Это конечно хорошо, никто и не спорит, да вот беда, слишком смурной. О себе толком ничего не рассказывает, на все расспросы отвечает нехотя. Хорошо хоть имя своё сообщил, не то так и не знала бы, как обращаться к нему.

Нет бы уважить словоохотливую бабку, обожавшую неспешно беседовать о разном, да хоть бы и о погоде. Мог бы посидеть рядком, да поговорить ладком, расположившись вместе с ней за столом под рюмку чая, да под разносолы.

Сын бабы Шуры несколько лет назад переехал со своей семьёй на Север и наведывался редко, а дочь с зятем жили в областном центре и каждый год на всё лето подкидывали матери в деревню двух своих отпрысков.

В остальное время года пожилая женщина куковала одна, потому и сдавала жильё заезжим путешественникам. Всё нескушно, да и лишняя копейка в доме не помешает.

Каждый гость считал своим долгом потрещать с хозяйкой за жизнь, но этот попался какой-то скушный и нелюдимый. Бродит всюду пешком, а машина стоит на приколе. Правда вчера отвёз Зинку в больницу и даже не сказал, что та подавилась костью.

Баба Шура сама была не прочь поведать обо всём всезнающей соседке, но та опять её опередила, встретив за воротами, когда обе провожали коров на пастбище. Зайдя в дом, хозяйка не смогла скрыть досаду, потому и разошлась не на шутку, воюя с печкой.

— Что за человек, ни поговорить, ни выслушать, лишнего слова не вытянешь, даже клещами, — она продолжала демонстративно греметь заслонкой, как бы говоря тем самым, что пора бы уже вставать, здесь, мол, деревня, а не город.

Постояльцу удалось уснуть только под утро, потому и не выспался, но его проблемы в принципе не должны никого волновать. Наконец, бабке надоело воевать с печкой и она ушла в магазин за хлебушком и пропала, вернувшись аж к обеду.

Илье удалось снова заснуть и провалиться всё в тот же неспокойный сон, из которого его вывел сильный грохот в сенях, как будто что-то свалилось сверху. Хозяйка ввалилась в дом, причитая на все лады:

— Ой, горе-то какое, померла сердешная. Сгубили ироды окаянные. А ведь какая красавица была, молодая ишшо, чтобы так рано уходить на тот свет. Меня старуху Господь никак не приберёт, а её враз забрал.

Пришлось Илье встать, спешно одеться и выйти в большую комнату, гордо именуемую гостиной.

— Что там опять случилось, баба Шура?

— И не спрашивай, миленький, никак в себя прийти не могу, — ответила хозяйка, а следом выпалила:

— Учителка наша померла, Татьяна Викторовна, та, что музыку в школе вела и танцы в клубе.

— Сама померла или убили?

— Конечно сама, за что её убивать? Упала и об стену головой ударилась, прямо об гвоздь. Хорошая была женщина.

— Вы же только что говорили, что ироды её сгубили.

— Это я учеников имела в виду, довели до ручки, вот и померла.

— Так ведь она стукнулась?

— Ну да, упала и стукнулась.

— В общем, понятно, что ничего не понятно.

— Да что тут непонятного? Не придирайся к словам, сейчас не об этом.

— А о чём?

— Участковый наш из райцентра подмогу вызвал, следователя в помощь прислали. Говорят, телефон учителки пропал. Соседка с вечера бидон молока заносила, видела её с этим аппаратом, а уже сегодня нет его нигде.

— Понятно.

— А ты что же до сих пор не вставал? Смотрю завтрак так и стоит нетронутый. Ну да ладно, теперь уж обедать скоро пора. Иди умывайся и садись за стол.

— Я наверное сегодня или завтра уеду, пора мне, — сказал Илья за обедом.

— Как это уедешь? Ты же за неделю вперёд заплатил? Учти, денег назад не отдам.

— Так я и не прошу, не надо, оставьте себе.

Илья уже всё для себя решил, вначале он собирался заехать в больницу, чтобы серьёзно поговорить с Фаиной и уговорить поехать вместе с ним в Москву. Он чувствовал, что им обоим нельзя здесь оставаться.

Пообедав, Илья выгнал машину за ворота. Баба Шура решила, что он уже совсем уезжает и вышла провожать, испытывая облегчение от того факта, что постоялец не просит вернуть оставшуюся часть денег.

