Наступает долгая пауза. Хекимов думает, исподлобья поглядывая на Мерджен, явно обеспокоенный ее настроением. Он ищет выход из создавшегося положения.
СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Х е к и м о в. Ты знаешь, Мерджен, ты меня убедила. Клянусь. У-бе-ди-ла!
М е р д ж е н. Да? В чем же?
Х е к и м о в. Я — на лопатках! (Смеется.) Как и все у нас на фабрике. Я согласен с тобой. Пожалуй, следовало бы попробовать — дать вам, толковым, деловым, образованным женщинам, эдак раз в год на месяц повсеместно побывать в наших шкурах, доверить вам румпели всех звеньев нашей жизни. Всех! Был бы полезный эксперимент. Да, я согласен. Искренне. Согласен с твоей мыслью, с твоим энтузиазмом, с твоей фантазией. (После паузы.) Конечно, мы не можем, не имеем права заранее предсказать результаты. Но… очень любопытно. Очень! Итак, согласен с твоей мыслью, Мерджен. Но давай и ты… (Улыбается.) Соглашайся. Давай и ты помогай — мне, нам, фабрике! Закрой глаза на дефекты. Спасай план!
Наступает долгая пауза.
М е р д ж е н. Не пройдет твой номер, Нурлы. Не обманешь. На этот раз — не обманешь.
Х е к и м о в. Ты не дослушала меня до конца, Мерджен. На этот раз план необходим мне любой ценой. Показываю свои карты. Ты — свой человек, близкий мне…
М е р д ж е н. Перестань! (Морщится.)
Х е к и м о в. Да, да. Такие вещи не забываются. Словом, тебе можно довериться. Меня прочат в главк на место Баширова. Вопрос фактически уже решен. Дам я план — я в главке. И тогда я посажу тебя на это место. (Стучит пальцем по столу.) Ты понимаешь?
М е р д ж е н (изумленно). Так. Предлагаешь мне взятку? Хорош гусь!
Х е к и м о в. Да при чем здесь взятка? Я же говорю: ты свой, близкий мне человек. Да, да, несмотря ни на что, Мерджен! Откуда ты знаешь, может, и во мне живет это чувство… ну, ну… как бы это сказать?
М е р д ж е н (насмешливо, с горечью). Отцовское чувство… к тем малюткам, которые могли бы родиться у меня и не родились?
Они долго молчат, смотрят в упор друг на друга.
Х е к и м о в. Может быть, и это, Мерджен. Не знаю. Может быть…
М е р д ж е н. Не это, Нурлы. Не заблуждайся. У тебя — не это.
Х е к и м о в. А что же, Мерджен? Объясни тогда.
М е р д ж е н. Совесть, которая не может не мучить тебя. Голос твоей совести! Вот что! Все-таки ты человек, Нурлы. (После паузы.) Впрочем, что это я выдумываю? Какая совесть?! Ее в тебе — капля, а желание занять пост — как океан. Тонет писк твоей совести в его призывном рокоте.
Х е к и м о в. Что я — хуже Баширова?
М е р д ж е н. В том-то и дело, что не хуже. В том-то и дело, Нурлы, что даже лучше. Это-то и ужасно, что Баширов хуже даже тебя!
Х е к и м о в. Хорошо, Мерджен, не будем о совести. В конце концов, это слишком тонкая вещь, где уж тут чужим рукам прощупать? Но в моем предложении есть и другой момент. Повторяю, ты станешь хозяйкой фабрики. Вот и докажешь всем нам, чего стоят твои гипотезы относительно вашей женской врожденной хозяйственности. Не на словах, а на деле. Поставишь фабрику на ноги. Чем не цель в жизни?
Опять наступает долгая пауза. Мерджен задумывается.
Ну, соглашайся! Ведь поставишь фабрику на ноги! Я верю в тебя! Верю в твою хозяйственную гениальность! Верю в великий, мощный закон сохранения энергии. В твоей крови — упорство, правдолюбие крестьян и жаркое каракумское солнце! Тысячи лет труда, чистого синего неба над головой и свободы от этих вот камней. (Показывает на стены.) Ты еще ничего не растеряла, как я, родившийся в городе. Не успела. Терять будут твои дети.
М е р д ж е н. Что тебя-то заставило терять, Нурлы?
Х е к и м о в. Очевидно, тоже… какой-то мощный закон.
М е р д ж е н. Попал под лавину издержек общественного бытия?
Х е к и м о в. Очевидно. Что может быть еще? Ну, так как, Мерджен? Меняемся?
