— Ты больше не будешь летать в моем экипаже, — не оборачиваясь, бросил ей Антон. — Ясно?

— Да, Антон Васильевич, — кивнула она.

— Мне такие ЧП не нужны. На три страны нас опозорила, дура!

— Да, — согласно кивнула Вика.

— Убирайся!

Вика всхлипнула и тихо вышла из кабины.

— Антон… — укоризненно начал Костя.

Но тот оборвал его:

— Ты лучше думай, как нам теперь быть. Из-за этой дуры два часа потеряли. Горючего хватит?

— Да.

— Запроси у Варшавы, по какому коридору нам следовать. Теперь будут давать что похуже!

Едва вернувшись в Москву, Вика принялась писать объяснительные, ее то и дело вызывали на летную комиссию, угрожали открыть дело. К счастью, под суд она не пошла, но из авиации ее уволили за профнепригодность.

На ее место и поступила в экипаж Динка Лебедева.

Леденящую душу историю об ошпаренном младенце передавали друг другу стюардессы всех авиалиний, приукрашивая ее все новыми подробностями. Но верную версию Динка узнала, только придя в экипаж. Сашенька разболтала по секрету, поскольку сама Наталья категорически запретила им трепаться о произошедшем.

В Сашином изложении все выглядело еще более драматично. Она хоть и находилась в тот момент в соседнем салоне, но описывала так, словно видела все собственными глазами.

И Динка решила, что ненароком пролитый кофе натолкнул Наталью на тяжелые воспоминания, вот она и разнервничалась из-за пустяка.

А еще мелькнула неприятная мысль, что и ее злоключения в этом экипаже как бы запрограммированы заранее. Ведь Динку взяли на несчастливое место. Чего еще ждать?!

Вечный город Рим встретил лайнер хмурой осенней погодой. Дождь и слякоть, листья срываются с ветвей, и облетевшие деревца стоят странным контрастом вечнозеленым кустарникам. Даже не верится, что еще неделю назад здесь было по-летнему жарко.

Из гостиницы выходить совсем не хотелось. Экипажу объявили, что и завтра, возможно, вылет будет отложен: на город надвигался грозовой фронт.

Все сидели по своим номерам. Причем расселились, как и положено, девочки с девочками, мальчики с мальчиками. Наталья поселилась с Сашенькой, а Динке досталась новенькая, Танька Шохина.

Танька сидела у окна, тоскливо смотрела на сплошную стену дождя и вздыхала:

— Вот же не везет так не везет… И почему мне всегда такая непруха? Я так мечтала посмотреть Рим!

— Насмотришься еще. Надоесть успеет.

Динка лежала на кровати и смотрела в потолок. Она терпеть не могла дождь, в дождливую погоду ей хотелось плакать и плакать, без конца, заунывно, долго, пока все слезы внутри не кончатся. Танькино нытье ее раздражало. И без того тошно.

— Да… тебе хорошо… ты уже насмотрелась… — продолжала Танька.

— Чего я насмотрелась? — Динка приподнялась на локте. — Я вообще второй раз за границей. Давай тоже начну тебе подвывать, что непруха! Тебе бы мою невезучесть!

Дуреха! Рим она в первый рейс не увидела! Невелика потеря! Ей бы, как Динке, получить в первом рейсе «нычку», а потом трястись за свою шкуру, мигом бы забыла о своем «несчастье».

За окном быстро темнело. Динка повернулась на бок и попыталась задремать. Не получается. Неожиданно захотелось есть. Она вспомнила, что забыла пообедать в самолете. А можно ли купить еду в гостинице, Динка не знала.

— Мы есть пойдем? — спросила Танька. — Ты не в курсе, здесь надо лирами платить или по карточке?

— А у тебя есть карточка? — огрызнулась Динка. — Может, еще и золотая? Тогда можешь заказать ужин в ресторане.

— Было бы неплохо, — мечтательно потянулась Танька. — Я мечтала поесть настоящую паэлью. Говорят, в Италии в нее добавляют осьминога.

— Понятия не имею, — буркнула Динка.

— Я читала, что рис обязательно надо брать дикий, черный…

— Ради бога, замолчи! — не вытерпела Динка. — Свои кулинарные познания продемонстрируешь в другой раз.

