Померанец химичит, включает компьютер, открывает бразуер Тор. После сложной системы прокси набирает в скайпе через браузер номер телефона означенного по телевизору контакта.

– Я буду стоять за экраном. Пообщайся. Это такая клоунада. Нас она должна развлечь, – говорит Эдуард.

Чисто для прикола одеваю на лицо чёрную маску коронавируса с перечеркнутой буквой О с двумя точками наверху. А потом, передумав, снимаю и надеваю другую с надписью: «Уходи!»

Гудки идут. Звонок длится. На экране вертятся пространственные абстрактные картинки. Появляется молодой человек:

– Кто вы?

– Тот, для кого по телевизору давали рекламу. Это я освободил пикетчиков.

– Сейчас с вами будут говорить, – отвечает он и исчезает.

– Здравствуйте! Я очень рада, что вы здесь! – вначале раздаётся голос, а потом возникает лицо улыбчивой дамы за сорок. Выглядит, как ведьма. Но не важно. У них в их прошлом так выглядеть, похоже, нормально. Гримасничает экзальтированно. Похоже, её именно так учили общаться с заговорщиками.

– Вы просили позвонить, – нейтрально отвечаю.

– Именно так, – говорит она. – Вы кто?

– Тот, кто освободил борцов за свободу.

– Мы с вами не будем согласны в определениях, но это неважно! Ведь мы, вы и я, хотим только добра! Правда?

– Ну да, – отвечаю.

– Расскажите немного о себе.

– Рассказывать ничего не собираюсь. А вы о себе расскажете?

– Мы сейчас решаем вашу проблему, – улыбается ведьма. – Кто вы?

– А не пошли бы вы на…

Вижу, что её лицо переламывается, и она хочет спросить:

– А ты не обнаглел? Или: – Я тебя прикажу убить! – но вместо этого она спрашивает:

– А вы всё-таки расскажите, – начинает с расстановкой она. – Это в ваших интересах!

– Давайте короче. Я знаю, вы меня сейчас начнёте запугивать. Будете пытаться вычислить моё местонахождение. В чём ваше предложение. Или я прерываю видеосессию.

Она ссыт, что прерву сессию, а она получит по башке от своих палачей, и говорит:

– Мы уже поняли, вы из будущего. Так называемого демократического. Где царят анархия и произвол. Так ведь, да? Иначе вы бы не бежали из своего времени! Даже если вам и дали задание, такие задания дают только тем, кто недоволен и готов куда угодно, но только подальше от своего времени, от своей демократии, якобы свободы! Да и от себя!

– Короче! – прерываю.

– Мы дадим вам пожизненное обеспечение.

– Может, пожизненное заключение? – прерываю.

– Нет! Вы будете иметь всё. Только перейдите на нашу сторону. Непыльная работа, дом, деньги – у вас будет всё. Или вы тщеславны? Хотите стать депутатом парламента? Министром? Пожалуйста!.. Даже если впереди и ваша псевдодемократия, то вы ещё пожить успеете!

– Президентом?

– Место президента занято, – печально отвечает она. – Всё остальное мы вам обещаем!

– Но ведь вы же врёте, как дышете. Вместе с вашим типа пересидентом, – и этими словами прерываю её и выключаю компьютер. А в кассу вспомнил дефиницию с митинга «пересидент»!

–Круто! – говорит Померанец, вырубая бразузер «луковицу», особый и защитный, чтобы не опознали, и выходя из-за обратной стороны компьютера, где он скрывался, чтобы его не заметили и не опознали.

– На самом деле это всё блеф. У нас там в будущем никакая не демократия. А самый что ни на есть тоталитарный режим, – проговариваю по инерции, поскольку уже начал говорить правду.

– Не может быть! Ты выглядишь, как абсолютно свободный человек!

– Это просто твоя проекция, как свободного человека, ты и в других видишь только свободных. Однако я – раб. Ибо. Существует такой профессор Гольц. И он мной управляет.

Меня прорезает такая страшная боль, что теряю сознание. Гольц? – успеваю подумать. И назло врагу вру товарищу:

– Нет, у нас в будущем демократия и свобода, – успеваю ответить, но моим языком и губами словно руководит кто-то другой.

– Ты предал свою страну и своего вождя, и за это подлежишь смерти, – смотрит мне прямо в глаза Гольц и злобно жмёт какую-то кнопку. От боли пропадает всё. Еще раз пропадает всё. Когда же смерть?.. Белая пелена.