— Ну ладно, прощевай, гость дорогой. Прости, если что не так.

— Да погодите вы прощаться. я пока что не уезжаю, просто хотел кое-куда съездить.

— Тю, тебе не поймёшь, сам же сказал, что хочешь уехать?

— Но я ведь точно не сказал, когда именно. Возможно, что сегодня, а может и завтра. Потерпите меня ещё немного.

— Чего уж там? За неделю вперёд уплочено, захочешь остаться, значит так тому и быть. Куда направляешься, если не секрет, и скоро ли вернёшься? А то я ведь могу уйти по делам.

— В райцентровскую больницу поеду, а туда путь неблизкий.

— Ты Зинку что ли решил навестить? Так она ещё вчера вернулась, бают, молчит, как сыч, дуется, непонятно на что.

— Причём тут она? Нет, я еду навестить другую женщину, а Зинаиду Петровну я всего лишь подвёз.

— Ну да, ну да. Слышала уже, что костью она подавилась, говорят, сегодня с утра подруге своей шёпотом объясняла, да жестами показывала, как ты её от смерти спасал. А что же ты мне ничего не рассказал?

— Извините, я не подумал, что вам это может быть интересно.

— Почему она до сих пор молчит, не знаешь? Как будто язык отрезали? Я её видела возле дома учителки, постояла в толпе, потом развернулась и ушла восвояси. Ни слова не вымолвила, словно подменили бабёнку. Может это ты вчера с ней что сделал?

— Ничего я с ней не делал, говорю же, только подвёз и всё.

— А что? Баба она одинокая, видная, самый сок.

— Ничего так, что она намного меня старше?

— Так ведь хрен на метрику не смотрит. Ладно, не кипятись, шучу я.

Илья лишний раз убедился, что с деревенскими жителями лучше вести себя осторожнее, попадёшься кому на язык, так тут же окольцуют и разберут по косточкам всю твою жизнь.

Пример Фаи служил тому доказательством, стоило им только встретиться в роще, а потом на сеновале, как тут же стало обо всём известно. Молва чего только ей не приписала. Он-то мужик, с него, как говорится, и взятки гладки, женщинам в этом случае приходится хуже всего.

Пока бабка Шура беседовала с постояльцем, к воротам дома подъехала машина, из которой вышел представительный мужчина средних лет и направился прямиком к ним.

— Ох, ты ж батюшки, кто к нам пожаловал. Да это же тот самый следователь.

— Добрый день, хозяйка, — незнакомец поздоровался, потом пожал Илье руку.

— Здравствуй, мил человек. Зови меня баба Шура. А тебя как звать величать?

— Павел Афанасьевич, будем знакомы.

— Вам никак комната понадобилась? Что, решили у нас задержаться?

— Насчёт комнаты пока не знаю, это уж как начальство решит. Приказа пока не поступало, коли скажут остаться на пару дней, сразу же к вам обращусь.

— Понятно, а то оставайся, тут как раз постоялец мой решил съехать.

— Кстати, а вас как зовут?

— Илья Григорьев я.

— А по отчеству?

— Валерьевич.

— Так вот, Илья Валерьевич, советую не торопиться и задержаться ещё на какое-то время.

— Это ещё почему?

— Потому что никому нельзя покидать место преступления.

— Какого ещё преступления? Вы что, расследуете кражу телефона? А я здесь каким боком? У меня свой телефон имеется.

— Смотрю, вы прекрасно обо всём осведомлены. Откуда источник информации? Хотя, о чём я спрашиваю, сам деревенский. Здесь же всё знают друг про друга, правильно, баба Шура?

— Правильно, мил человек. Ты не переживай, у меня и другая комната имеется, туда тебя определю, ежели чего.

Тут у Павла Афанасьевича зазвонил телефон, он взял внушительную трубку в руки и отошёл в сторону. Илья ждал конца переговоров и стоял на месте, он так и не понял, почему вдруг ему нельзя уезжать.

— Ну, что, баба Шура, дан приказ остаться, показывайте другую свою комнату, — весело произнёс следователь, закончив разговор.

— Погодите, давайте сначала со мной всё решим. Я уже понял, что уезжать совсем нельзя, но мне прямо сейчас нужно в райцентр, навестить в больнице свою знакомую.