Выглядело это эпично и вызывало удивление.

Возможно, я бы тоже так смог, но для этого пришлось бы действительно постараться, в чем я все равно не видел смысла — моя кучность меня вполне устраивала.

Но парадокс в том, что, судя по удивленному лицу Нокса, когда он увидел свой результат, он и не старался-то вовсе. Просто делал то же самое, что делали все остальные, а выходило у него лучше многих на порядок.

Он ещё долго не мог поверить, что у него это получилось так легко, и после урока никак не мог успокоиться. Доставал всех с вопросом:

— Ты видел, а? Видел, что я вытворял?

Мне оставалось только за него порадоваться.

Проблему со сном, кстати, я тоже смог решить.

Просто перестал в течение дня тратить всю ману, как делал до этого, и немного оставлял на вечер. Перед сном использовал ее, сплетая несложную паутинку Ловца Снов и подвешивая над своей кроватью.

Заклинание, подобно Личной Защите, не позволяло моему мозгу отвлекаться на всё то, что могло помешать выспаться, включая и назойливые воспоминания. Оно меня выручало.

Я никогда не использовал это плетение раньше, поскольку оно точно так же отсекало и внешние раздражители, вроде звуков или света, и не позволяло моментально отреагировать на неожиданную опасность… Но сейчас, в Академии, мне никакой опасности и не должно было грозить. Так что я с облегчением осознал, что теперь смогу хоть как-то выспаться.

По крайней мере, между тем, чтобы стать невротиком с трясущимися руками и мешками под глазами, и тем, чтобы слегка снизить градус параноидальности, я выбрал второе. Такой выбор был более логичен.

И расчет оказался верен — до самых выходных меня больше не преследовали воспоминания Марка, ни в нарезанном, ни тем более в целом виде. Я отлично высыпался и на занятиях выкладывался на полную, легко повторяя новые (а для меня — старые) плетения и зарабатывая хорошие оценки и репутацию среди преподавателей.

А потом наступило воскресенье и мы снова отправились в город, и теперь уже мне самому пришлось просить Ванессу погулять, пока я буду занят своими марковскими делами.

Она сначала сделала вид, что надулась, но потом, видя, что я не верю, рассмеялась и лишь поцеловала меня в щеку, добавив:

— Как закончишь — позвони, пересечемся! Мне тоже по делам надо.

И унеслась, щебеча с кем-то по телефону.

Я же вызвал такси и доехал прямиком до клиники профессора Громова.

Клиника нисколько не изменилась с момента моего последнего посещения — ну а с чего бы ей меняться?

Всякого рода богачи и аристократы привыкли к ней именно к такой, она их устраивала, так что менять коней на переправе у руководства клиники не было ни единой причины.

Я расплатился с таксистом, поднялся по ступенькам на крыльцо здания и вошел в разъехавшиеся прямо перед носом стеклянные двери. В фойе клиники сегодня было немноголюдно — всего лишь пара человек, стоящих возле стойки регистратуры, поэтому тихий звон колокольчика, возвещающий о новом посетителе, разлетелся по гулкому мраморному залу моментально.

— Здравствуйте, — одна из девушек за стойкой моментально обратила на меня внимание и сверкнула белоснежной дежурной улыбкой. — Проходите, пожалуйста, ко мне.

Я подошел к стойке, по пути отметив, как по мере приближения администраторша скользила по мне придирчивым взглядом, от пяток до самой макушки. А ещё я буквально слышал, как попискивает в ее голове от нажатия кнопок калькулятор, и, видимо, итоговая сумма ей понравилась, поскольку, когда я подошел, улыбка девушки стала еще шире.

Ну еще бы ей не понравилось — Ванесса не от балды же выбирала мне новые шмотки, у нее явно была какая-то тактика.

— Добро пожаловать в нашу клинику! Скажите, вы по записи?

— Я к профессору Громову, — небрежно бросил я. — Он меня ждет.

Девушка сначала недоуменно моргнула, моментально погасив улыбку, а потом, когда до нее дошел смысл сказанного — заулыбалась еще шире. Дружелюбно и приветливо.

— Да, конечно, профессор предупредил нас! Позвольте, я вас провожу.

— Сам доберусь. Где он меня ждет?

