Г о ш л ы е в. Не надо иронизировать. Не надо шутить, Ораз. Если отдел технического контроля так уж дорожит авторитетом фабрики, почему он, повторяю, загодя грудью не встал на пути брака? Загодя! Вы понимаете — за-го-дя! Не ты ли, Ораз, как-то на собрании говорил, что высококачественная творческая работа и качественная продукция — это не только материальный, но и моральный фактор, что они имеют определенную этическую силу? В настоящий момент отдел технического контроля, вернее, его начальник Мерджен Мурадова, подходит формально, не творчески к проблемам фабрики, к проблеме нашего плана, нашей чести. А ведь подход к делу — под-ход! — это часть работы. Я бы даже сказал — весьма существенная часть. А, шеф?.. Разве я не прав?

О р а з (перебивает). Какая демагогия! Нурлы Хекимович, разрешите ответить Гошлыеву!

А й н а. Я хотела бы сама ответить. Вы кончили говорить, Дорткули Базарович?

Г о ш л ы е в. Пока — да. Но я надеюсь, все усвоили мою мысль. Повторяю, отдел технического контроля хочет пустить на ветер труд и усилия сотен рабочих, вместо того чтобы активно и практически содействовать получению высококачественной продукции.

О р а з. А я повторяю, Дорткули, что ты искаженно представляешь себе функции отдела технического контроля.

Г о ш л ы е в. Нет на свете таких производственных функций, молодой человек, с которыми бы не был знаком Гошлыев.

О р а з. Если бы ты был знаком с ними, ты не стал бы винить технический контроль за допущенный брак. Ведь как возникает брак…

Г о ш л ы е в (перебивает). Брак, молодой человек, возникает тогда, когда начальники цехов начинают крайне халатно относиться к своей работе.

О р а з. Вот, вот. А Волга впадает в Каспийское море. Однако я что-то не припоминаю, чтобы за последнее время нашу продукцию возвращали в столь большом количестве. Может, Дорткули, напомнишь, когда было такое?

Г о ш л ы е в. В том-то все и дело! Об этом-то я и толкую! Раньше наш ОТК был покладистей. И еще вопрос присутствующим. Почему из продукции цеха, которым руководит наш Ораз, за последние полгода бракуется, как правило, всего пять-шесть десятков пар обуви, в то время как продукция цеха Курбанова браковалась на шестьдесят — семьдесят процентов, а за последние три недели почти на все сто процентов? Почему, я спрашиваю? Неужели этот факт, это явление ни о чем не говорит?

О р а з. Послушай, Дорткули, может, хватит ходить вокруг да около? Может, скажешь прямо то, что ты хочешь сказать?

Г о ш л ы е в. И скажу, молодой человек. Ведь ни для кого из нас не секрет, что Мерджен не станет вставлять тебе палки в колеса. Разве не так?

О р а з. Если я тебя правильно понял, ты хочешь сказать, что продукция моего цеха благополучно проходит через ОТК не потому, что она сама по себе хорошего качества, а потому, что у меня с Мерджен хорошие отношения? Так, что ли?

Г о ш л ы е в. Да, именно это я и имел в виду, Ораз.

О р а з. Ты недобрый человек, Дорткули, и ты странный человек, Дорткули.

Х е к и м о в. Послушай, Гошлыев, говори по существу дела. Что тебе до их личных отношений?

А й н а. Нурлы Хекимович, вы бы сами заглянули сегодня на склад и посмотрели, что там за товар. Товарищ Курбанов, скажите честно, положа руку на сердце, смогли бы вы обуть своих детей в подобную обувь?

К у р б а н о в. Можно подумать, мы нарочно выпускаем некачественную обувь!

А й н а. Как бы там ни было, но за такую продукцию кому-то придется отвечать!

К у р б а н о в. Ну да, обычная история: стрелочник всегда виноват.

Х е к и м о в. Ах ты, бедненький! Несчастный стрелочник! Отказываешься признать свою вину? Да откуда в тебе такая наглость?.. Если не ты виноват, то кто же? Твой цех! Ты несешь ответственность за брак. Ты не просто виноват, ты — преступник! Айна Амановна права. И Мерджен права, судить тебя надо!

