Сноп искр сорвался с указательного пальца и молнией ударил человека по руке. В мгновение кожа потемнела и задымилась, наполняя комнатушку запахом жженых волос и мяса.

— И ты думаешь, что это боль? — Усмехнулся пленник, потеряв чувствительность во всем теле за долю секунды. — Ооо, эльфийский чел, ты не знаешь, что такое боль при моментальной потере миллионов рублей и привычного образа жизни. Ты даже не знаешь, что живешь в ссаном темном фэнтази и играешь персонажа из массовки по запущенному давным-давно сюжету. И сцена это до ужаса банальна, а я так и вовсе массовка ещё похуже тебя, что должна была сдохнуть ещё неделю назад… У меня больше нет ни веры, ни воли. Что ты способен отнять у меня? Гордость? Жизнь? Чтобы я не сказал, до таких тупых жирафов, развесивших уши, это никогда не дойдёт…

… В тот день из обычно тихой комнаты вновь стали доносится крики и стоны боли, вновь полилась чужая на этих землях кровь. Запахло густым жареным запахом жареного мяса и сожжённых волос. Единственное явление, что в ней было новым, это трясущийся человек с забитым взглядом, полный непонимающей боли, которой он не знал за какой чудовищный проступок в жизни расплачивался.

— Враги… — Сухо констатировали разбитые в дребезги губы, шевеля склизкие складки наполовину сожжённого и заплывшего водянистыми волдырями и отеками лица, когда пытки закончились и в абсолютно темной комнате поселилось страдающее одиночество. — Вижу… Как все предсказуемо… А ведь скоро по сюжету… Появится преданная надежда… Ха-ха, когда же кончится этот убогий обучающий этап и начнется свободная игра? Я просто взломаю этот мир и отыграюсь за всё… О, да, я уже вижу уязвимости в программном коде системы этого жалкого мирка. Хахаха, ждите, тени. Не стоит на меня пока смотреть.

…

— Ц… — Выражал недовольство молодой тюремщик. — Сорок лет было спокойно, а теперь что? Сначала принесли это бородатое маленькое недоразумение из целиком состоящее волос, а теперь сумасшедшего человека.

Этому мужчине нравилась работать тюремщиком. В основном его заботой был только присмотр за своими сородичами, которые попали сюда за мелкие проступки и, тихо посидев, выходили через недельку другую.

С недавних времен сюда стали попадать чужаки, хотя поселение находилось далеко от границы. Это очень злило тюремщика, чьё настроение стало соответствовать его иссиня-чёрной форме. Ему приходилось наблюдать с утроенным вниманием за этими пришлыми дикарями.

Иначе просто не могло быть, ведь эту работу следовало делать тщательно, чтобы остаться на своем безмятежном месте. А проблемы рано или поздно покинут зону его ответственности, стоит только подождать.

Ждать и внимательно смотреть с вышки за каменными коробками с зарешеченной крышей под открытым небом. Удобный стул с мягкой подкладкой, прислонившийся к стене лук, книжка… но расслабиться было просто невозможно.

Волосатый коротышка так громко храпел в своей камере, что казалось будто там сидел огромный монстр. Храп напрочь перебивал его сон в ночное дежурство. И только бы в ночное! Этот карлик спал даже днем и просыпался только для того чтобы поесть, справить нужду и громко потребовать выпивки, которую ему за год заключения, так ни разу не дали, но свои попытки он не оставлял. Каждый день и по нескольку раз…

Второй пленник был сумасшедшим. Переводчик его языка тюремщик так и не получил, собственно, как и переводчик для коротышки, но того он с недавних пор стал понимать очень хорошо. А ведь обещали… но все очень сильно задерживалось.

Неожиданные потоки незнакомой речи безумца вызывали дрожь по телу. Казалось, что он очень сильно проклинает своего охранника и все живое на свете к нему в придачу. Его просто в полумертвом состоянии закинули в камеру и сказали не сводить глаз. Но потом тюремщик случайно услышал слухи и разговор между дознавателями, когда они приходили навещать пленника. Беглец с проклятых земель, который чуть не убил целую группу охотников, находясь при этом при смерти.

