С обменом золота проблем не было: обменный пункт находился в здании вокзала на первом этаже, никакой очереди — подходи и меняй. Проблема возникла с паспортом, необходимым «для полной отчетности по валютным операциям, согласно королевскому распоряжению», как пояснил Ройду толстый меняла, сидевший в просторной стенной нише за железной решеткой. Меняла долго рассматривал личный документ Ройда и так и эдак, не торопясь выдавать деньги: словно увлекательный роман читал, а не паспорт листал.
— Что-то не в порядке? — не выдержал наконец Ройд. — В чем дело?
— Пачпорт у вас шибко странный, — признался меняла, возвращая сыщику тонкую книжицу с вложенными в нее купюрами. — Типа и документ, и печати всяко разные, и на понятном языке слова написаны, а все одно необычно как-то, неправильно… и место вашей прописки для меня неизвестное, а я — то, поди, много пачпортов видал!
— Так это ж заграничный, — успокоил менялу Ройд, пересчитывая деньги: за две золотых монеты тот выдал ему на руки сто шестьдесят танов, удержав подоходный налог и конечно же не обидев и себя, любимого… да уж, погрела на бедном калеке фея-кассирша руки, ох погрела! Ну да ладно, главное, что билет дала.
— Видать, далекая то заграница? — поинтересовался меняла, с уважением глядя на залетного иностранца. — То-то я смотрю, монеты дивные, не нашенской чеканки…
— Очень далекая, — с серьезным видом согласился Ройд, не пускаясь в дальнейшие объяснения, он отправился на рынок — теперь, с деньгами в кармане, можно было и шашлык с сухим винцом отведать, самое обеденное время! А заодно выяснить, как можно добраться до города. Причем желательно, чтобы быстро и с удобством.
Взяв палку шашлыка, ломоть хлеба и кружку легкого вина, Ройд обстоятельно расспросил словоохотливого продавца о том, как уехать в город. Оказалось, что от драконодрома к Зумадору ходили маршрутные самоходки — нечасто, но ходили. Однако ехать ими продавец не посоветовал: медлительные, тряские, часто ломаются… Куда лучше прокатиться весело да с ветерком на частном извозчике! У него, кстати, и брат тут неподалеку, на стоянке, с быстроходной коляской и свежим рысаком, так что не желает ли уважаемый?.. Уважаемый желал.
Коляска действительно оказалась быстроходной: ехал Ройд, как ему и было обещано, весело, с ветерком, копыта дробно стучали по бетонке, громко звякали под дугой бубенчики, а пожилой брат-извозчик с воодушевлением то и дело покрикивал: «Эхе-хей!» — виртуозно щелкая бичом в воздухе. Ройд, положив шляпу на колени и ковыряя спичкой в зубах, благодушно поглядывал по сторонам. Смотреть особо было не на что, степь как степь, но Ройду, городскому жителю, было в диковинку видеть столько незастроенного, не по-хозяйски свободного места.
— А что, гражданин водитель, город-то у вас большой? — перекрикивая бряцанье многочисленных бубенцов и шум встречного ветра, поинтересовался Ройд у виртуоза извозчика. — Есть где разгуляться?
— Очень большой, — повернувшись к пассажиру, охотно крикнул в ответ гражданин водитель, — во какой! — и, бросив поводья, показал руками, точь-в-точь рыбак, хвастающийся уловом, судя по размаху, Зумадор был размером со взрослого осетра. — И гулять есть где! — не менее охотно продолжал извозчик. — Десять ресторанов, четыре гостиницы, два полицейских участка и один морг! Хорошо у нас! Вас куда доставить-то?
— В морг не надо, — категорически приказал Ройд. — И в полицейский участок тоже не нужно… Ты, братец, отвези-ка меня на постоялый двор, «Колдун и трилистник» называется.
— А нешто ваша милость по профессии черным колдуном будет? — Не на шутку встревожившийся «братец» с испугом глянул на Ройда и попытался отодвинуться от него подальше, отчего едва не рухнул с коляски.
— Почему — колдуном? — удивился Ройд, вовремя ухватив нервного извозчика за брючный ремень и вернув его на место. — При чем здесь колдовство? Я разве похож на мага?
Извозчик окинул пассажира настороженным взглядом и неопределенно пожал плечами: мол, кто вашу милость знает? Может, и маг. Черный-пречерный.
— Там что же, одни лишь колдуны живут? — требовательно спросил Ройд. — Ну-ка поясни! А то у меня на постоялом дворе встреча со знакомым назначена… Не бойся, не с чародеем.
