Теоретическое осмысление природной тематики происходило в основном в рамках элитарной культуры. Ее представители располагали достаточным материальным обеспечением, временем, образованием и воображением для того, чтобы заниматься осмыслением природы и построением ее моделей. Затем эти модели могли транслироваться и в «низовую» культуру. В связи с этим в книге преимущественное внимание уделяется осмыслению природной тематики во властной и околовластной среде. К источникам такого рода относятся официальные хроники, исторические сочинения, дневники, религиозные, политологические, географические, поэтологические, садоводческие и иные трактаты, художественная литература, в особенности придворная поэзия. Со второй половины XIX в. все большее значение приобретает публицистика разночинцев.

Данная работа охватывает период с VIII по середину XX в. VIII век – время формирования централизованного государства и время, когда появляются источники, по которым мы можем судить, в какие отношения вступали между собой человеческо-государственные и природные силы. 1945 год – это год окончания Второй мировой войны, год поражения Японии, который знаменует наступление нового этапа в осмыслении отношений между японцем и природной средой обитания. Этот этап представляет собой несомненный интерес, но его разработка требует новых усилий, которых автор ожидает уже от других исследователей.

Книга разбита на четыре главы, каждая из них отражает природные представления японцев в тот или иной исторический период. Первая глава посвящена времени формирования древнего централизованного государства и его расцвета, когда в элите превалируют бодрые и оптимистические настроения. Это оказывает прямое влияние на отношение к среде обитания – японцы считали тогда свою страну большой, а среду обитания благодатной. Это время продолжается около трех веков – с VIII по Х в., т. е. согласно традиционной периодизации охватывает период Нара (710–794) и первую половину эпохи Хэйан (794-1185).

Во второй главе рассматривается средневековая ситуация, когда на смену оптимистическому восприятию жизни и среды обитания приходят пессимистические настроения. Это было связано с деградацией централизованного государства и кровавыми междоусобицами, и теперь территория Японии воспринимается как крошечные и плохо приспособленные для жизни островки, удаленные от центров цивилизации. Такое отношение к среде обитания превалирует с XI по XVI века.

Третья глава посвящена периоду Токугава (1603–1867). Установившийся мир и высокая степень управляемости страны вызывают радостное восприятие мира, что непосредственным образом оказывает влияние и на восприятие среды обитания – Япония снова позиционируется как достаточно большая страна с самыми благоприятными природными характеристиками.

В четвертой главе речь идет о Новейшем времени. Оно начинается вместе с воцарением императора Мэйдзи (1867), когда Япония приступает к модернизации (вестернизации). В начале этого периода господствуют упаднические настроения, связанные с осознанием собственного бессилия перед мощью Запада. В это время Япония воспринимается как крошечная островная страна. Однако по мере экономических, образовательных и в особенности военных успехов самооценка повышается, что в результате приводит к позиционированию Японии как многонациональной материковой державы, земля и климат которой объявляются самыми благодатными в мире.

Разумеется, автор не смог рассмотреть все проблемы, касающиеся восприятия человеком (японцем) природной среды обитания. Это связано и с недостаточной разработкой этой проблематики в научном сообществе, и с ограниченностью познавательных возможностей самого автора. Кроме того, избранный жанр «сквозной истории» с неизбежностью предполагает некоторую фрагментарность изложения. Так, изобразительные (живописные) тексты, отображающие природную тематику, не рассматривались сколько-нибудь детально. Эволюция жилища также недостаточно объективирована в нашем изложении. Эта книга скорее приглашение к началу разговора, чем к его окончанию. Не подлежит сомнению, что в дальнейшем многие положения, высказанные в книге, будут подвергнуты уточнению или пересмотру. Так что заранее приносим извинения тем читателям, которые проживут дольше, чем автор, и кого он невольно введет в заблуждение. Единственным извинением может послужить лишь то, что сам автор разделяет эти заблуждения, т. е. читателю придется утешаться тем, что он не одинок. Каждый ученый отдает (или должен отдавать) себе отчет в относительности результатов своих штудий и получает удовлетворение не только от конечности достигнутых результатов, но и от участия в процессе приближения к ускользающей истине.

Выражаем искреннюю признательность Японскому фонду, предоставившему грант для поездки в Японию осенью 2012 г. с целью изучения природной тематики. Благодарим также Нумано Мицуёси, С. А. Родина, Сибуя Юриэ, Е. К. Симонову-Гудзенко, Судзуки Юя, Н. Н. Трубникову за советы и помощь в сборе материала для написания этой книги.

Первые сколько-то пространные письменные тексты японская культура начинает порождать в начале VIII в. Большинство из них были созданы при непосредственном участии государства – сотрудников его аппарата. Это своды законов, хроники, поэтические антологии. Появлялись и тексты, созданные по частной инициативе (поэтические, исторические, буддийские). По этим текстам мы и можем судить о том, что происходило в стране и в сознании ее обитателей.

Разумеется, следует отдавать себе отчет в том, что носителями письменной культуры являлся весьма ограниченный круг людей, связанных с государством чиновничьей службой. Это были сами чиновники (их количество составляло приблизительно 10 тыс. человек) и буддийские монахи, которые в то время расценивались как сотрудники государственного аппарата (высших иерархов назначал император, монахи имели специальные ранги, совершали ритуалы, направленные на обеспечение порядка в государстве и природе). Это был тот круг людей, который оказывал повышенное влияние и на весь строй японской жизни, и на его интерпретацию.

VIII–X века – это время создания и расцвета централизованного государства, когда китайские управленческие и мировоззренческие идеи прорастают на японской почве. Государственная жизнь строилась в соответствии с детально разработанным и скроенным на китайский лад законодательством, целью которого было создание формализованной и полностью предсказуемой социальной среды обитания. Поэтому это государство нынешние историки часто именуют государством законов (рицурё кокка).

Под китайскими идеями следует понимать малорасчлененный на отдельные учения комплекс идей, которые пришли непосредственно из Китая. Это была амальгама из конфуцианских, даосских и буддийских представлений, обрядов, церемоний, практик. С помощью языка, выработанного этими системами, описывалась среда обитания древних японцев. Следует иметь в виду, что влияние буддизма было поначалу в этом отношении наименьшим. Получивший распространение в Японии с середины VI в., буддизм в VIII в. вошел значимой частью в состав официальной идеологии, но его комплексные представления о пространстве долгое время оставались не слишком востребованными в государственной жизни.

В то время, о котором идет речь, указанные идеологические системы редко воспринимались как противоречащие друг другу. Буддийский монах Кукай (774–835) в 797 г. описал спор трех воображаемых оппонентов, представляющих буддизм, конфуцианство и даосизм в своем трактате «Три учения указывают и направляют» («Санго сиики»)[3]. Разумеется, победителем в споре выходит буддист, однако в действительности мы наблюдаем более сложную и неоднозначную картину, когда для достижения своих целей государство и человек прибегали к средствам, которые имеют различное происхождение. Древние японцы стремились не столько к чистоте учения, сколько к его эффективности.