь: он был страшно, чертовски худ и… выглядел так, словно вымок насквозь, и… – Он оглянулся кругом и зашептал едва слышно, словно боялся собственного голоса: – Знаешь, по-моему, он был не живой…

Мы еще долго шептались, пока наконец не пошли спать. К счастью, никто, кроме нас, так и не проснулся. В конце концов мы, кажется, даже заснули, но с утра ходили совсем сонные.

На следующий день мистер Сэмпсон исчез, и его никак не могли найти. Думаю, что с той поры никто не видел его и ничего о нем не слышал. Сейчас, размышляя о происшедшем, самым странным мне кажется, что ни я, ни Маклеод ничего никому не рассказали о том ночном событии. Конечно, нам и не задавали никаких вопросов, но даже если стали бы расспрашивать, едва ли мы могли что-либо ответить – мы были просто не в состоянии обсуждать то, что случилось.

– Вот и вся история, – произнес рассказчик. – И, мне кажется, единственная. По крайней мере, другой о привидении в школе мне слышать не доводилось.

Однако у этой истории есть продолжение, и, хотя оно может показаться вполне тривиальным, я считаю своим долгом изложить его. Упомянутый рассказ слышал не только я, были и другие слушатели. И вот однажды, было это тем же летом или следующим, один из них отдыхал в некоем частном владении у своего приятеля в Ирландии.

Однажды вечером они сидели в курительной комнате и от нечего делать перебирали сувениры и разные занятные вещицы, которых у хозяина коттеджа было великое множество. Неожиданно он извлек маленькую коробочку.

– А теперь, – произнес он, – скажи, что ты думаешь об этой штуковине. Ведь ты, я знаю, разбираешься в старинных вещах.

Его друг открыл коробочку и достал оттуда тонкую золотую цепочку. К цепочке был прикреплен какой-то предмет. Его собеседник взглянул на предмет и, чтобы рассмотреть его получше, достал очки.

– А как она к тебе попала? – спросил он.

– История довольно необычная, – таков был ответ. – Ты, наверно, помнишь ту тисовую рощу, что окружена зарослями кустарника? Год или два назад мы решили очистить тамошний колодец, который прежде использовался, а потом был заброшен. И знаешь, что мы в нем нашли?

– Думаю, вы нашли там труп, – сказал гость, и по голосу было заметно, что он нервничал.

– Совершенно верно. Скажу больше: мы нашли два трупа.

– О господи! Два? Да как же они туда попали? Вы смогли это выяснить? А эта штука была при них?

– Да. Ее нашли в лохмотьях одежды одного из них. Паршивое дело, что бы ни было его причиной. Один труп крепко обнимал руками тело другого. Долго они там пролежали – лет тридцать, а то и больше. Сам понимаешь, колодец мы сразу же засыпали. Ты можешь разобрать, что нацарапано на этой золотой монете?

– Думаю, смогу, – сказал гость, поднося монету к свету. Прочитать надпись не составляло труда. – Если мне не изменяют глаза, «Дж. В. С., 24 июля 1865 года».

Перевод Андрея Танасейчука

К сожалению, М. Кроуфорд малоизвестен современному российскому читателю, но, безусловно, достоин иной судьбы: его истории – важный и яркий этап в развитии англоязычной «страшной» прозы.

Фрэнсис Мэрион Кроуфорд (Francis Marion Crawford, 1854–1909) – американский писатель, но… только по факту гражданства. В Америке он провел лишь небольшую часть жизни. Родом из Италии, воспитывался в Англии, учился сначала в Кембридже, а затем в Гейдельберге и Риме.

М. Кроуфорд родился в «художественной» семье: его отцом был известный американский скульптор Томас Кроуфорд, тетей приходилась американская поэтесса Джулия Хоу, старшей сестрой – писательница Мэри Кроуфорд Фрейзер (она же «миссис Хью Фрейзер»). В университете юноша увлекся Востоком, в 1879 году отправился в Индию, где изучал санскрит и сотрудничал в местных англоязычных газетах. Вернувшись в 1881 году в Америку, в течение года продолжал изучать санскрит в Гарварде, жил в Бостоне в доме своей тети Джулии и мечтал… об оперной карьере – у него был хороший баритон. Но надежде не суждено было сбыться, и тогда он принял решение посвятить себя литературе. Первые две книги (издателя для них нашел дядя) были посвящены Индии и принесли успех. Уверовав в свою «звезду», переехал в Италию и взялся за сочинительство профессионально: ничем иным он уже более не занимался. Италия и литература составляли смысл и содержание жизни Кроуфорда до конца дней.

В 1884 году после женитьбы на Элизабет Бердан, дочери знаменитого генерала Хайрема Бердана (читатель, вероятно, помнит легендарную «берданку»), он окончательно укоренился на итальянской земле, обзавелся виллой в Сорренто и вплотную взялся за литературное творчество. Любовь к южному древнему краю наполняет многие его сюжеты, писатель досконально знает реалии, историю, людей, их нравы. Он сочинял прежде всего романы, энергия его была поразительна: ежегодно «выдавал на-гора» по две, а то и по три книги, в основном исторических. Писал пьесы. Рассказы о сверхъестественном, которые Кроуфорд сочинял время от времени, вовсе не были его излюбленным жанром, но он умел мастерски выстроить интригу и не столько пугал читателя, сколько заставлял его верить в то, о чем рассказывал. Его лучшие страшные новеллы – «Верхняя койка» (1885), «Ибо кровь есть жизнь» (1905), «Мертвая улыбка» (1899) и «Кричащий череп» (1908), – безусловно, принадлежат к классике жанра. Г. Ф. Лавкрафт был не единственным, кто восхищался ими.

А. Б. Танасейчук

Я часто слышал, как он кричит. Нет, я вовсе не неврастеник, не страдаю от чрезмерно развитого воображения и никогда не верил в призраков – если, конечно, не считать призраком эту штуковину. Что бы это ни было, оно ненавидит меня почти так же, как ненавидело Люка Пратта. И оно кричит на меня.

На вашем месте никогда бы не стал рассказывать скверные истории о неординарных способах умерщвления людей. А что если тот, кто сидит за столом и слушает вас, устал от своих родных и близких? Я всегда винил себя за смерть миссис Пратт и считаю, что в каком-то смысле был к ней причастен, хотя Богу известно: я не желал ей ничего, кроме долгой и счастливой жизни. Как знать, не расскажи я ту историю, быть может, и она была бы еще жива. Надо полагать, что эта штука кричит на меня именно поэтому.