— Эта… зря вы туда едете, — нехотя ответил извозчик. — Поганое место! Ни один приличный человек, кроме гнусных ворожеев, в «Колдуне и трилистнике» не бывает. Говорят, если кто из обычных людей там хоть на одну ночку останется, то непременно исчезнет! Причем насовсем. И никто его больше никогда не увидит, — зловещим голосом добавил извозчик, отвернулся от пассажира и, пронзительно заорав: — Эй, дохлая! — щелкнул бичом, давая понять, что разговор окончен.
— Любопытно, — усмехнулся Ройд. — Едят их колдуны, что ли? Ну-ну…
Не доезжая до города, коляска свернула на объездную дорогу, не столь гладкую и ухоженную, как центральная магистраль, — под колеса все чаще и чаще стали попадаться всякие колдобины-выщербины, ямки да ухабы. Рессоры у коляски оказались слабые, трясло знатно, и Ройду вскоре стало не до разглядывания пейзажа: он мужественно боролся со взбунтовавшимся в желудке шашлыком, коварно вступившим в сговор с сухим вином. И потому не заметил, как дорогу постепенно обступили деревца, а чуть погодя они въехали в самый настоящий лес, — скрытый до поры до времени городскими зданиями, он возник словно ниоткуда. Или, возможно, то был не лес, а пригородная, чрезмерно разросшаяся роща из тех, куда на выходные приезжают из города всем семейством, жарят шашлыки, пьют вино и мусорят где ни попадя… При мысли о шашлыках Ройда опять скрутило.
— Приехали! — объявил извозчик. — С вас, господин хороший, двадцать пять танов.
— Сейчас, — просипел Ройд, часто обмахиваясь шляпой, — погоди минутку. Отдышусь маленько и расплачусь.
— Эк вас, — с участием сказал извозчик, — с лица, ровно покойник, сбледнули… То ли еще будет, да-да! Поганое тут место, сплошь колдовское, обычному человеку вовсе не полезное. Помрете — и не заметите, как.
Ройд, донельзя ободренный словами извозчика, потихоньку — икая и постанывая — вылез из коляски, отдал сердобольному гражданину водителю двадцать пять танов и огляделся.
Постоялый двор «Колдун и трилистник» удивительно соответствовал распускаемым о нем мрачным слухам: это был старый трехэтажный дом с замшелыми каменными стенами и подслеповатыми окнами-бойницами, близко обнесенный чугунной решеткой-забором с настежь открытыми по дневной поре воротами. Окружавшие постоялый двор высокие деревья смыкались над зданием густыми кронами, не пропуская солнечный свет, что по нынешней жаре оказалось весьма уместным.
Длинная веранда у входа была уставлена серыми пластиковыми столами и такими же серыми креслами, сейчас пустующими, кое-где на столах виднелись грязные тарелки, стаканы с чем-то красным, недопитым, и пустые рюмки, — видимо, на веранде недавно отобедали.
— Кровушку стаканами пьют! — ужаснулся за спиной Ройда извозчик. — Ходу, ходу из этого проклятого места! А вам, господин хороший, легкой смерти. — Ройд, не оборачиваясь, лишь икнул в ответ, в душе послав извозчика к черту. Позади раздался крик: «Но-о!» — щелкнул бич, застучали копыта, и очередная ужасная сплетня о логове гнусных колдунов опрометью помчалась назад, к драконодрому.
Ройд поднялся на веранду, отыскал на одном из столов нетронутый стакан, наполненный до краев подозрительным красным, и осторожно понюхал содержимое — это оказался самый обычный томатный сок. Покряхтывая от удовольствия, Ройд не торопясь выцедил «кровушку»: к последнему глотку бунт в желудке и надоедливая икота постепенно стихли. В пустых рюмках, судя по запаху, недавно была водка… тоже небось колдовская. Опохмелительная.
— Нормальные здесь колдуны живут, — одобрил Ройд, поставив рюмку на стол, — продвинутые, — и направился к входу.
За массивной стальной дверью находился уютный холл для приезжих: небольшой, с натертым мастикой паркетным полом, в котором тускло отражались десятки скрытых потолочных светильников, с расставленными вдоль правой стены мягкими креслами и с батальными картинами над ними — там лихие колдуны, грозно хмуря брови, то швыряли во врагов желтые фаерболы, то наводили на супостатов зримую порчу (поверх вылетающих из колдовских рук черных молний так и было написано: «Порча» — для несведущих), то горели на кострах с задумчивым выражением на лице… видимо, прикидывали, кому и как будут мстить посмертно.
