М е р д ж е н. Но ведь и ты… и вы там тоже со ступеньки на ступеньку! И будете мешать делу! Вы ведь выше. Как же вас догонишь?

Х е к и м о в (усмехается). А вот этого уж я не знаю, Мерджен, золотко. Не знаю. Но ведь шансы есть. Вспомни велосипедные гонки — за лидером. У того, кто сзади, — стимулы, порыв, злость! Задетое самолюбие! Честь! Бери фабрику!

М е р д ж е н (с горечью). «Честь»! Сверху так просто оглушить человека по голове. Возьму фабрику — а через полгодика вы же меня и спихнете. Утопите! То не дадите, это не дадите. Завалите мой план.

Х е к и м о в. Всегда есть возможность сработаться, Мерджен. Работали же мы с тобой как-то все эти годы? Закрывала же ты глаза на наши производственные огрехи?

М е р д ж е н. Да, но я многого не знала. Я не знала, что вы с Гошлыевым систематически сплавляете первосортную кожу налево. Рулонами! Годами! Не знала про вашу левую обувь! Про твоих людей из горторга в Теджене.

Х е к и м о в. Перестань! «Не знала»! А наши с тобой вояжи в Кисловодск, в Баку, за Каспий! Самолеты, гостиницы, рестораны, такси… Как ужин — так сотня! Что я — наследник японского императора?

М е р д ж е н. Когда это было!

Х е к и м о в. Неважно, но было.

М е р д ж е н. Ей-богу, я точно не знала. Только догадывалась…

Х е к и м о в. Хорошо, кончили об этом! Ты получишь фабрику, спустишься на землю. И мы будем прекрасно работать. А сейчас нам нужен план. Фабрике. Мне. И тебе. Договорились? Ну?

Мерджен молчит, думает.

Х е к и м о в. Напрасно размышляешь, Мерджен!

М е р д ж е н. Я не о твоем предложении, Нурлы.

Х е к и м о в. О чем же?

М е р д ж е н. Я думаю, сказать тебе или не сказать?

Х е к и м о в. Что сказать или не сказать?

Долгая пауза.

М е р д ж е н. Скажу. Так или иначе тебе скажут сегодня другие. (Волнуется. Молчит, ищет слова. Понизив голос.) Я пошла на тебя войной, Нурлы. В открытую. После того как я убедилась, что одним из главных препятствий, тормозящих коренное улучшение работы нашей фабрики, является ее директор, Нурлы, я решила выступить против тебя. Неделю тому назад я написала письмо, обстоятельную докладную записку, в которой содержится анализ причин, приводящих к выпуску малокачественной и недоброкачественной продукции, и план перестройки работы фабрики. Коренной перестройки! Которая позволит внедрением ряда мер вывести фабрику в число высокорентабельных предприятий. Цель — продукция высшего качества. Я все обосновала, все подсчитала, все продумала, нашла скрытые резервы производства… (Многозначительно, подчеркнуто.) И кое-что более любопытное… Ну, и конечно, я написала, что…

Х е к и м о в (перебивает, небрежно). Куда ты написала? В главк?

М е р д ж е н. Нет.

Х е к и м о в (вскидывает брови). Что, самому министру?

М е р д ж е н. Нет.

Х е к и м о в (хмурится). Неужели?..

М е р д ж е н. Да. Именно туда.

Опять долгая пауза. Хекимов в упор тяжелым взглядом смотрит на Мерджен.

Х е к и м о в. Ах, вот оно что! Так, так… Но ты проиграешь, Мерджен. Не тешь себя надеждой.

М е р д ж е н. Это не игра, Нурлы. Это всерьез.

Х е к и м о в (после паузы). Да, не игра. Ты права — война.

М е р д ж е н. Очевидно, извечная. Каждый из нас — боец, завербованный одной из двух сторон, Нурлы.

Х е к и м о в. Ты проиграешь эту битву, Мерджен. Такова логика обстоятельств.

М е р д ж е н. Мы победим рано или поздно. Раз и навсегда.

Х е к и м о в (усмехается). А что потом будете делать?

М е р д ж е н. Дел много на земле, Нурлы. Добрых дел.

Х е к и м о в. Это без нас-то, джигитов? Да ведь вы выродитесь без нас, ангелочки! Ге-не-ти-чес-ки!

М е р д ж е н. Ничего. Уж эту-то биологическую проблему мы как-нибудь решим.

Х е к и м о в (после паузы). Что ты еще там написала?

М е р д ж е н. Все. И о твоих делах с Азизовым, о том, что рулоны качественной кожи, отгружаемые к нам с кожзавода, до фабрики не доходят, испаряясь где-то по дороге не без участия Гошлыева. И о твоих делах с Атаевым из Теджена.

Х е к и м о в. Что?!

М е р д ж е н. Да, да. В твое отсутствие я ознакомилась с несколькими любопытными документами, в частности с твоей перепиской, которая натолкнула меня на мысль проверить накладные. Сравнив по ним количество обуви, прошедшей через ОТК, и то, которое уходило из фабричных ворот с липовыми накладными в портфеле того же Гошлыева, я удостоверилась в том, что часть продукции сплавлялась, как говорят, «налево». И немалая часть, как ты знаешь, Нурлы, немалая…

Снова долгая пауза.

Х е к и м о в (негромко, но внушительно). Мерджен, немедленно поезжай и забери письмо.

М е р д ж е н. Уже поздно, Нурлы.

Х е к и м о в (спокойно и твердо). Не поздно, Мерджен. Поезжай и забери. Скажи, погорячилась. Тебе отдадут его. Я позвоню… Никто не заинтересован в скандале. Ни-кто! Ты понимаешь? Сейчас я позвоню… туда — и ты поедешь, возьмешь письмо. Тебе отдадут. Я все объясню твоей неуравновешенностью, болезненным состоянием. (Кладет руку на телефонный аппарат.)

М е р д ж е н. Кому ты хочешь звонить, Нурлы?

Х е к и м о в. Одному человеку. Езжай — забери письмо. Прямо сейчас.

М е р д ж е н. Кому ты хочешь звонить?

Х е к и м о в. Не твое дело. Иди. Я поговорю без тебя. Не тяни время, Мерджен. Езжай!

М е р д ж е н (встает с кресла). Поздно, Нурлы. Поезд ушел. Копию письма я отправила… (Умолкает.)

Х е к и м о в (мрачнеет). Ах, вот даже как?

М е р д ж е н. Да, именно так. Сегодня меня вызывали по этому поводу.

Х е к и м о в. И что?!

М е р д ж е н. Сказали: прийти завтра. Кто-то там вдруг заболел. (Идет к двери, оборачивается. Говорит твердо.) Но завтра все будет решено, Нурлы! Все! (Выходит.)

Хекимов напряженно думает. В лице его решимость.

Х е к и м о в (механически). Завтра… все… будет… решено… Завтра… (Поднимает телефонную трубку, начинает крутить диск.)