— I don't know, mazafaka. I from Russia, buster, and me… and me теперь вообще пофиг. You understand, stupid men? — Равнодушно ругался безумец с дознавателями, когда пришел в себя через нескольких дней полуобморочного состояния. — Say in you i not have, stupid NPC.

Они в течении недели не узнали от ничего нового кроме того, что он владеет несколькими неизвестными языками. Это вызывало беспокойство у тюремщика, так как могло добавить много неприятной работы.

— Эй, хум. Жадога ламень крузак? — Сонно просыпался гном, после того как уходили дознаватели.

— Я с тобой тоже не разговариваю, алкоголик. — Отмахивался безумец каждый раз, затихая на долгое время.

С вышки хорошо были видны все ближние камеры под ней, но с них тоже в свою очередь хорошо просматривалась вышка. Тюремщик был просто неимоверно рад тому, что безумец не обращал на него ни малейшего внимания.

Вместо этого он надолго замирал на лежанке, сидя в одном положении. Это было неплохое время, но в конце концов он принимался за свое.

— Сонный яд ползет по тонким венам, давит негативный настрой. Пустота, холодные стены. Крутится всё без перерыва мания в моей голове… — Монотонно напевал безумец, шкрябая осколком камня по стенам. — Знаю, время подло выжигает каждый мой осознанный ход. Чувство, что я в самом начале мне покоя не дает…

Так продолжалось из-за дня в день, на протяжении месяца. Дознаватели пытались понять, что он делает, но он молчал и все просто решили, что он окончательно сошел с ума. Даже коротышка смотрел на стену соседа с презрительным взглядом, морщась от звука шкрябания и монотонной речи. Но тюремщик видел, что между кругами, прямыми линиями и другими фигурами есть какая-то неуловимая связь. Этот рисунок, начинаясь от огромного круга на полу в центре комнаты, медленно расползался на стены, цепляясь пустыми линиями к металлическим прутьям на крыше.

Расчертив всю камеру, сумасшедший принялся выдалбливать небольшие желобки по линиям. Он делал это упорно, с перерывом только на короткий сон и обед. Стал выдергивать свои волосы, смачивал их слюной и вкладывал в желоба, заполнял ими некоторые круги и квадраты. Оставшиеся он заполнил соломинками из своей лежанки.

В один из дней безумец наконец обратил внимание на своего тюремщика. Помахал рукой, посмотрев в лицо, широко улыбнулся и показал большой палец на вытянутой руке. Потер в предвкушении ладошки и, стараясь не наступать на свой рисунок, поставил в центр круга свою кружку с водой.

Неожиданно воздух загудел…

— Кажжтаба… — Резко проснулся гном с оторопью, смотря по сторонам.

— Ухаха! Хардкор, эпик хард! — Следом раздался на всю округу радостный голос безумца.

— Я ухожу с этой работы… — Вздохнул обеспокоенный тюремщик, предчувствуя огромные неприятности, которые просто не должны были случиться из-за чьего-то бреда.

Ясное небо над тихим лесом в одночасье разверзлось штормом пылающих молний, трещащим водопадом обрушиваясь на крышу камеры с безумцем. Свет от молний был столь ярок, что ослепил тюремщика. Заставил померкнуть весь мир вокруг него, оставив лишь один уголок пространства, который он видел. И это был льющийся каскад белоснежных сплетённых разрядов, опутавших железные прутья камеры.

В воздухе запахло сильной грозой и жженым металлом, в какой-то момент накалённые до предела прутья стали расплавляться. Но металл не капал на пол, раскаленные капельки роем закружились возле оплывающих прутьев и устремились к линиям, заполняя желоба и устремляясь к центру.

Безумец сидел на корточках на небольшом чистом пространстве рядом с центром происходящего ужаса. Он весь сжался и закрыл ладонями глаза. Он знал, что будет, в отличии от тюремщика, падающего в обморок от непрекращающегося резкого шума и яркого света…

Как же очково! Это просто трындец! Кто мог знать, что мои каракули вызовут конец света! Я будто сразу за ядерной станцией в трансформаторной будке сижу под огромным напряжением. Никогда не слышал, чтобы молнии били в одну точку безостановочно больше пяти минут. Хоть бы в макушку не зарядило…