Черт, какой въедливый!

— Помню, — с досадой ответила Динка. — У меня склероза пока нет. Только я запоминаю не людей, а места. Понимаете, такая специфика. Я знаю, что 13А хочет кофе, а 8Г просит плед, и иду к этому месту. Я помню расположение кресел в салоне, помню, что куда подавала. Но люди… — Динка вздохнула. — Если бы вы знали, сколько лиц я вижу каждый день! Просто калейдоскоп перед глазами.

Следователь посмотрел на нее в замешательстве.

— Впервые слышу о таком феномене. Обычно и проводницы, и официантки запоминают клиента.

— Так они с ними дольше общаются, — заметила Динка. — Официантки на чаевые рассчитывают, приглядываются, а у нас все в стоимость билета входит. Чего ж на них смотреть?

— Да-а… — озадаченно протянул следователь. — Хорошая у вас философия. Если нечего поиметь, то и человека можно не заметить, так?

— Я этого не говорила, — нахмурилась Динка. — Что вы к словам цепляетесь?

Все такие умные вокруг, такие грамотные, а бандиты по липовым паспортам у них под носом летают туда-сюда, людей убивают. И чего он докапывается?! Можно подумать, что если Динка ему опишет эту троицу, то он их в два счета поймает. Как бы не так!

А вот «Иванов, Петров и Сидоров» ее из-под земли достанут, если она язычок распустит.

Если бы Динка была уверена в родной милиции, то, конечно, сказала бы и о подозрительной троице, и о своих предположениях, и баксы с иконкой принесла бы в качестве вещдока. Если бы это помогло найти Валькиных убийц, если бы приблизило возмездие… Вот только интересно было, куда в процессе следствия этот вещдок потом исчез бы? В каких карманах растворился?

Да заговори она сейчас, этот зануда еще и ей дело пришьет. Как-никак она тоже теперь повинна в контрабанде: провезла сверток через две границы.

— У меня скоро рейс. Я могу идти?

— Идите, — раздраженно махнул следователь и протянул ей визитку. — Вот мой телефон на всякий случай. Вдруг что вспомните.

Динка пожала плечами.

— Да, кстати, — окликнул он ее уже в дверях. — Сколько валюты Валентин пронес на последний рейс?

Динка похолодела. Она медленно повернулась к следователю и состроила глупую рожицу.

— Какой валюты? Он что, мне говорил? Мы зарплату вообще-то в рублях получаем…

Из-за этого зануды следователя Динка едва не опоздала на примерку. В аэрофлотовском ателье ей подгоняли новый комплект формы, и Динка очень переживала, чтоб все получилось как надо.

Тамара по-свойски устроила ее к лучшей портнихе, Карине Ивановне. Динке целых две недели пришлось ждать своей очереди, она даже в первый рейс отправилась в старом комплекте. Но уж теперь-то, когда Карина Ивановна твердо назначила день и время, пропустить его из-за какого-то обормота было по меньшей мере обидно.

Динка глянула на часы и бегом припустила в сторону ателье.

Форму для бортпроводниц на международных линиях шили по индивидуальным меркам. А на внутренних выдавали по размеру, и девчонкам приходилось подгонять ее самостоятельно.

Может, у кого-то и пропадали всуе задатки модельера, а у Динки руки совсем не из того места росли, она пуговицу с трудом пришивала, а сложнее шарфика в резиночку и связать ничего не могла. Так что ушитая крупными стежками юбка и наспех приталенный жакетик ее совсем не украшали. Правда, и не портили, поскольку идеально стройную девичью фигуру трудно испортить плохо сшитой тряпкой. Но какая женщина не мечтает быть одетой от кутюр?!

В данном случае в шереметьевском ателье от кутюр означало — от Карины Ивановны.

Динка, запыхавшись, влетела в ателье, все же опоздав на пятнадцать минут. Карина Ивановна славилась своей пунктуальностью, и Динка уже не надеялась, что она ее дождется.

Приемщица подняла голову и посмотрела на Динку.

— Я Лебедева. Знаете, меня следователь задержал…

— А! Это у вас стюарда убили! — оживилась приемщица, с интересом глядя на Динку.

Новости по обоим Шереметьевам распространялись мгновенно.

— Да, напарника моего, — кивнула Динка.

