Иначе говоря, человек никогда не появляется на свет просто человеком. Он всегда — неминуемо и по сути — либо Господин, либо Раб. Если человеческая реальность образуется только как реальность общественная, то сообщество будет человеческим обществом, во всяком случае в своих истоках, только при том условии, что в нем будут Господа и Рабы, существования «самостоятельные» и «зависимые». Вот почему говорить о происхождении самосознания — значит обязательно вести речь о «самостоятельности и несамостоятельности Самосознания, о Господстве и Рабстве».
Если человеческое бытие учреждается не иначе как в борьбе и посредством борьбы, которая приводит к установлению отношений Господина и Раба, то его дальнейшие становление и раскрытие также обусловлены этим фундаментальным общественным отношением. И если человек есть не что иное, как собственное становление, если его человеческое бытие в пространстве есть его бытие во времени или в качестве времени, если раскрываемая человеческая реальность есть не что иное, как всеобщая история, то история эта может быть только историей взаимоотношений Господства и Рабства: историческая «диалектика» — это «диалектика» Господина и
Раба. Но если противоположность «тезиса» и «антитезиса» имеет какой-то смысл только в рамках примиряющего «синтеза», если у истории в точном смысле слова обязательно должен быть конец, если становящийся человек в конце концов должен стать состоявшимся человеком, если Желание должно привести к удовлетворению, если человеческая наука должна обрести достоинство окончательной и всеобщей истины, то взаимоотношения Господина и Раба должны окончиться их «диалектическим снятием».
Как бы там ни было, человеческая реальность может возникнуть и существовать только как «признанная» реальность. Только в качестве «признанного» другим, другими, в конечном счете всеми другими, человек действительно будет человеком как в собственных, так и в чужих глазах. И только ведя речь о «признанной» человеческой реальности, можно называть ее человеческой и тем самым высказывать некую истину в собственном и точном значении термина. Ведь только в таком случае можно посредством речи /discours/ раскрыть что-то реальное. И потому, говоря о Самосознании, о сознающем себя человеке, следует сказать: ]
Самосознание есть в себе и для себя потому и благодаря тому, что оно есть в себе и для себя для некоторого другого (самосознания), т. е. оно есть только как нечто признанное.
Это чистое понятие признавания, удвоения самосознания в его единстве, и нужно теперь рассмотреть в том виде, в каком его процесс является для самосознания. [То есть не говорящему об этом философу, а сознающему себя человеку, который признает другого человека или заставляет его признать себя.]
Оно представит собой прежде всего сторону неравенства обоих [самосознаний] [т. е. двух людей, которые борются за признание] или распадение среднего термина [представляющего собой обоюдное признание] на крайние [две противные стороны], которые, как крайние, противоположны друг другу и из которых один есть только признаваемое, другой — только признающее. [Поначалу человек, который хочет заставить другого признать себя, со своей стороны не выражает ни малейшего желания признавать его. Если он победит, признание вовсе не будет взаимным: победителя признают, но он не признает того, кто его признал.]