К у р б а н о в. Товарищи, как же так?! Или вы думаете, я нарочно выпускаю некачественную продукцию? Да что я — глупец?! Во-первых, кожа некачественная, во-вторых, не хватает классных специалистов, в-третьих…

Х е к и м о в (перебивает). Никаких «в-третьих»! Если ты видишь, что идет брак, надо немедленно принимать меры, надо останавливать цех. Как можно пускать на ветер государственное добро? Если б ты заранее проявил расторопность, смекалку, инициативу, нам бы не пришлось краснеть сегодня! Ведь логично?

К у р б а н о в. Странно! Не вы ли сегодня сами, Нурлы Хекимович, отчитывали нас за остановку цехов по приказу Мерджен Мурадовны в ваше отсутствие? А теперь вдруг… Где же логика?

Х е к и м о в. Не оправдывайся, не оправдывайся.

К у р б а н о в. Выходит, во всем виноват я? Так, что ли?! Выходит, невыполнение плана на моей совести, да? И это я, значит, виноват в том, что мы шьем детскую обувь из некачественной кожи? Так мне вас следует понимать, Нурлы Хекимович?

Г о ш л ы е в. Выходит, что так, товарищ начальник цеха.

К у р б а н о в. Что же мне теперь делать? Посоветуйте, подскажите, товарищи!

Ш и х н а з а р о в. Первым делом, пади к ногам Айны. Уж она-то уломает как-нибудь свою начальницу — Мерджен. Затем… Срочно исправь ошибки, устрани недостатки или… напиши заявление по собственному желанию…

К у р б а н о в. Айна, дочка, умоляю тебя, избавь меня от позора! У меня трое маленьких детей, пожалей хотя бы их! (Падает на колени перед Айной.)

А й н а. Встаньте, товарищ Курбанов! Мы ведь на работе, не в театре. Это же фабрика!

Г о ш л ы е в. Ах, Айна, Айна! И тебе не стыдно заставлять пожилого человека унижаться, стоять перед тобой на коленях?! И ты еще наш комсомольский секретарь! Что сказали бы в райкоме? Кош-шмар!

А й н а. Встаньте же, товарищ Курбанов! Прошу вас, поднимитесь!

О р а з. Встань, коллега!.. Рабочий человек! Это тебе просто не к лицу!

К у р б а н о в. Двадцать лет я работаю на этой фабрике, но никогда еще не испытывал такого позора!

О р а з. Прекрати комедию, коллега!

А й н а. Это не комедия, товарищи, — трагедия. Наша общая трагедия.

Входит  А й г ю л ь.

А й г ю л ь. Нурлы Хекимович, по белому телефону звонит Бердыев — из министерства, спрашивает, когда мы конкретно отправим обувь, согласно принятым обязательствам? И планом интересуется.

Х е к и м о в (Айне). Вот вы, Айна Амановна, и объясните товарищу Бердыеву, как и что.

А й н а. Могу объяснить. (Поднимает телефонную трубку белого аппарата.)

Х е к и м о в. Мой аппарат не работает. Поговорите из приемной. Пройдите туда.

А й н а. Хорошо. (Встает.)

Айна и Айгюль выходят.

Г о ш л ы е в. Бердыев… Это ваш свояк, Нурлы Хекимович?

Х е к и м о в (недовольно морщится). При чем здесь свояк, не свояк?! Сейчас мы на работе, Гошлыев. Логично? (Пауза.) Да, ситуация! На собрании солидного коллектива мы произносили громкие слова, давали обещания… Между прочим, Шихназаров, ты тоже давал обещание.

Ш и х н а з а р о в. Обеспечьте мой цех необходимыми качественными материалами, и я выполню свое обещание, Нурлы Хекимович.

Х е к и м о в. Ты тоже, Гошлыев… (Берет из рук Гошлыева портфель, кладет его на стол.)

Г о ш л ы е в. Вы только вывезите за ворота фабрики нашу продукцию — хоть миллион пар! — а пристроить ее — это уж мое дело. Об этом не беспокойтесь!

Входит  А й г ю л ь.

А й г ю л ь. Нурлы Хекимович, вас тоже просят к белому телефону. (Кивает в сторону приемной.) Там эта Айна такого наговорила!

Хекимов выходит в приемную.

О р а з. Да, переполох в министерстве, видимо, изрядный.

Г о ш л ы е в. Если бы только в министерстве!

Ш и х н а з а р о в. Я считаю, нам нужен хороший вратарь. И два смелых нападающих.