— Карина Ивановна! — крикнула в глубину помещения приемщица. — Это девушка из того экипажа!

— Ну и что? — зычно раздалось из соседней комнаты. — Это не повод для опоздания. Я не кавалер.

И из темноты коридора в тесноватое фойе плавно вплыла дородная тетка с усиками и необъятной грудью. Она строго посмотрела на Динку и велела:

— Ну-ка повернись! Да не так шустро. Помедленней.

Динка медленно повернулась на цыпочках и заслужила одобрительный возглас:

— Хорошо. Как раз под крой! Садись и жди.

И Карина Ивановна также плавно уплыла обратно, больше не удостоив Динку взглядом.

— А как же примерка? — растерянно пролепетала Динка.

— Садись, — махнула ей приемщица и шепотом добавила: — Сейчас форму получишь! Повезло тебе. Под Каринину руку попала.

— Под какую руку?

У Динки возникла только одна ассоциация: попасть под горячую руку. А этого ей совсем не хотелось бы. Хватит, передышка тоже необходима…

— Ты не в курсе? — удивилась приемщица. — А! Ты же новенькая! У Карины Ивановны такая особенность. Она обычно с утра делает крой под настроение. На глаз. И знаешь, за пару дней обязательно находится та, которой это впору без примерок. Так что садись и жди, раз велено.

Динка опустилась на потертую банкетку и взяла в руки лежавшие на столике красочные проспекты. С глянцевых картинок на нее смотрели улыбчивые девушки в летной форме разных авиакомпаний. И бирюзово-сероватые итальянки, и ярко-синие кореянки, и небесно-голубые англичанки. И наша темно-синяя форма была представлена длинноногой тонкой блондинкой с пышными кудрями.

Динка усмехнулась. По инструкции им запрещалось распускать волосы во время работы в салоне. Не дай бог, пассажир обнаружит в тарелке волосок! Скандал! Длинные пряди всегда некстати свешивались в тарелку или в чашку, мешали смотреть по сторонам, их неудобно было откидывать со лба, когда руки заняты подносом.

Динка была согласна с этими требованиями и всегда гладко зачесывала волосы под форменную шапочку. Даже Наташка, обладательница роскошной длинной косы, и та прятала свою красу, закалывая на затылке тугой пучок. А эта девчонка никакая не стюардесса, а просто моделька. Иначе она юбку сделала бы чуть ниже. Неудобно же нагибаться. И пиджачок не так бы заузила в плечах — работать ведь неудобно.

Динка вспомнила, как засмотрелась в Риме на стюардов итальянской компании. Вот уж красавцы, как на подбор! Все высокие, гибкие, с кошачьей пластикой, мягкими движениями. Все с черными усами и темно-карими глазами, взгляд которых обволакивает и проникает в самую душу. И женщинам кажется, что так он смотрит лишь на нее одну…

Ну ладно, наши мужчины тоже ничего, Динка в этом смысле патриотка. Но какая у итальяшек форма! Если бы Антону примерить такой бирюзовый китель! Если бы Динке надеть такую шляпку-таблетку! У итальянок и блузки не белые, а какие-то кремоватые, и от этого форма смотрится элегантным нарядом.

Динку всегда раздражало это совковое: белый верх, темный низ. Хорошо хоть сейчас разрешили юбки укорачивать, а то раньше, говорят, ладонью мерили расстояние от края юбки до коленок. Чтоб ни-ни, не больше!

А зато у вьетнамок и в Северной Корее юбки вообще по коленку! Как они, бедные, по салону ковыляют? Миниатюрными шажками.

А в Южной Корее и в Гонконге такие девахи! Ножки от ушей, юбчонки по самое это самое. Как будто не в салоне работать, а на подиум выходить.

Динка задумалась и не заметила, как промелькнули полчаса. И вот наконец из таинственных глубин ателье торжественно выплыла Карина Ивановна, держа на вытянутых руках вешалку с новенькой формой.

— Ну-ка примерь, милая, — ласково пробасила она. — Должно быть впору.

…Динка летела по улице к основному корпусу, едва накинув на плечи пуховик. Не хотелось мять, скрывать под верхней одеждой такую красоту.

У Карины и вправду глаз-алмаз! Ни сантиметра не пришлось ни убавлять, ни прибавлять. Словно она Динку всю жизнь знала!