М е р д ж е н. Нурлы Хекимович, мы уже три раза проверяли одну и ту же продукцию, продукцию цеха детской обуви. И моя совесть не позволяет мне предлагать эту обувь покупателям. Тем более если речь идет о детях рабочих ударной стройки!
Г о ш л ы е в. Скажите пожалуйста! Да кто тебя уполномочивает — предлагать или не предлагать что-либо покупателям? Шлепни свой штамп — и иди куда хочешь. Раньше-то шлепала!
Х е к и м о в. Спокойно, спокойно, Гошлыев! Возьми себя в руки! Хамить будешь дома своей жене. (Небольшая пауза. Другим тоном.) Товарищи джигиты, у меня есть предложение — сделаем маленький перекур, минут на пятнадцать — двадцать. А ты, Мерджен… А вы, Мерджен Мурадовна, зайдите ко мне прямо сейчас. Я хотел бы сказать вам кое-что с глазу на глаз, непосредственно… без этой волшебной техники. (Показывает на телеустановку.) Ведь логично?
Шихназаров, Курбанов и Гошлыев поднимаются, выходят.
(Улыбается, в телеустановку.) Так я жду тебя, Мерджен, милая.
М е р д ж е н. Нурлы, я опаздываю в райком. Едва успеваю. Может, ты поедешь вместо меня?
Х е к и м о в. А в чем дело?
М е р д ж е н. Сегодня туда вызвали Азизова — на ковер, к самому.
Х е к и м о в. Азизова? Директора кожзавода?
М е р д ж е н. Да. Я звонила, жаловалась. Ну, и меня тоже пригласили, разумеется.
Х е к и м о в. Напрасно.
М е р д ж е н. Что напрасно?
Х е к и м о в (раздражаясь). Не надо нам ссориться с Азизовым! Говорят, не плюй в колодец. И потом… Кто давал тебе такие права — жаловаться на Азизова?
М е р д ж е н. Ты. И еще — здравый смысл. И еще — интересы дела. И еще — мой партийный долг. Не забывай, Нурлы, три недели я руководила фабрикой. Вместо тебя. Ты сам этого захотел.
Х е к и м о в (так же раздраженно). Ну, хорошо, езжай в райком. Но, как вернешься, сразу же ко мне. Через час жду тебя. Вернее — ждем.
М е р д ж е н. Нурлы, я вернусь на фабрику не раньше четырех.
Х е к и м о в. Исключено. Ты нужна мне срочно. Что там еще у тебя?
М е р д ж е н (колеблется, после паузы). Я записалась к врачу.
Х е к и м о в. Пойдешь завтра.
М е р д ж е н. Нет, я пойду сегодня. Так надо.
Х е к и м о в. Ты нужна нам сейчас, Мерджен, здесь, на фабрике. Повторяю — срочно. Как представитель ОТК.
М е р д ж е н. У меня есть заместитель. Она в курсе всех дел ОТК. Я полностью доверяю ей.
Х е к и м о в. Почему ей? Разве твой зам не Демиров?
М е р д ж е н. Был. А сейчас — Айна Аманова.
Х е к и м о в. Секретарь нашей комсомольской организации?
М е р д ж е н. Да. Я перетянула ее к себе из отдела снабжения.
Х е к и м о в. «Перетянула»! Самовольничаешь, Мерджен!
М е р д ж е н. Повторяю, на Айну я могу положиться. Честная. Принципиальная. Толковая. Заочница. Учится на четвертом курсе института народного хозяйства. Словом, молодой перспективный специалист! Все это время, пока я сидела в твоем кабинете, Айна прекрасно справлялась с работой отдела.
Х е к и м о в. Хорошо. Пришли ее срочно! (Выключает телеустановку. Думает, закусив губу.) Так, так… Молодой… перспективный… специалист… Молодой… перспективный… У-гу…
З а н а в е с.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Совещание в кабинете директора обувной фабрики продолжается. Присутствуют Х е к и м о в, Г о ш л ы е в, К у р б а н о в, Ш и х н а з а р о в, А й н а и О р а з.
Х е к и м о в (благодушно). Продолжайте, Айна Амановна. Мы внимательно слушаем вас, дорогая.
А й н а. Все. Я сказала все, Нурлы Хекимович.
Г о ш л ы е в. Как это все?! Как это все?! Срываете нам план, срываете обязательства, взятые нашей фабрикой, оставляете рабочих без зарплаты, без премиальных — и тебе нечего сказать?! Кош-шмар!