– Ты сдохнешь, а мы, твои враги, будем жить, – звучит закадровый голос.

Я вижу что-то страшное в метели и в вое ветра. Маленький младенец кричит, а ему клеймят лоб раскалённым железом. Младенец – это я сам. Я вижу словно со стороны, пока властные руки медсестры-нацистки держат головку, врач-садист быстро вводит в головушку маленького человека чип, а потом заляпывает заморозкой, без крови, дырку во лбу. Считается, что наркоз не нужен. Пусть младенец привыкает к боли и рабству. Наркоз дорог. Наркоз – привилегия высших сословий, начиная с высшего среднего класса.

Невидимый голос говорит: «Терпи, ты обязательно выдержишь», – я ему верю, потому что лёгкий ветер дует мне в лоб. ТЫ ВЫЖИВЕШЬ ВРАГИ УМРУТ.

Капли солнечной жидкости падают на брусчатку пола. Профессор-мучитель Гольц выливает что-то из бокала прямо на брусчатку пола. Потом отпивает из отлитого бокала:

– А хороший коньяк! Наши люди всегда как сыр в масле катаются!

Капли, которые пали на пол, становятся красными расползающимися шариками.

Я не понял сразу, но это, оказывается, палач профессор Гольц выливает коньяк из бокала прямо на брусчатку пола, камни окрашиваются красным, и капли прыгают ввысь, будто вопия к небу. Капли крови летят вверх, летят. Небо становится красным. Скоро рассвет или что-то похуже.

Небо превращается в моё лицо, но скоро гроза, тучи наступают. Кто-то прикладывает ко лбу тучи, и лоб шипит. Это мой лоб, понимаю, потому что лбу щекотно. Но мне не больно. Я слышу что-то.

– Просыпайтесь, вы можете, я знаю, вы можете, – повторяет надо мной ласковый голос, и я открываю глаза. – Вы сможете ожить и проснуться! – говорят мне. Я смотрю в оба.

На меня смотрят большие радужные кружки, меняющие цвет от зелёного, через синий и серый, к чёрному. Похоже, у меня зрительные галлюцинации. Моргаю глазами, открываю их снова. На меня продолжают смотреть те же глаза.

Кто-то говорит:

– Это Ася, – я поворачиваю голову на звучащие губы. Я лежу на больничной койке. Сбоку стоит Эдуард Померанец. Он говорит что-то ещё, но я не понимаю.

– Да, я компьютерщик и врач, – подтверждает с улыбкой молодая женщина. Понимаю, она подтверждает слова Померанца, те, которые я не понимал.

– Я видела вас по телевизору, – говорит она. Оказывается, через сложную цепочку знакомых и друзей она вышла на Померанца и нашла меня.

– Мы в дружественной больнице, – говорит Померанец. – Её руководитель тоже протестный. Стал недавно.

– Как раз в нужный момент, – говорю я. – Мне было очень хреново.

Девушка в ответ смущенно улыбается.

– Тебе стало плохо, потому что она пришла, – говорит мой друг Померанец.

– Я вас оглушила вот этим, – она показывает тонкий аппарат, наподобие белой планки для прочистки стиральной машины.

– Что это? – спрашиваю.

– Уязвитель, который выдаёт излучение.

– Уязвитель?

– Усилитель, вы не поняли. Хотя можно назвать и уязвитель, – подтверждает девушка.

Померанец мне ободряюще кивает.

– Она должна была разбалансировать твою биологическую систему защиты, чтобы вытащить из тебя чип-электрон.

– Электронный чип, – поправляет девушка.

– Как же я вас не заметил? – потираю лоб и тут же дергаюсь от боли. Девушка останавливает меня рукой:

– Пока не надо. Не трогайте. Я была сзади. Мне нужно было вас контролировать. Хотя я и не сторонница непременно везде и всегда женского руководства, – кокетничает она.

– Если совсем просто, она тебя оглушила сзади этой белой планкой, приставив к голове, а потом взяла ещё одной штуковиной, – и, пока Померанец говорит, девушка с улыбкой показывает белые почти невидимые очень тонкие щипцы, которые видимы только под определенным углом зрения: – А потом взяла, схватилась ещё одной штуковиной, и, пока ты лежал, вытащила из тебя этого червяка, – Померанец протягивает мне на ладони маленькую и ржавую металлическую деталь.