— Третий этаж, кабинет под номером ноль-ноль, — прощебетала девушка, повернув голову чуть набок. — Может быть, вас все-таки проводить?

— Нет, не нужно. — Я покачал головой. — Лучше скажите, Джулин сегодня здесь?

— Джулин? — Она нахмурилась. — Простите, не знаю такую. Она кем работает?

— Медсестра… наверное. — Я пожал плечами. — Не знаю, как у вас это называется.

— Одну секундочку!

И администраторша упорхнула к своим товаркам. Подергала их, собрала в стайку, и несколько секунд они шушукались, после чего так же быстро разбежались по своим рабочим местам.

— Джулин больше не работает в этой клинике, — тоном, в котором чувствовалась некая доля злорадства, сообщила администраторша.

— Да? А почему, не знаете?

— У нее закончился срок практики, — охотно пояснила девушка. — Начался учебный год, и она вернулась к учебе в институте.

Ах вон оно что, Джулин тут была на практике… Ну, теперь хотя бы буду знать, что уволилась она не из-за меня, и моя душа спокойна.

— Большое спасибо за информацию. — Я улыбнулся девушке своей самой очаровательной улыбкой. — Тогда я отправлюсь к профессору.

— Если у вас будут еще какие-нибудь вопросы, обязательно обращайтесь!

Не оборачиваясь, я направился к лестнице и по белому мрамору поднялся на третий этаж, где прошел в самый конец коридора, ориентируясь по цифрам на дверях.

Наконец добрался до кабинета с номером ноль-ноль. Негромко постучал и, выждав для приличия секунду, нажал на ручку двери.

— Да-да, открыто! — запоздав на половину секунды, отреагировал Громов, но я уже был внутри.

— Сейчас, одну секундочку! — снова произнес профессор, сидя за столом и не отрывая глаз от окуляров микроскопа. — Одну крошечную секундочку!

Я ухмыльнулся и встал в проеме, привалившись плечом к косяку и оглядывая кабинет профессора.

Тут царил натуральный творческий хаос — везде прямо к стенам на скотч были приклеены распечатки схемы, таблицы и фотографии, везде были разложены стопки документов, прижатых где хирургическим зажимом, а где — кюветой. Даже на мониторе компьютера, удобно повернутом ко мне, на рабочем столе было столько пиктограмм, что от них рябило в глазах.

— Нет, ну надо же! — поцокал профессор, продолжая изучать что-то в микроскоп. — Кто бы мог подумать, что этот экземпляр окажется таким занимательным!

Я покашлял, на что Громов снова отмахнулся:

— Ну секундочку! Прошу подождать!

Секундочка продлилась около пары минут, и всё это время Громов азартно разглядывал что-то в окуляры.

— Зараза! — вдруг в сердцах выругался он, отлип от микроскопа, устало потер глаза и наконец посмотрел на меня. — Я вас слу… Марк! Это вы! Ну наконец-то, я уж думал, вы передумали приходить. Хоть бы позвонили! Хотя какой «позвонили», ночь же на дворе.

— Профессор, на дворе час дня. — Я не сдержал улыбки.

— Да? Ох, а за работой кажется, что время так летит, — профессор сокрушенно всплеснул руками. — Впрочем, ладно, в любом случае хорошо, что вы здесь. Как самочувствие?

— В последнее время хорошо. С того раза, как я вам позвонил, эта напасть больше не повторялась.

— Ага, это хорошо, это замечательно… Расскажите-ка мне поподробнее, всё в самых мелких деталях, что конкретно с вами было. Проходите, садитесь вот… Хм, куда бы вас посадить… Сейчас, секундочку!

Громов быстренько освободил один из стульев, заваленный бумагами, самым простым и радикальным способом — просто сбросив их на пол.

Я устроился на стуле и принялся подробно объяснять, что именно видел, и почему считаю, что это были воспоминания, а не сны.

— Действительно, очень похоже на воспоминания, — резюмировал Громов, задумчиво потирая подбородок. — Я, конечно, далек от сомнологии и уж тем более — онейрологии…

— Кого? — ужаснулся я, поняв, что моя память не знает таких слов. — Вы сейчас проклятья читаете или что?