Мерджен долго молчит.
М е р д ж е н (задумчиво, невесело). Баш на баш?
Х е к и м о в. Вот именно. Ты мне — пост в главке, я тебе — фабрику.
М е р д ж е н. Иными словами, я спасу фабрику от тебя, от твоего стиля руководства, так?
Х е к и м о в (усмехается). Я не сержусь на тебя, Мерджен, золотко. По моим понятиям, каждый из нас двоих живет один у другого в крови. Пусть даже нет уже любви. Но ведь десять лет!.. Шутка ли? Разве мужчина и женщина в любви мешают только пот?
М е р д ж е н (как бы размышляя вслух). Я спасу фабрику от тебя. А вот кто спасет от тебя главк?
Х е к и м о в. Зачем же его спасать? Может, это мое призвание? Руководство, но на более высоком уровне.
М е р д ж е н. Ты думаешь?
Х е к и м о в. Я уверен. Я скорее теоретик. Я всегда был плохим практиком. В детстве я любил читать книги…
М е р д ж е н (перебивает). И хотел быть Д’Артаньяном? Помню. Ты сказал мне об этом тогда… в Фирюзе… В тот день! До! Охмуряя меня. Опутывая меня ложью. Красовался!
Х е к и м о в. Опять ты об этом?! Перестань! (Искренне возмущается.) Что ж, по-твоему, я и родился таким обманщиком, да?! Но ведь так не бывает! По тем же твоим мудрым, железным законам. Кто-то, очевидно, сделал меня таким. Значит, я жертва! (Смеется неожиданному повороту разговора.) А может, мы, шустрые, энергичные мужички, выполняем некую важную миссию в делах матушки-природы. Ее задачу! Как волки — в лесу. Может, мы своего рода санитары. Выявляем и практически избавляем общество от слабой, нестойкой породы женщин, от их слабого, нестойкого потомства. Ведь у так называемых вечных общественных невест, легкодоступных и, как правило, уже слегка помятых обстоятельствами, надломленных, меньше шансов на семью. Жизни нужно лучшее, здоровое! Я, конечно, шучу, Мерджен, шучу! Но кто его знает?
М е р д ж е н. Да ты и вправду теоретик, Нурлы-Д’Артаньян! И не исключена возможность, что из главка ты шагнешь еще выше, а там — еще. Но ведь это опасно: рыба-то гниет с головы.
Х е к и м о в. Ты сама станешь фабричной головой, Мерджен! Бери фабрику. И не мешай мне.
М е р д ж е н. Мне ты — фабрику. А тем или тому, кто устраивает тебя в главк, — туда какая мзда? Я давно догадывалась, а за эти три недели твердо поняла, что вы с Гошлыевым сильно мудрили здесь. Интересно, какой приварок ты сделал себе за эти годы?
Х е к и м о в. У тебя больное воображение, Мерджен. Ты раздражена. Ты ненавидишь меня. Сейчас уже ясно, что нам не работать вместе на одном предприятии. Бери фабрику. Я уйду в главк. Ты получаешь реальную возможность сделать фабрику образцовой, помочь народу. Мерджен, чудачка, ты реализуешь свою романтическую мечту! Пойми, другого шанса у тебя не будет. Ни-ког-да!
Мерджен растерянно смотрит на Хекимова.
Ну, иди же на склад, где лежит гора обуви и ждет твоего штампа!
М е р д ж е н (явно колеблясь). Нет, Нурлы… Я хочу побороться с тобой! С тобой — как с явлением!
Х е к и м о в. Вот и борись, милая, борись! Бери фабрику и борись!
М е р д ж е н. То есть?
Х е к и м о в. Разве у директора фабрики, да еще образцовой, в какую ты, я не сомневаюсь, превратишь нашу через год-другой, меньше возможностей для борьбы с отрицательными явлениями в нашей жизни? Ты директор — ты номенклатура! Ты — депутат райсовета! И так далее… Это же реальная сила. А сейчас ты кто? Где твоя армия? Где твое оружие? Повторяю, бери фабрику и… догоняй меня! Догоняй и борись! Сотри меня в порошок! Карабкайся вверх — по лестнице! А сейчас не цепляйся ко мне, Мерджен.
М е р д ж е н. Но это же очередная сделка с совестью!
Х е к и м о в. Так ведь ради дела! Ради заветной цели! Ради возможностей успешной борьбы! Разве победа не стоит некоторых личных моральных жертв? Догоняй! Со ступеньки на ступеньку!