Танька отвернулась и достала из сумочки два упакованных в целлофан пирожных, которые они разносили к кофе. Одно протянула Динке.

— О! Да ты запасливый хомячок! — обрадовалась та.

— Дуське взяла, — почему-то смутилась Танька. — Но они до завтра все равно пропадут без холодильника.

Динка откусила сразу полпирожного и поинтересовалась с набитым ртом:

— Дуська — это собака?

— Дуська — дочка, — вздохнула Танька. — Ей два года. — Она посмотрела на часы, прикинула разницу во времени. — Сейчас, наверное, спит уже…

— С ней муж сидит?

— Муж объелся груш, — с независимой улыбкой сообщила Танька. — Слава богу, у нас есть бабушка. Дуська ее мамой называет…

— Почему?

— Потому что чаще видит, — усмехнулась Танька. — А обо мне она знаешь как говорит? «Тю-тю мама, га-га-га мама»…

— Га-га-га? — не поняла Динка.

— Ну, улетела, — Танька помахала «крылышками». — «Гуси-лебеди» читала?

Тут в дверь постучали — и бортинженер Сашка Смирнов деликатно протиснулся в номер:

— Милые дамы, не соизволите откушать с нами чем бог послал?

— Соизволим! — тут же завопила Динка и вскочила с кровати. — Куда идти?

— К Антону, — засмеялся Сашка. — Проголодались?

И пока Танька в ванной натягивала джинсы, он объяснил, что в этой летной гостинице экипаж при ночевке получает талоны на комплексное питание. Ужин, правда, жиденький, ничем не отличается от тех порций, что они подают в полете, но лучше что-нибудь, чем ничего. Поэтому все российские экипажи при непредвиденной задержке рейса предпочитают лопать что дают и не тратить драгоценные лиры на еду.

Антон расположился в двухкомнатном одноместном номере со всеми удобствами. Ему, как командиру экипажа, по международным меркам полагался люкс. Но люксов в экспресс-гостинице не было, поэтому за них выдавали то, что было.

В «гостиной», довольно большой, длинной комнате с диваном и креслами, стоял журнальный столик, щедро уставленный бутылками водки. Тут же на нескольких тарелках лежали крупно порезанная копченая колбаса, сыр и черный московский хлеб. На краю один на другом стояли пластиковые контейнеры с летным ужином.

Все уже были в сборе, и Наташка с Сашенькой, и Антон, и Олег, и радист Игорь Игоревич, не было только второго пилота.

— Знаете, кто самый счастливый человек на земле? — развлекала собравшихся Сашенька. — Папа римский! Каждое утро, придя на работу, он видит своего начальника, распятого на кресте…

Мужчины вежливо посмеивались, косясь на Антона.

— Ой, к вам, Антон Васильевич, это не относится! — спохватилась Сашенька.

— А где Костя? — спросила Динка, оглядев компанию.

За столом повисло неловкое молчание.

— Да он не хочет, — сказал штурман Олег Петрович.

— Он у нас человек некомпанейский, — подхватила Наталья.

— Да и хрен с ним, — сказал Сашка. — Семеро одного не ждут. Давайте вздрогнем. — И он разлил по стаканам водку.

— А за что пьем? — весело спросила Танька.

Игорь Игоревич посмотрел на нее сумрачно.

— За предшественника твоего, Валентина. Вот раз уж собрались всем экипажем, так всем вместе и помянуть надо, а то не по-людски. Его ведь сегодня хоронят.

— Сегодня? — ужаснулась Динка и решительно поставила свой стакан.

— Нет, так нельзя. Я схожу за Костей. Это же поминки, а не просто пьянка.

Сашенька смущенно потупилась, а Сашка недовольно буркнул:

— Как хочешь. Он в двести пятом.

Динка постучала в дверь номера.

— Открыто! — крикнул Костя.

Он лежал на кровати одетый, поверх одеяла и читал книгу. Динка вошла и остановилась посреди номера. Костя смотрел на нее и выжидательно молчал.

— Мы Валентина поминаем, — сказала Динка.

Костя молчал.

— Мне кажется, надо бы… всем вместе…

— Ты так думаешь? — со скрытой насмешкой спросил Костя.

— Вас все ждут, — растерялась Динка.

Этот Костя действительно был каким-то странным.