— В таком случае у меня есть предложение, — сказал он. — Давай выпьем за нас с тобой. Все-таки десять лет… Почти не ссорились. Оба столько успели… Словом, есть за что! Верно?

— Верно! — согласилась охотно она.

— Ты что больше любишь? Шампанское или вино? Я что-то забыл…

От выпитого шампанского их еще больше потянуло на разговор:

— Ну а что бы ты хотела в будущем?

Они разговорились. Она рассказала ему о своих мечтах. Оба со смехом отметили, что мечтают примерно об одном и том же. Это показалось им очень забавным. Снова выпили шампанского.

— Какой сегодня замечательный день! — сказала она. — Мне еще никогда в жизни не было так хорошо.

— И мне! Пойдем потанцуем?

Расходились гости поздно. На прощанье снова кричали им «Сладко!» и заставляли жать друг другу руки. Хохотали до коликов. Завидовали: мужчины — ему, женщины — ей… Благодарили за чудесный вечер, забирали подарки, подаренные к свадьбе… Желали хорошей последней брачной ночи…

— Ну, ты довольна? — спросил он, когда они остались одни среди груды немытой посуды.

— Очень! Сегодня был лучший день в моей жизни! — сказала она, поднялась на цыпочки и дружески поцеловала его в щеку.

От этого поцелуя он осмелел и обнял ее.

— Ты что? — удивилась она. — Зачем тебе все это?

— Выходи за меня замуж!

— Мы слишком мало с тобой еще знаем друг друга! — Она попыталась отстраниться.

— Неправда! То, что я узнал сегодня о тебе, мне очень нравится, и я уверен, что мы подходим друг другу!

— Все равно, один день — это слишком мало, чтобы делать столь серьезное предложение. Мы уже не в том возрасте… Надо все обдумать.

— Что тут думать?! Я люблю тебя, ты любишь меня. Я это видел сегодня по твоим глазам. — Он снова сделал попытку поцеловать ее.

— Нет, нет… Только не это! — Она вырвалась из его объятий и от смущения стала поправлять окончательно развалившуюся прическу.

— Ну почему же?

— До свадьбы нехорошо! — сказала она и пошла мыть накопившуюся за вечер посуду, предварительно надев на себя заношенный халат…

Здравствуй, дорогая редакция!

Мне три года. Я девочка. Помогите! С тех пор как я несколько раз подряд дирижировала по телевизору Большим симфоническим оркестром, со мной перестали играть во дворе все девчонки и даже мальчишки. «Хиляй, — говорят, — отсюда, вундеркиндка несчастная!»

А когда я их спрашиваю, что такое «вундеркиндка», они отвечают: «То же самое, что жила и задавака!»

За что? Я же просто дирижировала. Я вообще больше всего в жизни люблю дирижировать. Это отвлекает от иностранных языков, греческой философии и ядерной физики. И потом — с чего бы мне задаваться, когда у меня всего одна кукла, и та вся обтрепалась. А новую мама не покупает. Говорит: «Ты вундеркинд, поэтому не должна быть похожа на остальных детей». Недавно, когда после очередных дразнилок во дворе я категорически заявила ей, что никогда больше не буду дирижировать по телевизору, они с папой поставили меня в угол. И потом долго еще ругали! «Неужели, — говорили, — тебе хочется жить так же, как твои родители?»

А я не понимаю: чем они плохо живут? У обоих два раза в месяц получка! Поэтому четыре раза в месяц мы едим пирожные…

Я долго думала: что делать? Даже, стоя в углу, перечитала Чернышевского. Но ответа у него не нашла. Тогда и решила написать вам. Потому что наша соседка после ссоры с моими родителями всегда пишет в редакцию. Конечно, если вы опубликуете мое письмо, меня снова поставят в угол. Но потом, я уверена, они поймут меня. И больше не будут заставлять меня дирижировать по телевизору Большим симфоническим оркестром. Тем более что до большого, если начистоту, я еще не доросла. Только до малого. А то, что вы видели по телевизору, — это хитрость. Дирижировала на самом деле не я, а Глеб Васильевич. За моей спиной. И ему не три года, а четыре. И он согласился выручить меня, потому что единственный в жизни, кто по-настоящему меня понимает. Ведь его во дворе тоже все обзывают «знаменитостью» и обещают ему за это расквасить нос и переломать все дирижерские палочки. И мне его тоже жалко, потому что он ни во что больше не верит…

Зато, если вы нам поможете и мы больше не будем дирижировать по телевизору, к нам сразу вернется доверие всего двора! И тогда… тогда девочки, может быть, снова разрешат мне поиграть с их куклами, а Глеба мальчишки поставят на ворота.

