«Кора! – резко прервал ее Ян, – не стоит, разве ты не видишь насколько она слаба сейчас?»

«И кто именно, Ян де Кнайт, дал тебе право здесь командовать? В последний раз, когда я уточняла этот момент, ты прикреплен к проекту только до тех пор, пока мы с Еленой…»

«Неужели у тебя нет чувства справедливости по отношению к Елене? Она…»

«Прекратите! – вмешалась я в их перепалку, повышая свой голос настолько, насколько была в силах. – Я сделаю сегодня еще один сеанс».

Я уже решила, что я это сделаю. Что угодно.

Кора, ставшая теперь такой угодливой и милой, когда я потакаю ее желаниям, принесла мне бутерброды, печенье и кофе, оставив все это около кушетки. Я сказала ей и Яну, чтобы они не возвращались часа три как минимум; мне нужно было поспать. На самом деле я проспала всего час, настроив так свой будильник.

Я позвонила в авиакомпанию и перебронировала свой рейс на завтрашний вечер, искренне надеясь, что к тому времени я точно улечу домой.

Существует много видов депрессии. Дистимия или хроническое депрессивное расстройство, часто, но не всегда, это бывает в семьях. Наука только начала открывать генетические причины. Дистимия варьируется от легкой, но при этом хронической, до суицидальной. Она может, как у Лейлы, варьироваться по интенсивности, в зависимости от разных событий.

Ситуационная депрессия, с другой стороны, вызвана конкретной ситуацией. Часто это может быть облегчено изменениями в состоянии депрессивного человека, это обратить к нему большее внимание или просто воспользоваться самым старым из всех лекарств – временем.

Но время Марии ван Левенгук, не помогало. Она гордилась тем, что была полезна своему знаменитому отцу, но ощущать гордость – это совсем не то же самое, чем ощущать себя любимой.

Осторожно, подключив свой мозг к аппарату Коры, включила его и легла на кушетку.

Неся небольшой букет диких цветов, я иду через рыночную площадь, мимо Ньиве Керка. Звонят колокола, но я не подымаю взгляд. Обогнув церковь, я вхожу на кладбище. Виллем конечно здесь не похоронен; я никогда не узнаю на каком поле боя он погиб, и кто его похоронил, если вообще было ли такое. Я иду к могиле своей матери.

На самом деле я не скучаю по ней; ведь это было так давно, и я была всего лишь ребенком, когда она умерла. Но это тихое место, где не заметна печаль.

Виллем, Виллем, Виллем…

Здесь были еще два человека, которые оплакивали своих близких. Мария их даже и не заметила. Я подождала, пока они уйдут.

Если бы Виллем был жив… если бы не было войны… если бы церковь не была такой, как ее характеризовал отец: «Домхейд, Ваанвурстеллинген…» Отец всегда прав…

То, что я собиралась сделать, было и запретным, и опасным. Опасным потому, что поначалу в сцепке Мейера, такое пытались сделать три получателя. Двое из них были в норме, если бы не их полное истощение сил.

Наклонившись, положила на могилу цветы и когда я выпрямилась, Виллем стоял передо мной. Мир закачался на своем фундаменте.

На протяжении десятилетий, науке было известно, что материя мозга работает на квантовом уровне. Уже более века известно, что квантовые уравнения работают независимо от времени. В прошлом или будущем – это не имеет значения. С библейских времен люди, которые почти ничего не знали о науке, знали о разумах, которые могут порождать такие иллюзии, что их зрители по-настоящему считали их реальными. Ложные представления, галлюцинации (голланд.) обычно вызываются болезнью, аномальным состоянием в разуме.

Я – аномальное состояние, в разуме Марии.

Разворот – это перенос ее воспоминаний в мой мозг, передача моих образов в ее мозг – это не так уж и сложно, как должно быть. Не сложно, если созданный образ силен и оба человека достаточно внушаемы. Это запрещено, потому что прошлое считается священным, смотри, но не трогай. Даже прошлое в памяти.

«Виллем?» – спросила я.

«Я люблю тебя!» – говорит Виллем мне. Его тело колеблется, мерцает; он призрак, он ангел. Я знаю это. Это не важно. Он же здесь. Он идет ко мне.

Я делаю шаг к нему, а он двигается назад.

«Нет, Мария», – предупреждает он. А затем, как будто для этого требуется вся его воля, он выдыхает: «Я жду тебя». И исчезает.

Я падаю на колени, рыдая от ужаса и радости.

Я больше не могла этого выносить. Мое сердце бешено колотилось, мое дыхание стало таким затрудненным, что я пришла в ужас от того, что это вовсе не закончится. Я не могла встать с койки, чтобы выключить оборудование и даже не могла дотянуться до соединительных проводов, чтобы их выдернуть. Третий получатель из тех, кто пытался такое делать, выжил, но уже никогда не был прежним. Я не могла дышать. Я…

Затем провода освободились и меня обхватили руки, крепко прижимая к себе. Ян произнес: «Это было глупо с твоей стороны!»

– Домхейд, – прошептала я, но он меня не услышал.

– Что ты сделала? Зачем… Черт возьми! Ты что, обезумела? (голланд.) Ты была в развороте?

– Я не могу… помоги… папа… или Лейла, – прошептала я и все погрузилось во тьму.

Ян отвез меня в аэропорт. Мое состояние было нестабильным, из-за слабости и тумана в голове, из-за слишком маленького количества сна, несмотря на то, что я только что проспала четырнадцать часов. Вчерашним вечером Ян отвез меня домой, на этот раз он остался, приготовив мне поесть, когда я проснулась. В лаборатории он удалил записи, которые были созданы мной в этом опрометчивом сеансе. Никто теперь не узнает, и моя карьера будет в безопасности.

– Ты что обезумела? – сказал он тогда мне по-голландски.

Да. Буквально и без преувеличения.

– Ян, – обратилась я к нему, перед тем как пройти регистрацию на рейс, – прости, что я так и не поужинала с тобой. За то, что я отказалась, да еще и в грубоватой манере. Это было несправедливо с моей стороны и если я вернусь в Европу или ты приедешь когда-либо в Калифорнию…

– Могу я позвонить тебе? Я имею в виду поболтать не только о научном проекте?

– Да, это было бы здорово, мне бы этого хотелось.

– Чем будешь заниматься по приезду домой?

– Закончу разбираться с наследством отца. Позабочусь о Лейле. Поработаю с написанием результатов касательно сцепки Мейера, теперь уже на удаленном контакте с Корой. Кстати она к тебе неравнодушна и хочет тебя захомутать.

– Я знаю, – он сильно покраснел, заколебался, а затем с неловкой смелостью произнес, – но меня интересует не Кора.

Я поцеловала его на прощанье, и неожиданная сладость пронзила меня.

Я конечно никогда и не узнаю, имело ли это хоть какое-то значение, но я не сожалела о том утешении, которое пыталась принести Марии. Я не заслуживала внимания и доброты Яна. Тот единственный исследователь, который потерпел неудачу в контакте разворота, точно не заслуживал психопатического расстройства. Лейла не заслуживала того, чтобы унаследовать дистимию нашего отца. Мария ван Левенгук, верная и преданная своему отцу, не заслуживала ни его эгоцентричного пренебрежения, ни смерти Виллема на войне. Жизнь была несправедлива.

Вот почему люди должны стараться быть такими, не заслуживающими подобных вещей. Мы же не только… маленькие зверюшки.

Ян попрощался со мной, и я направилась к самолету, который наконец-то доставит меня домой.