Самосознание есть прежде всего простое для-себя- бытие, равное себе самому благодаря исключению из себя всего другого [отличного от него]; его сущность и абсолютный предмет для него есть «я» [Я, отделенное от всего и противопоставленное всему тому, что не есть Я], и в этой непосредственности или в этом бытии /&ге-с1оппё/ [которое не является результатом деятельного созидания] своего для-се- бя-бытия оно есть «единичное» /entite-paiticulidre-et-zWee/- То, чтб есть для него другое, есть в качестве предмета несущественного, отличающегося характером негативного. Но [в рассматриваемом случае] другое есть также некоторое самосознание; выступает индивид против индивида. Непосредственно выступая таким образом, они существуют друг для друга в модусе (Weise) обыкновенных предметов; они суть самостоятельные формы сознания, погруженные в бытие /itre-donne/ жизни /vie-animale/, — ибо сущий предмет определился здесь как жизнь, — сознания, которые еще не завершили друг для друга движение [диалектическое] абсолютной абстракции, состоящее в том, чтобы искоренить всякое непосредственное бытие и быть лишь чисто негативным бытием равного себе самому сознания, или, другими словами, сознания, которые еще не проявили себя друг перед другом в качестве чистого для-себя-бытия, т. е. в качестве самосо- знания. [Когда два «первых» человека впервые вступают в борьбу, каждый видит в другом лишь зверя, опасного и враждебного, которого нужно истребить, а вовсе не существо, которое обладает самосознанием и представляет собой самодостаточную ценность.] Каждое, конечно, достоверно знает себя самого, но не другого, и потому его собственная достоверность о себе еще не обладает истиной [т. е. она еще не раскрылась как реальность, или иначе говоря некая сущность, объективно, интерсубъективно, читай, всеобще признанная, стало быть, существующая и действительная], ибо его истиной [представления, составленного им о себе самом, значимости, которую он себе приписывает] было бы только то, что его собственное для-себя-бытие проявлялось бы для него как самостоятельный предмет, или, чтб то же самое, предмет проявлялся бы как эта чистая достоверность себя самого. [Необходимо, значит, чтобы он отыскал во внешней, объективной реальности то сокровенное представление, которое он составил о себе самом]. Но, согласно понятию признавания, это возможно лишь при том условии, что как другой для него, так и он для другого, каждый в себе самом завершает эту чистую абстракцию для-себя-бытия благодаря своему собственному действованию и, в свою очередь, благодаря дейст- вованию другого.
[ «Первый» человек, впервые сталкивающийся с другим человеком, уже полагает себя самодостаточным и приписывает себе абсолютную значимость; можно сказать, что он считает себя человеком и обладает «субъективной достоверностью» по поводу собственного бытия. Но достоверность — еще не знание. Приписываемая им себе значимость может оказаться иллюзорной, составленное о себе самом представление — ложным или безумным. Чтобы быть истинным, это представление должно раскрывать какую-то действительность или что-то существующее, которое значимо и существует не только для себя самого, но также и для других, отличных от него сущих. В данном случае человек, чтобы воистину, подлинно быть «человеком» и знать себя таковым, должен навязать созданное им о себе самом представление другим, он должен заставить других (в идеальном предельном случае — всех других) признать себя. А лучше сказать, он должен преобразовать этот не признающий его мир (природный и человеческий) в такой, который бы его признал. Это преобразование враждебного человеческим замыслам мира, приведение его в согласие с ними, называется «действием», «деятельностью». И это действие — человеческое по сути своей, ибо очеловечивающее /humanisartrice/, че- ловекообразующее — начинается с навязывания себя «первому» встреченному другому. И коль скоро этот другой, будучи существом человеческим (точнее, желая им быть, полагая себя таковым), должен вести себя точно так же, то «первое» челове- кообразующее действие неизбежно принимает форму борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть двух существ, притязающих на то, чтобы быть людьми, борьбы, ведущейся исключительно из соображений престижа, ради «признания» себя противником. И действительно: ]
Но проявление себя как чистой абстракции самосознания /l'Etre-pour-soi/[2] состоит в том, чтобы показать себя чистой негацией своего предметного модуса /son mode-d'etre objectif-ou-chosiste/, или показать себя не связанным ни с каким определенным наличным бытием /existence/, не связанным с общей единичностью наличного бытия вообще, не связанным с жизнью. Это проявление есть двойное действо- вание: действование другого и действование, исходящее от самого себя. Поскольку это есть действование другого, каждый идет на смерть другого. Но тут имеется налицо и второе действование — действование, исходящее от самого себя, ибо первое заключает в себе риск собственной жизнью. Отношение обоих самосознаний, следовательно, определено таким образом, что они подтверждают самих себя и друг друга в борьбе не на жизнь, а на смерть.