А й н а. Пусть говорят те, кто несет ответственность за брак.
К у р б а н о в. Что касается меня, товарищи, я уже высказался. Вы слышали…
Х е к и м о в. Да помолчал бы ты, Курбанов! Не из-за тебя ли весь этот сыр-бор?
К у р б а н о в. Вах, Нурлы Хекимович, я ведь уже объяснил вам, что если бы…
А й н а. Нурлы Хекимович, вы ведь не слепой. Вы сами еще до отпуска видели, какого качества продукцию гнали в цехе Курбанова. Как мы можем предлагать такую обувь покупателям? Надо же иметь совесть!
Г о ш л ы е в. «Совесть»! «Совесть»! Заладила! При чем здесь совесть?! О продукции говорим, об обуви. Не о совести. Совесть — абстрактное понятие, а нам, материалистам, нужна конкретная вещь — план! Ясно, что среди большого количества продукции может быть несколько пар некачественной обуви. Ведь тысячами шьем! Не десять — пятнадцать пар.
А й н а. А мы, ОТК, утверждаем с полным основанием: вся продукция цеха Курбанова — брак. Вся, вы понимаете?! Вся!
Г о ш л ы е в. Что ты морочишь нам голову, Айна? Что ты скандалишь тут из-за ерунды? У Мерджен научилась? Ведь это детская обувь! Дети есть дети. Откуда им знать, что такое брак и что такое доброкачественная обувь? Они еще маленькие, чтобы разбираться в таких тонкостях. Наденут туфельки на ножки да попрыгают несколько раз — вверх-вниз, прыг-скок! — вот и все. Много ли им надо?
А й н а. Много! Очень много! Нельзя обманывать детей, впрочем, как и взрослых! «Наденут туфельки на ножки»! «Вверх-вниз»! «Прыг-скок»! Не очень-то ребенок попрыгает, если у него в туфельке торчит острый гвоздь и подметка вот-вот оторвется. Нет, лично я не могу пойти на сделку с совестью, не стану обманывать детей! Речь идет о сотнях, тысячах ребятишек. И Мерджен Мурадовна того же мнения. Нет, нет и нет! На этот счет я получила строгие инструкции от Мерджен Мурадовны.
Г о ш л ы е в. «Гвоздь»! «Гвоздь»! А где была раньше твоя Мерджен Мурадовна? Пять лет назад! Три года назад! Полгода назад, наконец!
А й н а. Брак есть брак, Дорткули Базарович.
Г о ш л ы е в. А кто в этом виноват? За брак должны нести ответственность прежде всего вы, отдел технического контроля, точнее, твоя начальница — Мерджен Мурадовна. У нас есть все основания прийти к такому выводу.
О р а з (встает, подходит к столу). Может, ты, Дорткули, и нас познакомишь со своими липовыми основаниями? (Садится у стола.)
Г о ш л ы е в. А ты, Ораз, лучше помолчал бы! Твоя-то позиция мне ясна.
О р а з. Что же тебе ясно?
Г о ш л ы е в (с издевкой). Ах, какие мы наивные!
А й н а. Вы на что-то намекаете, Дорткули Базарович?
Г о ш л ы е в. Разумеется. Уж ты-то, Айна, должна быть в курсе дел своей начальницы.
О р а з. Дорткули, наши с Мерджен личные отношения здесь ни при чем.
Г о ш л ы е в. При чем, при чем! Еще как при чем! Разве ты просто так, ни с того ни с сего, стал бы заступаться за нее?
Х е к и м о в. Гошлыев, перестань! Мы сейчас говорим о работе, о делах, а ты опять… Где логика?
О р а з. Было бы странно, если бы ом говорил о работе. Работа, дела, труд — не его стихия.
К у р б а н о в. Я на сто процентов присоединяюсь к словам Ораза.
Г о ш л ы е в. Не спеши присоединяться. Я могу говорить и о работе. Еще как могу! И я хочу спросить вас всех: почему отдел технического контроля ограничивается лишь проверкой качества готовой продукции? Почему отдел не влияет на весь производственный процесс? Почему он не контролирует работу непосредственно в цехах? Почему его начальница своевременно не воспользовалась большими правами, данными ей законом? И наконец, повторяю, где она была все эти годы? Допустим, качество нашей продукции не на должном уровне. Но в этом есть и ее многолетняя лепта. Она фактически создавала это качество. Столько лет, повторяю, закрывала глаза, и вдруг, как снег на голову, — нет!
О р а з. Может, и твои обязанности заместителя директора фабрики переложить на этот отдел?