Дорогая редакция! На этом заканчиваю, так как в соседней комнате меня дожидаются приехавшие с радио корреспонденты, а я еще не причесалась и не приняла рыбий жир. Мама говорит, он улучшает цвет лица. Вот только я не понимаю — зачем он мне? На радио все равно не видно.

P. S. Дорогая редакция! Очень прошу вас, если не сможете нам помочь, то сделайте хотя бы так, чтобы рыбий жир продавался в таблетках.

1985–1987

Уважаемый товарищ Генеральный секретарь!

Пишут Вам благодарные жители города, в котором Вы побывали с деловым визитом. Правда, Вы только за три дня сообщили нашим городским властям о своем приезде, но даже за эти три дня они успели сделать для нашего города больше, чем за все годы Советской власти.

Во-первых, были покрашены все дома со стороны улиц, по которым предполагался Ваш проезд. Но потом кто-то сказал, что Вы любите отклоняться от намеченного маршрута. И наши власти были вынуждены покрасить и остальные дома. Причем так старались, что некоторые закрасили вместе с окнами.

Во-вторых, все улицы к Вашему приезду были освещены, заасфальтированы, озеленены… В ночь перед Вашим приездом в городе было вырыто 365 подземных переходов. В магазинах появились продукты, которые мы в последний раз видели лет двадцать назад, когда неподалеку от нашего города, в нейтральных водах, затонул английский рефрижератор, везший эти продукты голодающим Африки.

В-третьих, строителями наконец был достроен мост, о торжественной сдаче которого Вам рапортовали еще в прошлой пятилетке, но который, когда грянул оркестр и комиссия обрезала ленточку, осел и отчалил от берега вместе с комиссией.

Наконец, дорогу из аэропорта комсомольские работники пропылесосили собственными пылесосами. А профсоюзные — подмели лес в окрестностях этой дороги, покрасили в свежий зеленый цвет листья на всех дорогах и помыли югославским шампунем все памятники в городе. Причем памятник Менделееву был отмыт настолько, что оказался памятником Ломоносову.

Более того, боясь Вашего гнева, многие руководители сдали государству свои личные дачи. В некоторых из них открылись за эти дни ясли и детские сады. Их всегда так не хватало нашему городу! Дача управляющего делами обкома была переоборудована под новое здание аэровокзала. А грядка из-под огурцов на его огороде забетонирована под взлетную полосу для «Ил-86».

Встряхнулись и изменились в лучшую сторону и остальные наши руководители. Поскольку все знают, что прежде всего Вы цените в руководителе его личное мнение, наши руководители три дня заседали на горкоме, вырабатывая личное мнение каждого, после чего утверждали его на обкоме.

Все также знают, насколько хорошо Вы разбираетесь в животноводстве. Поэтому был собран консилиум научных работников по вопросу: «Сколько дойных сосков у коровы?» Оказалось, четыре, а не семь, на которые давался план раньше, с тех самых пор, как пролетариат был послан в деревню проводить коллективизацию.

Конечно, не обошлось без перегибов. Например, в ночь перед Вашим приездом зачем-то были проведены учения по гражданской обороне. Однако поскольку сигнал тревоги испортился, а все противогазы, как оказалось, работают только на выдох (на вдох их надо каждый раз снимать), то в три часа ночи после истошного крика начальника гражданской обороны города: «Внимание, ядрёный взрыв! Ложись!» — все выбежали из домов и попадали на землю, от излучения тщательно прикрыв ладонями лица, а от радиации плотненько застегнувшись на все пуговицы. В результате половина населения на следующий день опоздала на работу, ожидая отбоя.