Этот отрывок подтверждает мою общую интерпретацию главы VII.

Гегель говорит об эволюции Религии, эволюции реальной, потому что в конечном счете Религия снимает себя самое, становясь атеистической (или гегелевской) антропологией. Но для того чтобы это стало возможным, необходимо, чтобы понятие о Боге преобразовалось в ходе Истории, нужна история Религии. И Гегель указывает общее направление этого развития.

Его итог — снятие противостояния Bewuptsein и Selbstbewuptsein, иными словами, как раз отмена трансценден- ции, понимание Духа уже не как божественного, но как человеческого. Чтобы это произошло, нужно, чтобы Человек понял, что это он создал Бога. А для того чтобы это понять, он должен сперва создать идею Бога, сходную с той идеей, которую он выработал относительно себя самого. Иначе говоря, Человек должен все больше и больше антропоморфи- зировать Бога. А именно это и характерно для эволюции Теологии. В то же время он должен убедиться в том, что отжившие религиозные формы являлись его произведением, он должен узнать, что это он создал (изобрел) «идолов», почитавшихся им до обретения «истинного» Бога. И это также происходит внутри и посредством религиозной эволюции (каковая, по зрелому размышлению, оказывается не чем иным, как идеологическим отражением реального, действенного /active/ исторического развития).

Окончательным итогом религиозной эволюции является, стало быть, атеистическая антропология Гегеля: антропомор- физация Бога достигает наивысшего выражения в идее Иисуса Христа; затем приходит понимание, что эта идея произведена человеческим духом; и в этот миг Человек узнает себя самого в Иисусе, он понимает, что все, что он сказал о своем Боге, должно быть сказано о нем самом. И утверждает это Гегель: Человек узнает себя самого в «объективном Духе», знаемом ранее как божественный Дух, в тот миг, когда он понимает, что этот Дух есть Государство, каковое представляет собой его произведение, — и он это понимает внутри и посредством гегелевской философии Государства, Науки, признающей Государство (абсолютное, совершенное) и им — этим Государством — признанной (или долженствующей быть признанной).

В нижеследующей фразе Гегель уточняет характер религиозного развития, говоря (р. 482, 18—24-я строки /с. 368–369/):

«Благодаря этой деятельности (Tatigkeit) [самости] более низкое определение [Религии] в то же время исчезло, ибо действование (Tun) есть негативное действование, которое осуществляется за счет некоторого другого; поскольку же низшее определение еще встречается, оно удалилось в несущественность; точно так же, как и, напротив, там, где еще господствует более низкое определение, но встречается и более высокое, одно скромно [как лишенное самости (selbstlos)] занимает место рядом с другим».

Всякая эволюция является творческой, и всякое творчество есть Действие, отрицающее налично сущее, за счет которого — посредством его разрушения — оно только и может осуществиться. Так, когда появляется новая Религия, прежние религии, все прежние Религии, «отменяются» /sont «supprimees»/. Или, точнее говоря, выдвижение на первый план какого-то нового аспекта возможно только за счет удаления на второй план остальных.

Именно таким образом различаются меж собой Религии. В определенной Религии сохраняются те моменты, которые преобладали в прежних Религиях, но отныне они несущественны. И наоборот, моменты, которые получат преобладание позже, уже присутствуют в ней, но они пока что дополнительны, лишены собственной автономной значимости.

(И то же самое справедливо и для конечного итога религиозной эволюции, для Науки Гегеля, в том, что касается ее отношений с последней Религией, с Христианством. В христианской Религии выделяется именно аспект Индивидуальности абсолютного Духа: Бог — это Личность. И все остальные стороны божественности утрачивают существенное значение. Эта Личность Ьото-человечна. Аспект, акцентируемый в «Науке» Гегеля, человеческая сторона Духа, здесь уже присутствует. Но она дополнительна: человек в Иисусе Христе — лишь временное пристанище Бога, он ему подчинен[135] У Гегеля наоборот, даже при его антропотеизме то обстоятельство, что человек — Бог, и значит — трансцендентный Дух, утратило существенное значение. Определяющая черта Человека, духовного в Человеке, это уже не возможность транс- цендирования, бегства от Мира в потустороннее, но, напротив, возможность устроиться в Мире, подчиняя его себе.)

Нижеследующая фраза лишь уточняет то, что Гегель уже сказал.

Он пишет (р. 482, 24—31-я строки /с. 369/):

«Поэтому хотя разные представления внутри отдельной религии и воспроизводят все [диалектическое] движение ее форм, тем не менее характер каждой религии определен особенным (besondere) единством сознания [-внешнего] и самосознания, т. е. тем, что самосознание вмещает в себя определение предмета сознания [-внешнего], благодаря своему действованию полностью присваивает его себе и знает его как существенное определение по сравнению с другими [определениями]».

В каждой Религии Верующий знает, что акцентируемый аспект «существен» (wesentlich). И Гегель только что объяснил, почему. Потому что в эмпирической реальности Человек с помощью Действования осуществляет тот конститутивный элемент своего существования, сознание которого он обрел в виде существеннной черты своего Бога. Этот элемент — его элемент, поскольку он произведен им; и этот элемент является реальным, потому что он поместил его в реальный Мир, и следовательно, именно в этом элементе он поистине реален и человечен, т. е. духовен. (Ибо: «Истинное Бытие человека есть его Действие»). Стало быть, ч этом аспекте он сохранит Дух как таковой, дух, который ему все еще представляется божественным. Словом, в своем теологическом Мышлении Человек приписывает какую-то характерную черту своему Богу, потому что своим Действованием он осуществил ее в своем Мире.

Гегель прямо говорит это в следующей фразе (р. 482, 31—37-я строки /с. 369/):

«Истина [-объективная] веры в определении религиозного духа [т. е. в какого-то определенного Бога] выявляется в том, что действительный дух [т. е. Народ, имеющий данную Религию] таков (so), каково формообразование [= Бог], в котором он созерцает себя в религии, — как, например, в воплощении бога, которое встречается в восточной [дохристианской] религии, не содержится истина [-объективная], потому что в действительном духе этой религии нет этого примирения [читай: Единичного и

Всеобщего, притом что Единичное — это всегда Человек, а Всеобщее — Бог в Религии и Государство для Гегеля].»

Это понятно. Die Wahrheit — явление некоторой реальности в собственном и точном смысле слова. Стало быть, Правда в той или иной Религии присутствует только в той мере, в которой содержащаяся в теологии идея осуществлена в Мире, где эта теология в ходу.

Так, утверждает Гегель, христианская теология — не истина до тех пор, пока христианский Мир не осуществил идею Индивидуальности, т. е. синтез, совмещение Единичного и Всеобщего, реального Человека и Духа.

(Это безобидное на первый взгляд замечание заключает в себе всю гегелевскую критику Христианства. Христианство станет истиной только тогда, когда христианская идея Индивидуальности осуществится в этом Мире. Но с того мига, когда этот идеал осуществлен, он перестает быть идеалом. Иными словами, Человек перестает проецировать себя в потустороннее, мыслить его в тео-логических понятиях. Вместо того чтобы бежать Мира, он принимает его и признает себя в нем. Как только Христианство осуществляется в пост-революционном наполеоновским Мире, оно перестает быть Религией. Став Истиной, оно становится атеистической антропологией Гегеля, Наукой, выражающей абсолютное Знание.)